Как бы то ни было, начал новый сценарий. Старый, впрочем, еще не сдан - кинобизнес наравне с литературой - одно из самых необязательных, непунктуальных занятий. Впрочем, если бы я внес в контракт, в раздел форс-мажора отсутствие музы, то под тем или иным соусом студия бы приняла условия...
Я не внес. А знаете почему? Музы у меня нет уже долгие года - то, что вы видите - это хорошо поставленный удар профи.

Но я не о том. Я начал новый сценарий. Опять пишу его не в формате. Опять моей подруге и агенту прийдется его править на киношный лад... Ну а я в то же время начну делать его лит.обработку.
Уже состоялся разговор со студией насчет этого сценария - как всегда очен-но мешает отстутствие бабок. Торги продолжаются, но я все равно пишу. Сегодня набросал неплохую сцену, и не могу ей не похвастаться.

Московский дворик, пустые качели, дом Стригунов.
Во дворе прислуга выколачивает перины, подушки.
Входит Данилин.
- Здравствуйте, тетя Фрося!
Служанка:
- Ай, ваше благородие! Андруха! И тебе наш поклон! Никак приехал, касатик?
- Только сегодня ночью прибыл в Москву.
- А откель? Аленка говорила. Что ты не то у самоедов, не то у айнов…
- С Чукотки
- Ну и как там, в Чукотке?
- Да так, живут люди… Вы мне Аленку не позовете?
- Ой, а барышни нет. Они на дачу уехали, в Суково.
В «Суково» - ударение на первый слог. Это старое название Солнечной.
Служанка:
- Да вы заходите, чайку попьем...
- В другой раз, тетя Фрося. Мне бы желательно завтра и уехать!
- Ну, гляди!
-
Полустанок. Вдоль рельс идет Данилин.
Где-то, удаляясь гремит пригородный поезд.
-
Вечер, поляна. Девчонки играют в бадминтон - среди них Аленка.
На веранде вдалеке - взрослые тихонько бражничают.
Одна из девчонок:
- Аленка! Там твой юнкер приехал.
Аленка отходит. В тени деревьев стоит Данилин. Руки за спиной.
Данилин:
- Здравствуйте, Алена Викторовна.
- Здравствуйте, Андрей Михайлович…
- Я приехал.
- Вижу. И что дальше?
Из-за спины Данилин вытаскивает букет. Букетик простой - ромашки да фиалки.
- Это вам! Извольте со мной прогуляться.
Идут аллеями усадьбы. Молчат, Далилин смотрит на Аленку.
Аленка:
- Что же вы молчите?
- Вами любуюсь. Завтра у меня поезд с Николаевского вокзала. Уж не знаю сколько месяцев мы с вами не увидимся. Вот и запоминаю какая вы - запасаюсь красотой впрок.
- А где же вас носило доселе?
- Я же писал - в Сибири, на самом ее краю, на Чукотке. Там где плавал барон Толь. Море Норденшельда, Восточно-Сибирское…
- Врете вы все! Вы в Японии были! А там всем известно - на каждом шагу гейши.
- Да честное благородное слово - я из России не выезжал…
- Что-то вы все ездите, а толку с этого чуть. Наверное, вы плохо учились в училище, и теперь - мальчик на побегушках.
- Я был вторым на своем курсе…
- Тогда почему вы не служите в лейб-гвардии? Или хотя бы в столицах?..
- Оттого, что там служить дорого… А так - я на полном коште у державы.
- Стало быть, столицы вам не по карману…
- Ну да…
- Все, дальше меня не провожайте! А то маменька увидит, разругается!
Останавливаются.
Аленка:
- Ну почему?.. Ну почему - у всех кавалер как кавалер, а у меня - бедный юнкер, который мотается бог знает где, которого и родителям показать стыдно!
- Я не юнкер уже - я офицер…
- Молчите уж! Я читала про ваших чукч! Они ведь людоеды - стариков своих в голодную зиму едят без соли и хлеба! А вас бы съели, чтоб было бы?..
- Ничего страшного. Вы бы нашли другого кавалера.
- Глупый мальчишка, юнкер, прости-господи! Я же из-за тебя волновалась!
Лупит его букетом по лицу, листья и цветы летят на землю.
Данилин стоит как вкопанный.
Аленка:
- Вот тебе! Вот тебе еще! Чтоб не уезжал!!! Чтоб чаще писал!
Успокаивается, отступает:
- Простите, Андрей Михайлович…
- Да не за что прощать. Я, напротив, рад…
- Чему же вы рады?
- Тому, что не подарил вам розы…
Аленка целует его в щеку, убегает.
Данилин стоит на месте.
Из боковой аллеи сада выходит дед Аленки.
Дед:
- Господин подпоручик, не соблаговолите ли чайку попить с ветераном турецкой кампании. Не спиться мне, старому…
-
Сад, столик, самовар, фонарь «летучая мышь».
Дед наливает чай Данилину. Подает чашку.
Дед:
- Пейте на здоровье…
Данилин:
- Вы слышали?..
- До последнего словечка. Уж простите стариковское любопытство. Аленка вся в бабку-покойницу пошла. Царство той небесное. Тоже своенравная была, паняночка, полячка, варшавянка. Мы в Польше познакомились, во время тамошнего мятежа. Я приехал усмирять, а она меня кипятком из окна… Я в дом - думал нагайкой по заднице. А увидел ее, говорю, мол, когда это безобразие закончится, не соблаговолите ли со мной посетить полковой бал. И ведь вальсировать тогда я не умел, косолапый. Она учила… А потом настояла, чтоб я в Москву перевелся. Если б не покойница - вернулся бы на Батюшку Дон.
Наливает чай себе присаживается.
- Я вот молодой был, мечтал: остепенюсь, дом поставлю. И чтоб в нем непременно много абрикос. Люблю я их. А приехали сюда - и дом, и самовар, и абрикосы растут. Только не цветут они тут ни шиша.
- Отчего?
- Холодно, цвет вымерзает. В иную весну костры жгу всю ночь - не помогает. Сын хотел покорчевать - я запретил. А вдруг зацветут? В прошлом веке, говорят, соловецкие старцы растили у себя арбузы. О чем это говорит?
- Это говорит, что трудолюбие все превозмогает…
- Ан-нет. Это говорит о том, что раньше зимы теплее были… Вот и с ними, с девами так надо - терпеть, авось и потеплеет…
-
Комната Аленки. Она за столом, перед ней раскрытая книга. Меж страниц она прячет цветы из букета.