Покидая в урну кусочки маково-разрыхленного самообладания, склеиваю новое гипер-титано-алмазно-прочное. Мое сочное лицо нравится людям. Оно белое и чертовски любит улыбаться. И любит мозгом, когда улыбаются другие дружественные представители окружающей рабочие места фауны.
Я художник.
Скажите, это громко?
Я стараюсь.
Судите, это вязко?
И я чертовски в себе, что дни идут крабово боком, но радуют страшно.
Знаешь, это только мужчины сделали меня красивой (это воообще взрывает перепонки по громкости), давая мне десятки раз чувствовать, что нравлюсь. О Боже, а ты думаешь, какого девяносто седьмого проклятия меня заводят разговоры об обществе? Какого я бегала темными шумными ночами по не спящей никогда Москве-молодухе? Кутежный август. Отлично кутежный. Инфернально, я бы даже сказала.
Увы, раствориель №2, связующий свое исполнение с техническим мальчиков отобрышей-недоборышей №64, выводит нас на чистую воду. Несмотря на то, что перед уроками живописи мы закрепили условие "не палится о своих похождениях".
Теперь мы правильные, загруженные колоссальными, давищими на плечи ответственностью, делами; теперь наше время превратилось в красивую круглую натуральную цифру нуля. Наше время, о нем можно так много говорить, оно так заполнено. Знаешь, моя любимая, я от этого понимания столбенею от счастья. Хотя, может, по дурости путаю счастье с радостью, как и все остальные люди.

Пока!
Я снова покидаю!
Джейм Джойс, я в экстазе. О, Джеймс, вы заставляете меня рыдать от наслаждения, путешествуя по вашей Одессее. Я почти чувствую любовь - слово, которое знают все. Но как только чувствую, останавливаюсь, не пора.
И тем более я уже влюблена в мертвеца, правда, В.В.М.?)
[392x590]