Для Альтернативного мира ролевых игр

Предупреждение. Яой, ангст, экшен. Рейтинг: R.

Предыстория. Мрачный библиотекарь и уличный хулиган встретились при не совсем обычных обстоятельствах. Пока их связывает корысть, но что будет дальше?

/неделю спустя после событий первой части/

Убежище Вольных - старый сарай на одной из пригородных ферм. Хозяин ее, разорившийся пожилой одинокий фермер, держал в секрете пребывание у него пятерых бандитов, получив от Ткача хорошее вознаграждение за это. С закрытием фирмы Шульцев Блуденц потерял приток туристов, а значит и источник доходов, а коренное население не нуждалось в продуктах питания в таком количестве, какое предоставляли окружающие фермы. Выживает сильнейший и хитрейший, а прочие... берут взятку от бандитов за то, что покрывают их, готовят им еду и не спешат в полицию.
Когда Ткач вернулся домой, слабый, раненный, с повязкой на боку и в чужой джинсовой куртке, Качок уже места себе не находил. Договаривались, что Игэль вернется вечером, а тот пропал до следующего дня. А потом еще и отказался признаваться, где был и кто его перевязал. Ну, хотя бы, кто ранил, сказал. Качок долго бурчал ругательства себе по нос, пока, словно наседка, обхаживал главаря. А Ткач все время пытливо поглядывал на Гийана, который с братом сидел под окном сарая на копне сена и читал новые приобретения.
- Эй, Культурист. А не покажешь, что потырил в школе? - наконец, позвал Ткач. Дело близилось к вечеру, им принесли ужин, и банда расслабленно его поглощала: еще один день пережили благополучно.

- Зачем? – отвлекшись от текста, близнец внимательно взглянул на главаря, абсолютно не беря в расчет возможность того, что кто-то, кроме него самого здесь, собрался самообразованием на досуге заняться. Немигающим взглядом упершись в Ткача, Гийан отстраненно прокрутил в голове все варианты того, что эти варвары могли сделать с его книгами. Излюбленным делом было разжигание костра при помощи Гомера, один раз из достояния современной классики был сделан самолетик, в другой раз он обнаружил свою любимую книжку «Божественная комедия» великого Данте полностью уляпаной в чем-то жирном, пришлось срочно менять испорченный экземпляр в местной академической библиотеке, интересно, чего на этот раз стоит ожидать? Поджав губы, он озабоченно посмотрел на свою визуальную копию, Франца, побарабанил пальцами по обложке раскрытой на коленях книги и, поправив очки средним пальцем, спокойно произнес:
- Не покажу, иначе я их больше не увижу, - хмыкнув, он слегка скосил голову, кинув короткий взгляд на главаря: «Тебя точно головой не прикладывали?»

Ткач ухмыльнулся, проследив, каким пальцем Гийан подправлял очки. Правильно поняв жест, он пожал плечами и отступил - на сегодня, но не насовсем. Оставалось придумать, как именно заставить Гийана указать на свой тайник. Выгнать пацанов и обыскать сарай возможности не представлялось: им вообще нельзя высовываться, обратный приказ мгновенно наведет на подозрения. Но в запасе минимум неделя, когда-нибудь пацан да добудет "комедию" на свет божий. Ткач принялся тайком наблюдать за близнецами, а потом еще и выражать им явные знаки внимания: то вахту Гийана на себя возьмет, то лучшие кусочки из ужина Францу подкинет, обрабатывая обоих братьев, ведь по одному их точно не взять, да и не так странно выглядит. Качок и так осуждающе косился, стоило Ткачу подсесть к Гийану и попытаться приобнять его. А с мускульной силой группы ссориться хотелось еще меньше, чем с интеллектуальной.
Но однажды его таки спалили на повышенном внимании к Гийану, так что Ткач развел руками, состроил извиняющееся лицо и выдал:
- Ну, что я могу сказать? Вы меня раскрыли. Гийан, парень, мне очень жаль, что я драконил тебя раньше. Прости. Чем больше на тебя смотрю, тем больше восхищаюсь, - и Ткач выпростал руку и провел по волосам изумленного Гийана.

Нахохлившись, близнец быстро вернул волосы в исходное положение, будто их только что и не трогали вовсе, при этом он то и дело посматривал на застывшего рядом Франца, который, кажется, порядком офигел от услышанного или особо не понял, но чуял, что кругом фигня творится. Громко выдохнув, Гийан с характерным хлопком закрыл книжку. Единственное, чего его душа в данный момент желала, так это как можно быстрее убраться от этого головой ударенного типа, за последние дни тот вообще всякий стыд потерял, извращенец несчастный. Буравя взглядом заодно с Ткачом и Качка, который, как курица с яйцом, носился вокруг их главаря, парень сделал шаг назад, при этом сопоставляя в голове различные факты, пытаясь найти ответ на вопрос, чего от него хотят? В бред несомый Ткачом, интеллектуальный центр шайки не верил, особенно по поводу восхищения, хотя звучало довольно-таки приятно…
- Если это извинения, то можешь… знаешь куда их засунуть? – вдруг неожиданно вспылил близнец, напугав и Качка, и Франца заодно. – Надоел, башка от тебя болит только. Все последние дни превратил в ад кромешный, даже уединиться и то ни черта не получалось, все нафиг вас всех, - толкнув плечом Франца, который начал говорить что-то успокаивающе, чтобы загладить стычку, Гийан с гордо поднятой головой зашагал в свое тайное место в укромном углу сарая, недовольно бурча, что кругом одни придурки, пытающиеся и его под эту категорию подписать. Вообще, с его талантами надо было явно перебираться в какую-то другую группировку, но кто даст шансы, что там точно такого же не окажется. Эти хоть все уже изучены вдоль и поперек. Вот сто процентов, что завтра, а может, и вообще сегодня вечером Ткач опять притащится. Оставалось только подождать малек.

Ткач выглядел уязвленным настолько, что Качок, ткнувшийся было наставить на путь истинный, лишь вздохнул и махнул рукой, уходя на воздух покурить. Малой с испуганной мордахой посеменил за ним, не желая оставаться в пропитанном конфликтом сарае. Франц нахохлился, не понимая ничего, но готовый защищать братца от чего угодно, даже в лице главаря. Ткач вздохнул:
- Франц, принеси воды? - кивнул он на пару больших дубовых ведер с коромыслом. - Пожалуйста, Франц, - с нажимом добавил блондин. Проследил за уходящим близнецом и неспешно прошел к Гийану.
- Спокойно, без психов, будь добр, - жестко отчеканил он, как приказ на задании. Присел рядом на корточках. - Слушай, тебе это неприятно, я тебя раньше дразнил и обижал. Ты прав, я хотел извиниться. Сейчас мы зависим друг от друга, и я не хочу доводить все до проблем. Просто... - он зарыл пятерню в растрепанные волосы, принимая растерянный вид. - Мы заперты в одном месте, я вижу тебя каждый день, и уже не могу сопротивляться этому... Ты мне нравишься, Гийан. За ершистость, упрямый характер, умные глаза, остроумие. Ты достойный соперник, но мне бы хотелось... - он осекся, вздохнул, пружинисто поднялся. - Ладно, не бери в голову. Это мои проблемы, - и ушел в другой конец сарая, опустился в стог сена.

Слушая Ткача, который нарисовался гораздо раньше, чем предполагалось, Гийан мысленно отвечал на каждую фразу главаря, недовольствуя, что тот так спокойно ему преградил дорогу к выходу, прям в углу зажал. Бред какой, и все еще как назло сгинули, товарищи называются. «Дразнил он меня, как же… Еще и обижал?! Надо же, сколько нового открывается. Западает на все, что ему глаза мозолит, совсем одичал получается, а вот с нравишься загнул… И это все, что он смог обо мне сказать? Подумаешь, я вот лично могу список и подлинней озвучить. Я самый страшный враг, которого можно себе пожелать. И не буду в голову брать, нефиг желать, а чужое добро подобного рода мне даром не нужно», - сопя от негодования, закончил мысленный монолог близнец, смотря, как раздражающий его в последнее время субъект удаляется в другой конец сарая. Фух, неужели самостоятельно свалил? Постояв пару минут, при этом сверля затылок блондина тяжелым взглядом, Гийан в конце концов сошелся на том, что тот и правда решил отстать, по крайней мере, сейчас. Быстро он, всякую чушь наговорил и бывай, значит? Нет уж… Хрустнув косточками пальцев, близнец пошагал следом и, стащив со стола оставленную кем-то поварешку, прицельно запустил ею в Ткача, надеясь, что башка у того будет болеть прилично после такого.
- Я не добрый, обломись! - крикнув эту фразу, он пулей вылетел наружу, особо не поняв, что конкретно так сильно его в данный момент пробесило.

Услышав свист кидаемого предмета, Ткач рефлекторно дернулся в сторону, и поварешка ударила по плечу, а не голове. Охнув от неожиданности, он посмотрел вслед Гийану, послушал быстрые удаляющиеся шаги и возгласы Качка и Малого, которые пытались остановить Культуриста. Ничего, мальчик не глупый, знает, что им грозит, попадись он полиции, рисковать не станет. А в следующий момент Ткач уже копался в углу, который близнецы облюбовали для себя и откуда Гийан появлялся с книжками, значит, где-то там и прячет их. Двигаясь быстро и не обращая внимания на боль в боку, Ткач перевернул все сено и предметы подручного хлама, пока не нащупал глубоко под стогом корешки книг. Так, самая большая, да?
- Что ты делаешь?
Ткач вздрогнул, обернулся, встретив непонимающий взгляд Качка.
- Дверь закрой, - буркнул он и продолжил невозмутимо рыться в чужих вещах. Закатив глаза и стиснув зубы, Качок выпихнул наружу попытавшегося проникнуть следом за ним Малого и зафиксировал дверь ладонью.
- Зачем?
- Одна из краденных книг много стоит.
- А попросить его слабо?
- А он отдал бы?
- Тебе нет. А мне или Малому...
- Сам себя слышишь?
- Кхм... - Качок и сам понимал, что вероятность такого, зная Культуриста, очень мала. - Быстрее, Франц идет.
- Задержи его.
- Я тебе не подельник.
- Еще какой! - хохотнул Ткач. Наконец, он вытащил на свет божий книгу и уставился на обложку. Слово "комедия" разобрал, переплет потрепанный, старый, значит, процентов на восемьдесят не ошибся. Не было времени высматривать детально, Ткач шустро забросал солому на место, пришлепнул ее ладонью и ринулся к лестнице на второй этаж, прижимая к себе фолиант.
Так, предмет торга с Куртом у него есть. Гийан ни в жизнь не поверит признанию Ткача, даже рад будет, что его оставили в покое. Ну, позлится на кражу, но как пришло, так и ушло, претензий быть не может. Снаружи Качок извинялся перед Францем за то, что задел коромысло плечом и перевернул одно ведро, облив и себя, и близнеца. Последний ругался. Малой хихикал: "Я тебе помогу, давай?"
Ткач спустился с яруса, поднял поварешку и положил на место, а сам вышел во двор:
- Чего шумите? Я только задремал.

- Что?! – второе ведро с грохотом шарахнулось, окатив теперь не только самого Франца с Качком, но еще и Малого за компанию, который тут же перестал предлагать помощь, недовольно засопев при виде главаря банды. Франц же резко шевельнул плечом, затекшим от недавней поклажи, которую он, как дурак, тащил неизвестно для кого. «Принеси мне воды… Тьфу ты!» - в сердцах сплюнул Крайске, чувствуя себя посмешищем, причем еще и мокрым. Попили, два ведра коту под хвост. Вперившись взглядом в Ткача, близнец быстро провел пятерней по белокурым волосам, стараясь мыслить здраво и при этом не сказать какую-нибудь гадость. Но довольное выражение лица их предводителя бесило его ничуть не меньше, чем вид извиняющегося Качка:
- Будили, специально тут водой обливаемся, - буркнул он, нахохлившись, как воробей. Нервно отбросил в сторону палку, на которой ведра тащил и, поравнявшись с Ткачом, жестом указал себе за спину: - Желающим охладиться можно проходить, - уловив непонимающий взгляд Качка, близнец на прощание показал ему знак из трех пальцев, после чего быстро зашагал внутрь, на ходу стягивая промокшую майку: «Недоумок мускулистый!»

Ткач был в слишком отличном настроении, чтобы тузить Шустряка за хамство. Качок вопросительно глянул на него, получив мимолетный кивок, а Малой, не успевший увернуться, втянул голову в плечи, когда Ткач от широкой души взъерошил его волосы.
Воду принес Качок, Малой все пытался помочь ему, но только мешал, путаясь под ногами. Благодушно настроенный Качок, всегда воспринимавший Малого как маленького беззащитного щеночка, только улыбался там, где Ткач бы уже наорал. Добрый он все-таки человек, только такой мог бы простить Игэлю его выходки и взять на себя роль миротворца в их маленькой "семье". Может быть, Гийан и правда отдал бы Качку злополучную книгу, подумалось Ткачу, когда он, сидя на завалинке возле сарая, наблюдал за шествием Качка с ведрами от колодца. Сам блондин считал, что его должны бояться и уважать, а не любить и уважать. За свою жизнь он понял, что всем мил не будешь, поэтому вовсе оставил попытки кому бы то ни было нравиться.
Пальцы машинально погладили повязку под рубашкой. Так что же это за фигня с Куртом тогда? Он не понимал сам себя.

/день спустя/
Гийан сидел верхом на старой, с заколоченным дном бочке, неуклюже вертя в руке перочинный ножик брата. То подкидывая, то вращая эту железяку, близнец просто чудом избегал порезов, которые уже должны были покрывать его руку вплоть до локтя. Палящее солнце с остервенением жгло обнаженные плечи и спину, отчего бледная кожа опасно краснела, предвещая в скором будущем болезненные волдыри. Белокурые волосы развивались на ветру, щекоча разгоряченное лицо. Тяжело выдохнув, близнец изнеможденно провел рукой по вспотевшему лбу, кляня на чем свет стоит засевшую в сарае тройку товарищей. После того, как он в очередной раз сорвал на них большую часть своего психоза, было как-то не сподручно куковать с ними в одном помещении. Поэтому приходилось жариться под солнцем в ожидании явления главного подозреваемого в деле о «пропавшей книжке». Ткач же словно в воду канул, как ушел с утра, так и с концами, Гийану думалось, что он вполне мог использовать книгу, как камень, и пойти утопиться с ней. В этом случае он бы ему простил пропажу, даже, может, пожалел... что сам не догадался предложить, а может, и не простил бы. Поправив сползшие на нос очки, близнец отмахнулся от дурацких мыслей, чувствуя себя абсолютно спекшимся на безжалостном солнце. Он в жизни так долго не загорал, а тут, мало того, что душевные страдания гложут, так еще и физические начинаются. Разогнув затекшую спину, старший Крайске с сожалением прицокнул, но тут краем глаза завидел замаячившую на горизонте знакомую фигуру... Получается, главарь не топиться ходил. А жаль.

У Ткача и в мыслях не было, ЧТО его ожидает "дома". Он шагал по дорожке, продавленной в траве колесами машин, мирно размышляя о делах насущных. Среди рощицы стояла ферма, возле фермы высился сарай, вход в который прикрывала плетеная оградка, обросшая вьюнком. Ткач даже не пытался никого высматривать во дворе фермы, поэтому фигура одного из близнецов у входа стала для него сюрпризом. Он только притворил калитку и пошел к сараю, как близнец поднялся и замер в странной позе. В смысле, стоял-то он ровно и спокойно, но в том и была странность. Ткач полагал, что Гийан уже обнаружил пропажу книги и будет бесноваться, поэтому был морально готов убегать или отбиваться по ситуации. Но этот близнец... Хм, может, это не Гийан? Хотя нет, очки на носу. А может, еще не знает про книгу? Тогда какого черта вежливо поджидает? И любопытные морды в окошках сарая тоже не успокаивали. Ткач невольно остановился в пяти шагах от Культуриста, прищурился настороженно.
- Ты меня ждешь? Зачем?

- Просто, - весьма дружелюбно ответил Гийан, аккуратно снимая очки, при этом внутренне ежась и пытаясь заставить себя сказать роковые слова, против которых выступили все органы, особенно голосовые связки, решившие просто-напросто позорно сдохнуть. «Черт, вот засада-то!» - подняв взгляд, близнец медленно, растягивая время, выдохнул, решив, что если не сейчас, то точно на такое второй раз просто не отважиться.
- Я… - начал он на одном дыхании, но тут же споткнулся, чувствуя, как непроизвольно краснеет от того, что на языке вертится. Поборов желание послать все это нафиг и просто накостылять Ткачу, он все же выдал со второго раза: - Я решил, что готов попробовать с тобой… «Сам догадаешься чего именно?» - внутренний голос не преминул вступить, так как устал скрываться за дебрями напускного камуфляжа и сейчас просто жаждал сказать какую-нибудь гадость, а на главаря у него вообще недержание было, мог язвить без остановки, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Оборвав внутренний монолог, Гийан решительно уставился в глаза босса, всем видом показывая, что он сейчас отнюдь не шутит и горячкой не мучается.

Брови Ткача поползли на лоб и грозились не остановиться до самого затылка.
- Дааа? - протянул он, не зная, что ответить. Никогда, даже проговаривая нелепое признание Гийану, чтобы заставить того убежать из сарая, Ткач не представлял себе всерьез возможность отношений с близнецом. Они были слишком похожи и в то же время слишком разные. Терпеть вспышки гнева Гийана, подыгрывать его раздаче веником по голове и делать вид, что боишься его - это одно. А получить влюбленного Культуриста - совсем другое. И дело не в том, что можно отвадить его простым "Да ладно, я пошутил, ты что, не понял?" Гийан никогда не шутит такими вещами, поэтому гнев его будет особенно ярким. И если уж он не смущается дать главарю веником по хребту, то что удержит его от агрессивной мести в ответ на игнор его решимости. "Небось, сидел тут весь вечер, обдумывал мои слова, волновался", - Ткач поморщился, глянув в сторону, но тут же вернул взгляд к близнецу. В голове отчетливо стоял образ того, как готовящий ужин Культурист сыпет в его тарелку яд или подкладывает ядовитых змей в солому.
- Эммм...
А как же Курт? Если он узнает об этой интрижке, общение увянет, не начавшись. А если Гийан узнает о Курте - все может быть еще хуже. Ткач впервые не знал, что делать, пытаясь удержать равновесие в центре качелей, с одной стороны которых сидел библиотекарь, с другой - его подельник.
- Не ожидал, честно, - улыбка Ткача вышла неуверенной. Он так и стоял перед юношей столбом, глядя на него с некоторым ужасом.

- Да? – близнец внутренне возликовал: вот оно, свершилось! Вовремя успев пресечь расплывающуюся на лице улыбочку, он не спеша провел ладонью по своим белокурым волосам, выжидая положенную паузу, при этом здраво отметив, что первый этап пройден им на пять с плюсом. Внутри же все чуть ли не чечетку отплясывало, такая рожа главаря многого стоила! Всегда бы с такой ходил, а не с той мерзкой улыбочкой, от которой на дерево лезть хочется, лишь бы подальше от этого извращенца озабоченного. Нежась в лучах ошеломления, исходящих от «возлюбленного» (звучит то как!), Гийан подошел к корзине с яблоками, взял одно.
- Ты же хотел попробовать, так почему нет? – начал он, посмеиваясь про себя, при этом не упуская из виду, что за ними во все глаза наблюдает остальная ошарашенная, за исключением Франца, шайка. Брата-то он посвятил в детали плана, даже более того – опробовал на нем одну из этих деталей, за что было немного стыдно. – Я уже сказал парням о своих намерениях, - нагло соврал он, решив, что в данной ситуации лишней сия предосторожность не будет, благо те подслушивают (о чем свидетельствовало сдавленное хихиканье и фырканье из-за стен сарая): - Так что, - ловко кинув яблоко в руки застывшему столбом Ткачу, близнец снисходительно пожал плечами: - Все равно нам пока заняться нечем, времени полно, можем попробовать, досуг ведь и хуже бывает, - проговорил он с нажимом, перебирая в мыслях что «хуже бывает», где почетное место было за отрыванием башки стырившему его книжку. – Или я чего-то не понял вчера? – в раз переменившись в лице, поинтересовался с угрожающей интонацией в голосе Крайске, тяжелым взглядом, сверля главаря банды, попавшего по своей дурости под данную раздачу.

Машинально поймав яблоко и даже не взглянув на него, Ткач в упор пялился на Гийана. Мальчишка преобразился, став просто роковым вместо взбалмошного. Вообще-то, будь на его месте другой, Ткач уже заподозрил бы подвох. Он пошутил - с ним пошутили, квиты. Но это же Культурист, воспитанный на классических ценностях по своим книгам, о чем он то и дело сообщал товарищам. Особенно Ткачу, когда тот лез по пьяни приставать. И после всех ссор, обид, воплей, мол, с Ткачом - никогда, даже если они будут последними людьми на земле... "Давай попробуем"? Что ж... а давай. Упрямства Ткачу тоже не занимать.
- Давай уточним, правильно ли я понял, - главарь подошел ближе. - Ты хочешь скрасить наш досуг, позволив мне посвятить тебя в плотские утехи любви? - он приобнял Гийана за плечи, приблизил лицо. - Или я чего-то не понял? - шепнул он, раздувая дыханием волосы и коснувшись губами ушка.

- Не понял, - с заметным неудовольствием в голосе произнес близнец, мысленно ощерившись. Скосив злобный взгляд в сторону, он глубоко вдохнул, выдохнул, чувствуя щекочущие лоб волосы, рефлекторно вздрогнул от мысли, что теперь ему это все придется терпеть гораздо чаще, чем прежде, мало того, это не ему, а Ткачу должно быть дискомфортно...
- Хватит, - безапелляционно спихнув с себя главаря, Гийан уничтожающим взглядом смерил его фигуру, затем, приложив руку к лицу, тоскливо произнес: - Все будет куда сложнее, чем я думал, - «Надо было просто кровь пустить, все Франц, зараза». - До плотских утех еще далеко, они идут обычно в конце книги, а начнем мы с розового периода, мне он видится куда как интереснее, - прикрывая рукой эгоистичную усмешку, поставил перед фактом Ткача старший Крайске. - Должен же я в тебе узреть хоть что-нибудь хорошее, чтоб решится на подобное, а то за все время знакомства так и не увидел ничего, вот может сейчас что изменится. Начнем с малого: я специально потратил около часа, выбирая для тебя на рынке эти яблоки, надеюсь, тебе хватит чувства совести съесть хоть одно из них или хотя бы взглянуть на то, что в руке держишь, - недовольно засопел близнец, изображая обиженного до самой глубины сердца столь холодным к своим благим намерениям поведением. - Ночью жду на сеновале, - сообщил он, повернувшись и уловив отвисшую челюсть Малого: «Вот придурок, он о чем там подумал?» Внезапно сообразив нестыковку сказанного с ранее отвергнутым предложением плотских утех, мысль о которых сама собой напрашивалась после произнесенного, Гийан уставился на главаря их шайки: «Я тебя глаз сомкнуть не дам, измучаю в смерть», - обворожительно улыбнувшись кончиками губ, он легко развернулся и зашагал в обратную от сарая сторону, решив, пусть разборки с народом берет на себя сильный мира сего, а он погуляет, потренируется перед вторым актом.

"Розовый период"? Ткач поморгал, надеясь, что ослышался. Н-да, вот почему вредно книжки читать в таком количестве. Постепенно перестаешь понимать, где реальность и чем она отличается от книжной мути. Не успев ничего толкового ответить, Ткач рассеянно глянул на яблоко в своей руке, а затем поднес его ко рту и укусил, задумчиво жуя, пока провожал глазами удаляющегося юношу. Угодливый Гийан - это нечто!.. Нечто опасное. Яблоко оказалось странным на вкус, но осознал это Ткач не сразу. И через пару минут желудок взбурлил и потребовал забрать назад то, что в него отправили.
- Твою мать! - Ткач едва успел забежать за стенку сарая, где его вывернуло. Вероломное яблочко. Надо будет сказать Гийану, что у трезвого Ткача всегда очень чувствительный желудок, который возвращает природе даже слегка испорченные продукты.
- Ты в порядке? - Качок заглянул за угол, скривил морду при виде страданий товарища. - А, яблочки? Шустрик утром тоже скушал, до сих пор мается, – но, увидев мрачный взгляд Ткача, Качок ретировался прочь.
- На сеновале, значит, - главарь утер рот ладонью. - Ладно, малявка. Пока один - ноль.
Естественно, ни о каком сексе на сеновале речь в ту ночь не шла. Сволочной Гийан умело отбил желание с помощью тухлых яблочек. Живот Ткача крутило до вечера, он то и дело уходил по нужде, вызывая ехидные улыбочки парней и сочувственные Франца, с которым он то и дело сталкивался за сараем. Особенно злорадно улыбался Гийан, что порождало сомнения в чистоте его намерений, хотя он бы вряд ли пожертвовал братом ради мелкой мести, ведь правда? Может, он ждал, что деморализованный Ткач отменит свидание на сеновале, но упрямый главарь молчал до самой ночи, то и дело перебрасываясь с близнецом вызывающими взглядами. Было любопытно, как станет отнекиваться Гийан, когда до дела дойдет?
Но все оказалось проще простого. У паразита целая программа была разработана, как успешно отвлечь внимание Ткача от щекотливого вопроса. Несколько часов читки вслух отрывков из книг о любви, старых и нудных, с вычурным языком, пафосными признаниями, от которых на зубах оставалась оскомина почище, чем от яблок. Ткач закатывал глаза, громко и сокрушенно вздыхал, но Гийан, похоже, всерьез взялся воспитать в бандите эстета и романтика. Тьфу ты! В какой-то момент, когда Гийан начал перемежать чужие выверты словесности собственными наставлениями, как с ним, чувствительным и юным, нужно обращаться, Ткач начал жалеть, что велел выкинуть те яблочки. Была бы шикарная отмазка, а сидение за сараем с лопухами в кулаке казалось достойной альтернативой нынешнему кошмару. Все закончилось определенно: Ткач задремал в середине какого-то рассказа и не видел, как Гийан довольно ухмыльнулся, закрыл книжку и тихонько свалил с сеновала в общий сарай.

***

/еще через несколько дней/
Итак, все вновь вернулось на круги своя. Все то же солнце, все та же библиотека, все те же ленивые пылинки. Именно за иллюзию постоянства Курт и любил это место. Пожалуй, самое тихое и спокойное место в его жизни.
Менялись только книги, которые можно читать прямо на работе. Сегодня это был сборник старых баллад. Тяжелая, увесистая книга в вытертом переплете. Пожалуй, лишь на чуть-чуть моложе той самой «Божественной комедии». Только, в отличие от похищенного творения Алигьери, эта все еще находилась на учете. А жаль, уж больно хороший экземпляр.
Курт фыркнул, поймав себя на мысли, что в последнее время произвел в уме оценку всех книжных раритетов "на всякий случай", и перевернул страницу. С открывшейся гравюры на библиотекаря уныло взирал очередной герой древней баллады. И прямо по кислому нарисованному лицу можно было сказать, что этот тоже окажется весьма благочестив и верен обетам. Скука, в общем. Курт вздохнул и взъерошил волосы на затылке. До конца рабочего дня оставалось еще два часа.

Заходить на территорию Академии было опасно. А может, и нет. Ткач не чуял засады, но осторожность прежде всего. Так он и проторчал возле магазинчика напротив ворот в Академию, надеясь, что Курт волшебным образом выйдет оттуда сам. Ну, тот же фея! Хмыкнув и поправив на себе потрепанную, но еще годную форму студента, он... углубился в лес.
Еще час ушел на то, чтобы обойти ограду и выбраться на берег озера, по пляжу обогнуть яхт-клуб и осторожно, угрюмым взглядом отгоняя встречных студентиков, приблизиться к Красному зданию. Постояв еще минуту на садовой дорожке, Ткач смотрел на выбитые стекла окон: вот там они с братвой залезли внутрь, чтобы подкинуть наркоту, кусты под стеной еще примяты. Напрасно он сюда пришел, кто-нибудь узнает его - и крышка. И все-таки Ткач двинулся дальше. Две недели он приходил в себя, зализывал раны и вспоминал тот прощальный поцелуй. Ах да, еще добыл книгу у Гийана, что оказалось не легче, чем похитить у дракона золото. С теми же последствиями: парень готов был растерзать любого, кто покусится на его сокровища. И вряд ли он думал о денежной стоимости фолианта при этом. Вот бы кому стать библиотекарем. Если уж драчуна Курта взяли в Академию... Может, Гийану подкинуть такую идейку?
Всю дорогу Ткач нервно оглядывался по сторонам. Но только перед дверью библиотеки сердце зачастило, паника перекрыла здравый смысл, вопя во всю глотку: беги отсюда! Незнамо какой силой воли Ткач взял себя в руки, вдохнул поглубже, нацепил на лицо ухмылку и - толкнул дверь.
Курт сидел за столом. На том же месте. Мягкий солнечный свет окутывал его золотистым облаком. Он читал что-то, и лицо было на редкость спокойным, умиротворенным. Пока Ткач не сделал: "Кхе-кхем".
- Привет. Соскучился? - бросил он небрежно, закрывая за собой дверь. Прошел к столу, в точности повторяя маршрут того дня, даже на край стола присел там же. Ткач напряг память: - Я тут шел за книжкой, но увидел тебя и забыл, за чем шел. И что мы будем с этим делать? - и он лукаво усмехнулся.

«И-ди-от», - констатировал библиотекарь, услышав знакомый голос. Для того, чтобы явиться прямо в логово зверя, которому ты недавно прищемил хвост, требовалась гремучая смесь из абсолютного хамства, невероятного везения и полного отсутствия инстинкта самосохранения.
- Зачем сам пришел? – хмуро сказал Курт.
Действовать по старому сценарию, включавшему в себя мордобой и взаимное валяние по полу, он не собирался. Бесполезно. Ума Игэлю это не добавит, а пострадает, как всегда, геологический справочник. Книга-то тут причем? Поэтому библиотекарь ограничился только тем, что выдернул из-под сидящего блондина тонкую стопку бумаг.

Ткач хохотнул, поднимаясь с места, обошел стул и, положив руки на плечи брюнета, слегка склонился вперед и чуть иронично спросил:
- А надо было с кем-то приходить, не самому? - пальцы Ткача принялись осторожно, но ощутимо разминать плечи Курта, вынуждая его откинуться на спинку стула. - Нет уж, я делиться не собираюсь, - с нотками ревности нагло сообщил он.
Вот черт, если бы не знал себя, подумал бы, что влюбился. Сердце радостно стучало, тело наполнялось ощущением эйфории, и хмурое лицо пассии никак сему процессу не мешало, даже наоборот: если бы Курт встретил его как-то иначе, Ткач бы забеспокоился. Он, наверное, даже в постели будет такой сосредоточенный и насупленный, будто ему сдачи в киоске не додали. И все-таки его хотелось трогать, обнимать, провоцировать на гнев внезапными поцелуйчиками во всякие доступные места. И Ткач прекрасно понимал, что лишь часть этих желаний подпадает под понятие "просто хочу". Но принимать не хотел. Зачем ему любовь? Она только мешает.

Курт вздохнул и откинулся на спинку стула, позволив себе минуту слабости. Ловкие пальцы, уверенно пробежавшиеся по затекшим плечам, заставляли расслабиться и не стряхивать чужие руки еще секунду… две… пять… А потом избавиться от теплых, приятных прикосновений сделалось и вовсе невозможно.
- Не надо было самолично сюда являться, - фыркнул библиотекарь.
С недавних пор у него появилась параноидальная привычка проверять количество студентов, проникавших на вверенную ему территорию. Гением сыска или шпионажа Курт себя не считал, но еще никто не мог дважды поймать его на один и тот же фокус. Потому что вряд ли пропажу очередного раритета спустят на тормозах так же легко, как и пресловутую «Божественную комедию».
- Где книга? – то, что напряжение уходило из уставшего от долгого сидения тела, еще не значило, что библиотекарь забыл о самом главном.

- В следующий раз голубя пришлю, - скопировал фырканье Ткач, убрал руки и отошел в сторону окна, возле которого стояли диванчик и кресла - импровизированный читальный зал. - И далась тебе эта книга, вон их сколько здесь, - сказал он, опускаясь на диван и вольно откидываясь на мягкую спинку. Закинул ногу за ногу, руками уперся по бокам от себя. - Неужто настолько ценная? - прищурил он глаза, ухмыляясь.

- Не люблю обсуждать дела во время рабочего дня, - качнул головой Курт и задумчиво покосился на собственную ключ-карту, лежащую на столе.
Библиотеку надо было закрыть только через час, уйди он с рабочего места раньше - это зафиксирует всевидящая система дверных замков. В этой сумасшедшей академии Курт порой чувствовал себя, как под колпаком спецслужб. Когда любое твое передвижение по зданию фиксируется, записывается, обрабатывается, то порой накатывает чувство беспомощности и «не-свободы».
И дело не в том, что за не крупные прегрешения вроде раннего ухода с работы предполагались серьезные санкции, просто привлекать внимание начальства к своей скромной персоне, когда собираешься это начальство нагреть… не хотелось даже по самым мельчайшим поводам.

- Ничего, я подожду, - нагло заявил Ткач, поворошил журналы, лежащие перед ним на низком столике, вытащил один, то ли о механике, то ли о компьютерах, начал листать, делая вид, что поглощен этим делом. На самом деле он все время поглядывал на Курта, мгновенно отводя взгляд, если брюнет ловил его на подглядывании. Ткач улыбался, ему нравилась эта игра, а вот журнал оказался скучным. Разве что кроссворд поотгадывать.
- У тебя нет ручки? - спросил он, посылая невинный взгляд Курту. И добавил в ответ на мрачный взгляд. - Завещание писать буду.

- Полезное занятие при твоем характере, – кивнул Курт, на своем опыте убедившись, как порой хочется придушить это белобрысое чудовище. И, покопавшись в ящике стола, бросил нахалу карандаш.
Так Игэль хоть на какое-то время займется чем-то, не имеющим отношения к его, библиотекаря, персоне. А это подавало слабую надежду на то, что остаток времени пройдет в спокойной обстановке, не включающей в себя ни стриптиза на столе, ни внезапных подкрадываний со спины, ни вправления мозгов простонародными средствами.
Так что оставалось только надеяться, что никто из студентов не решит почтить своим присутствием библиотеку. А если и решит, то у Ткача хватит сообразительности уйти вглубь, за стеллажи, чтобы не привлекать излишнего внимания.

Но, естественно, молча сидеть Ткач не умел, вдобавок кроссворд в научно-популярном журнале явно был ему не по зубам, начало клонить в сон. Он хотел спросить, нет ли у Курта детективчика или там сборника анекдотов, но глянул на его хмурую мордаху и передумал. Библиотека для умников Академии явно не содержит примитивных книжонок. Ткач еще поворошил журналы на столе, заглянул на полку под ним, поинтересовался, что интересного происходит на улице. Затем сполз набок, улегся головой на мягкий подлокотник, свесив ноги с края дивана, чтобы не пачкать обивку, закинул руку за голову и начал наблюдать за Куртом в открытую, покусывая кончик карандаша и то и дело ерзая в поисках удобной позы. И таки ее нашел, потому что дальше попросту задремал, пригревшись в уютной тишине библиотеки.

Стрелки на часах двигались со скоростью хромых беременных улиток. Курт всегда поражался этой способности времени – растягиваться до неимоверности, когда ждешь чего-то, и лететь с безумной скоростью, когда на счету каждая секунда.
Последний час, по ощущениям, составлял чуть ли не половину его, библиотекаря, жизни. Он успел сделать отчет по задолженностям, зарегистрировать новые книги, отправить список необходимой для закупки литературы в бухгалтерию и даже заклеить многострадальный геологический справочник.
А причина всех его несчастий, белобрысый хам, преспокойно спал на диване. Как будто его вовсе не беспокоил ни риск обнаружения, ни реакция Курта, который вообще не терпел своеволия на вверенной территории. Тем не менее, библиотекарь его не трогал. Когда Игэль спал – он молчал. А когда он молчал – его общество было вполне сносным. И где-то даже приятным.
И вот, наконец, минутная стрелка с сухим щелчком указала на число двенадцать. Курт откинулся на спинку стула и потянулся до хруста в шее. Теперь можно было уходить абсолютно спокойно.
Он встал, подошел к дивану и слегка тряхнул задремавшего парня за плечо:
- Рота, подъем!

Ткач вздрогнул, резко сел и только потом открыл глаза и дико заозирался. Сказалась привычка подскакивать и сходу врубаться в причину побудки. Это, однако, не значило, что настроение так же резко улучшилось. Ткач хмуро глянул на Курта, потер ладонями лицо, расслабляясь.
- А нежнее нельзя было? - буркнул он, поднимаясь на ноги и потягиваясь. Глянул на часы: шесть вечера. А он думал, библиотека максимум до четырех работает. Надо запомнить.
- Ну что, покажешь мне свою комнату или пойдем погуляем? - Ткач вызывающе ухмыльнулся, возвращаясь к привычно похабному поведению.

- Перетопчешься, - мрачно осклабился Курт и кивнул в сторону главного парка. - Пошли.
Он направлялся в оранжерею, бывшую, по его мнению, практически идеальным местом для подобного рода разговоров. Громадное помещение в громадном парке, где непосвященный человек может блуждать часами, особенно среди кактусов. По мнению библиотекаря, создавал ее то ли гений от архитектуры, то ли психопат от дизайна. А возможно, и параноик вроде него, Курта.
Крохотный уголок со столом и стульями в дальнем конце галереи с кактусами был местом весьма тихим и укромным, надежно загороженным от глаз любопытных. Найти человека там можно было, только если знать, что он действительно там есть. А гравий тропинки, немилосердно скрипящий под ногами даже самого легкого человека, предупредит о чьем бы то ни было приближении.

Он сказал "перетопчешься" - и повел товарища гулять, хаха! Ткач шел за ним, иронично улыбаясь и откровенно разглядывая библиотекаря с тыла, особенно часто глаза задерживались на обтянутой штанами заднице, так и хотелось прижать ладони к упругим ягодицам и потискать, как следует, с глубоким чувством собственника... А потом быстро удрать, пока не надавали по шее. Потому что просто так Курт не дастся. Интересно, сколько еще окучивать эту черноволосую проблему?
- Ого! И нафига вам эта крытая фиговина, если и так шикарный парк вокруг? - выдал он рецензию сооружению. - С жиру бесятся.
Столик и стулья в окружении густой экзотической зелени с одурманивающим запахом выглядел как... приглашение. К чему угодно: от беседы до секса. И Ткач напрягся: знал бы, чистые трусы бы одел, да и носки тоже попахивают, не говоря уже о личной гигиене.
- Ну? - буркнул он, хмуря брови и демонстративно вглядываясь в сплетение чуднЫх кустов.

- Где книга? – устало спросил Курт, чувствуя себя заезженной пластинкой.
Зачем этому блондину каждый раз необходимо переспрашивать, болтать всякую чушь и заниматься непонятно чем, когда ему великолепно известно, что от него хотят. Библиотекарь предполагал, что, скорее всего, все по той же причине, по которой он сам прикидывается глухим и слепым, когда тоже знает, что именно от него хотят.
Наверное, встреться они в другое время и при других обстоятельствах, неизвестно, кто бы кого добивался. Ткач несомненно был красив, хорош и вообще во вкусе Курта. Но необходимость вести с ним дело, выносить бесконечные подколы и намеки, а с некоторых пор и вытаскивать самого блондина из-под чьего-нибудь ножа, превращали Игэля из объекта сексуального интереса в неизбежное зло. Которое надо просто перетерпеть.

Умом Ткач понимал, что надо бы радоваться - на сегодня чаша позора его миновала. Но душа познала разочарование, которое он и не думал скрывать. Чего уж там, его по-прежнему не хотят, так что он может себе позволить покорчить недовольство.
- Где-то в Блуденце. А ты не забыл условия обмена? - процедил он с явной агрессией, вложил руки в карманы брюк, приподняв полы пиджака, криво усмехнулся. Значит, тот поцелуй был ничем? Так, способ заставить Ткача появиться снова, чтобы задать ему один и тот же бесконечно надоевший вопрос? Вообще-то, вполне логично и закономерно. Но, черт возьми, откуда такая злость?! Так бы и вмазал по красивой наглой роже! Или развернуться и уйти, наплевав на секс, книгу, академию и всех библиотекарей мира вместе взятых.

Взгляд у Курта потяжелел, став серьезным и внимательным. Появившееся было ощущение привычности исчезло, оставив после себя только сухое, колкое раздражение. И виноват в этом был только сам библиотекарь, вовремя не осадивший зарвавшегося блондина. Положил в рот палец, называется, а теперь не возмущайся, что тебе намериваются откусить руку по локоть.
- Это ты забыл, - ответил он, со спокойным интересом рассматривая и чуть раздувающиеся от сдерживаемой ярости ноздри Игэля, и чуть подрагивающий уголок губ. Похоже, Ткач был ой как зол. И зол именно на него, на Курта.
- Ты отдаешь мне книгу, Стронгхольд ничего не узнает. И все.

Ткач сузил глаза, с презрением глядя на Курта. Кажется, кто-то тут слишком переоценивает способность бандита бояться. "Срал я на Стронгхольда. И на тебя - с большой горки. Иди к черту!" - выразительно промелькнуло в глазах Ткача, затем он хмыкнул, развернулся спиной к Курту и бросил через плечо:
- Перетопчешься.
"Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя! Будь проклят тот день, когда я вошел в библиотеку сраной академии! Черт бы побрал Гийана с его книжной клептоманией! Всех ненавижу!" - Ткач неспешно пошел прочь, попутно буцнув горшок с лиловым цветком, тот опрокинулся и разбился. Если бы вокруг были не кактусы, Ткач бы в ярости разорил нафиг всю гребаную теплицу. Давно он не был в таком гневе.

- Жаль, - с искренним сожалением качнул головой библиотекарь. Похоже, все-таки придется cдавать Ткача Стронгхольду. Видит Бог, Курт этого варианта развития событий не хотел. Но даже из этой ситуации можно было извлечь выгоду. Чуть меньшую, чем если бы блондин держал себя в руках, ценя пользу ситуации для себя, но…
Предательский отзвук чужого голоса, еще чуть слышный, но вполне уловимый чутким ухом, прервал размышления парня. К столику кто-то шел. И кто бы это ни был, студент или кто-то из персонала, ничего хорошего это не сулило ни для Игэля, ни для Курта.
Времени не оставалось даже на то, чтобы выругаться сквозь зубы. Библиотекарь, пытаясь не создавать лишнего шума, мягким плавным рывком сорвался со стула и одним прыжком настиг блондина. Может, тот даже из-за пелены ярости успел услышать чье-то приближение, но выяснять было некогда. Поэтому Курт просто пихнул его в полураскрытую дверь маленькой кладовки, которую по благословенной случайности забыл закрыть кто-то из садовников. Сам он влетел следом, чудом не уронив ни одну из многочисленных лопат-тяпок.
- Молчи, - прошипел библиотекарь, на всякий случай зажимая Ткачу рот ладонью.
Прикрыть за собой дверь он все-таки успел, до того, как в оранжерею зашли двое. Теперь уже можно было различить не только обрывки слов, но и связные предложения в целом.
Первый из них появился весьма шумно, взорвав тишину сада громким хлопком двери, оглушительным скрипом гравия и воплем:
- Не трогай меня!
Голос показался Курту весьма знакомым. Где-то они с Рассерженным уже сталкивались.

- Твою мать! - одними губами проговорил Ткач, проглотив куда более нецензурную тираду, когда его бесцеремонно затиснули в темную пыльную кладовку. Прижав спиной древка каких-то инструментов, блондин настороженно замер и прислушался: в оранжерее что-то происходило. Курт выглядел обеспокоенным... эммм... в смысле это чувствовалось по звукам дыхания и напряженному телу. Видеть-то они в темноте не могли, окон в кладовках не предусматривали.
- Перестань орать, - спокойный низкий голос прозвучал близко, похоже ссорящиеся шли к столику. А голос продолжал терпеливо уговаривать. - Ты понимаешь, что ведешь себя не в пример глупо?

А вот Спокойного библиотекарь узнал сразу и прочно. Комендант, вечно невозмутимый герр Кройц, человек безымоциональный даже по меркам самого Курта.
- Мы уже не в академии, почему бы мне не поорать всласть? – Рассерженный немного успокоился и в голосе у него прорезалась явная обида. - Ты такой упрямец. Я же люблю тебя, почему ты не позволяешь мне ничего сделать самому?
Пальцы библиотекаря, зажимавшие рот Ткачу, ощутимо дрогнули. Ледяной комендант и явная любовная ссора? Слишком уж не вязались эти вещи друг с другом.

Не то чтобы Ткачу нравилась ситуация... Хотя нет, ему ужасно нравилась ситуация! Настроение снова скакнуло от минуса к плюсу, и губы под ладонью Курта расплылись в улыбке. Ммм, как пикантно! Они вдвоем, прижаты друг к другу в тесной каморке, где пахнет плесенью и пылью, не нужно специальных усилий, чтобы прижаться совсем тесно, соединив их бедра, а потом чуть потереться пахом о пах, едва не закатывая глаза от возбуждения. Теперь тесно стало еще и в штанах. А когда Курт отнял руку из-за этой неожиданной подлости со стороны Ткача, тот шепнул в его губы:
- Тебе не хочется, чтобы нас нашли тут? - довольная улыбка угадывалась и без света.
А низкий голос снаружи тем временем продолжал утихомиривать строптивого любовника:
- Нет, значит, нет. Это все еще Академия, хочешь ты или нет, я комендант, и орать на территории запрещено.
Тишина, шаги по плитке, а затем в голосе появились опасные нотки, по спине Ткача пронеслись мурашки - что ж там за мужик такой, и как ему вообще можно противиться с таким-то голосом?
- Янош, будь умницей и прекрати день изо дня твердить одно и тоже. Тем более это все не так.
Какое-то время царило молчание, словно любовники мерялись взглядами, а затем тихий голос Яноша произнес:
- Я взрослею, Кайл. Ты не сможешь всегда контролировать меня. Лучше бы ты позволил мне хоть какую-то инициативу, пока... – голос стал вкрадчивым, коварным и соблазняющим, - ...я не взял ее сам без спроса, - шелест шагов.
- Ты не взял ее, потому что ума хватило не делать глупости, - шепнул угрожающе Кайл, затем снова пауза. - Не против? - полуутвердительно иронично бросил он. Послышался скрип сдвигаемой мебели и грохот, видимо, упавшего стула. Что они там делают? Охнул Янош, послышался шелест сдираемой одежды и очевидная возня на столе, предвещавшая славный секс. Ткач откровенно веселился: хорошенькие нравы в Академии! Они что, правда собрались там трахаться? Ммм, как это возбуждает! Ладони блондина нагло обхватили пояс Курта, провели по бокам и легли на ягодицы. - Тшш, тебе лучше не двигаться, - предупредил Ткач, наплевав на последствия для себя. Только что он бесновался из-за нежданного конца такой славной интрижки - но судьба помогла, так почему бы не взять все, что можно, пока удача на его стороне?

Курт настолько был изумлен тайной стороной жизни коменданта, что почти проворонил чужие ладони, легшие на его задницу. В глубине души зашевелилось что-то черное и страшное. Смесь гнева, ярости и желания. Желания размазать белобрысого по стенке тонким слоем. Или хотя бы переломать ему кости.
Руки библиотекаря метнулись вниз, перехватывая чужие запястья и сжимая их с такой силой, что назавтра их хозяину придется щеголять широкими и черными отметинами синяков. Сам Курт подался вперед и, почти касаясь губами уха Ткача, еле слышно прорычал:
- Я тебя убью.

От боли в запястьях Ткач едва не вскрикнул, вовремя прикусив губы. Дыхание Курта на щеке, шепот с угрозой - зря он это, только больше завел. А уж эти стоны снаружи, влажные чмоканья поцелуев. Чужая страсть возбуждает сильнее собственной. Ткач горячо выдохнул:
- Окей, - повернул голову и накрыл губы Курта своими, смачно прошелся по ним языком. А он силен, как ни старался, вырвать свои руки Ткач не сумел, да и узкая коморка к широким маневрам не располагала. То же касается и Курта, до выхода из кладовки он мало что сумеет сделать. Вот забавно, для убийства места мало, а для секса в самый раз. Ткач усмехнулся, чувствуя себя почти счастливым.

Абсолютно дурацкая ситуация. Темно, душно, пахнет сухой землей. В спину упирается какая-то угловатая непонятная железяка, за тонкой стенкой громогласно вкушает прелести жизни так и не узнанный любовник коменданта, а ты застрял в тесной кладовке. И должен все это терпеть, все больше ярясь на судьбу, себя и чужое гибкое тело, жадно прижимающееся к твоему.
Черная злость нашла единственный возможный выход в такой ситуации. Курт дернул головой, углубляя поцелуй, безжалостно сминая чужие губы, прихватывая их зубами. И почти с упоением чувствуя знакомый железный привкус крови на языке.

Ткач мыкнул в чужой рот, удивленно распахнув глаза, он машинально дернулся назад от яростной атаки, выкрутил свои запястья из хватки, задница снова уперлась в древка садовых инструментов. Но тут же блондин сам подался вперед, прижимаясь к Курту, вскинул руку, зарыл пальцы в черные патлы и ответил не менее агрессивным поцелуем. Вкус брюнета, собственной крови, стоны снаружи кладовки - все так странно. Несмотря на свою полную приключений жизнь, Ткач ни разу не был в такой сумасшедшей ситуации. Адреналин стремительно заполнял тело, заставляя кровь кипеть, а мысли метаться бессвязным роем в голове. Что дальше? Что будет? Курт целует его, а в кладовке так тесно. Ладонь Ткача, которой тот не сжимал волосы библиотекаря, поползла по чужому бедру вверх, потянула край футболки из джинс, горячая ладонь провела по низу спины Курта, Ткач не мог сдержать мелкую дрожь в своем теле, слишком долго он консервировал желания.

Курт чувствовал, что теряет последние капли контроля над собой. Безумный коктейль из злости и острого, до боли, возбуждения заставлял забыть обо всем. О деле, о людях снаружи, о риске обнаружения. Весь мир сузился до крохотной пыльной комнатки, где невозможно различить даже собственных рук. Зато можно чувствовать чужие, слепо скользящие по телу, слышать тяжелое, прерывистое дыхание и бешеный стук сердца. Его собственное или нет – теперь уже не разобрать.
А пальцы библиотекаря уже сами нащупали воротник рубашки Ткача. Ощущение мелких пуговок под пальцами родило безумную мысль о том, что для того, чтобы стащить с этого блондина форму, придется хорошенько повозиться. Особенно удручало обилие пуговиц.
Именно это и заставило Курта немного придти в себя. Он наклонил голову, почти касаясь губами уха Ткача и еле слышно прошептал, надеясь, что голос звучит ровно:
- Ты что, настолько хочешь, чтобы тебя отымели в кладовке?

Ткач едва не расхохотался вместо ответа: сжатое в тугую пружину возбуждение грозило вот-вот сорваться как минимум в истерику. "Знал бы ты, мальчик, где меня порой имели, кладовка бы гостиницой показалась", - хотел он было промурлыкать. Потом подумал, что Курт может просто быть брезгливым, и уже хотел было спросить, какие есть предложения по смене места, как новая и очень возмущенная мысль ударила в голову:
- Вообще-то, я настолько хочу отыметь ТЕБЯ, - Ткач вскинул голову и уставился в темноту туда, где по звукам шепота должно было находится лицо оппонента. - Сдается мне, ты как-то не так понял, - шипение мало отражало интонации голоса, но ирония и без того едва ли не осязалась в воздухе. А руки Ткача шустро спустились вниз по телу Курта и по-хозяйски сжались на его заднице.

«Вот теперь точно прибью», - пронеслось в голове у Курта, а рука уже дернулась вперед, нанося короткий сильный удар в солнечное сплетение. И, пока Ткач судорожно хватал ртом воздух в тщетной попытке вздохнуть, библиотекарь безжалостно завернул ему руки за спину, одновременно припоминая, где именно в кладовке находится кирпичная перегородка.
Кажется, она была слева. Одной рукой Курт перехватил поудобнее запястья Ткача, второй сгреб светлые волосы на затылке. И от души, но без лишней злобы, приложил белобрысого хама головой об стенку. Раздался глухой удар.
«Значит, не перепутал», - удовлетворенно подумал библиотекарь, а вслух прошептал:
- Перебьешься.
И, пресекая возможный поток ругательств, дернул за заломленные руки вверх, заставляя Ткача согнуться в три погибели. Выпускать его до того момента, как утихнет мартовский концерт за стенкой, Курт был не намерен.

Боль - легкие сжались, отказываясь вдыхать пыльный воздух, перед глазами бы потемнело, если бы уже не было темно. "Сука! Вот зачем сразу бить? Как будто я собирался насиловать". В правом боку резко кольнуло, пришлось сильно прикусить губу, чтобы не застонать. Но губа тоже болела, Курт ее уже прокусил, подонок.
Не успел опомниться - снова боль, уже в виске, искры перед глазами, тихий стон все-таки сорвался, тянущий дискомфорт в вывернутых за спину руках - рваное прерывистое дыхание. Все возбуждение схлынуло в момент, оставляя опустошенное непонимание и решение терпеть, пока мудаки снаружи не закончат. Пожалуй, давно Ткач ничего так не хотел, как чтобы та парочка убралась прочь поскорее. Тело требовало покоя хотя бы на десять минут, прежде чем возобновится выяснение отношений с черноволосым мерзавцем.
- Это... видимо... нет? - рваными выдохами прошептал он в пустоту, насмехаясь над своей наивностью. Сколько лет на улице, через столькое прошел, а все еще попадает по болтливости. Блондин привалился плечом к стене, осторожно прислонил ушибленную голову не разбитым местом, прохлада каменной кладки утихомирила боль, и Ткач прикрыл глаза, терпеливо и без дерганий пережидая свое неловкое положение.
"Мог бы заорать и подпортить уроду репутацию", - не без злорадства представил себе Ткач. И если бы не присутствовал риск спалиться самому, он бы так и сделал. Осторожность задавила порыв мести в зародыше.
- Сука ты, - почти беззлобно, даже слегка грустно шепнул он. - Пусти, не трону.

- А ты – блядь, - спокойно ответил Курт и ослабил захват. Все-таки от подобного общения с хорошей стеной дурные идеи вылетали и не из таких голов.
Библиотекарь устало вздохнул и опустился на пол, опершись спиной о шероховатую кирпичную кладку. Делать было абсолютно нечего. Только слушать все эти стоны-вопли-ахи, раздающиеся снаружи, которые то затихали, то возобновлялись с новой силой.
Сейчас Курт даже досадовал на себя за столь острую вспышку гнева. Но ничего поделать с собой не мог. Белобрысая зараза обладала невероятным свойством выводить мрачного библиотекаря из себя одним своим присутствием. А уж парой фраз – и вовсе доводить до белого каления. Такого поведения герр Хайниш не замечал за собой с ранней молодости.
«Нет, я его так когда-нибудь точно убью, - подумал Курт, а потом философски добавил. - Или оттрахаю».

Ткач перевел дух, растирая запястья, попытался выпрямиться, но тихо охнул и согнулся пополам, невольно прижав ладонь к боку. Препираться в таком состоянии не особо хотелось. Ну, блядь и блядь. Бурная молодость, жаркий секс со случайными мимо проезжавшими туристами, а на безрыбье и местные шалавы подходили. Радость на одну-две ночи и месяцы одиночества. Ткач не сожалел ни о чем в своей жизни и стыдиться блядской натуры не считал нужным.
- Такой, как есть, уж не обессудь, - выдохнул он, упираясь свободной рукой в стену.
За тонкой стеной один из любовников взвыл громче прежнего, видно, кончал. Ткач усмехнулся своей зависти.
- Ты тоже не подарок, знаешь ли, - бросил он, жадно прислушиваясь к наступившей тишине, где слышался неразборчивый шепот любовников. Воображение пыталось нарисовать картину происходящего там, снаружи, раз уж тут, внутри, все некрасиво обломилось.

- Знаю, - Курт дернул уголком губ, обозначая улыбку. - Вот поэтому дариться и не лезу.
Шепоток за стеной вселял надежду. Вот сейчас комендант набеседуется со своим неизвестным любовником, а потом, наверное, сгребет подмышку и утащит в какое-нибудь более подходящее место. По крайней мере, библиотекарь очень на это надеялся.
Тогда можно будет наконец-то вывалиться из этой проклятой пыльной кладовки, где как ни повернись, вечно утыкаешься то в грабли, то в лопату, то еще во что-то остро-угловатое. И продолжить этот спор, который все больше и больше напоминал пат. Эдакое бессмысленное кружение вокруг да около, когда каждой из сторон что-то нужно от второй, но самому отдавать ничего не хочется. Курт все чаще ловил себя на мысли, что ему нужна именно книга, а не вот это белобрысое безобразие, встреча с которым проходит по одной и той же схеме. Увидеться, попробовать вытрясти книгу, получить отказ, самому отказаться трахаться, дать по морде, быть обхамленным, распрощаться. И так по кругу. Ни входа, ни выхода.
Библиотекарь тихо хмыкнул и прислушался к звукам за дверью. Там было тихо.
- Вроде бы ушли. Ну что, выходим?

- Нет, тут сидим, - буркнул Ткач, недовольно протиснулся мимо Курта, нарочно задев его плечом. Снаружи было до безобразия светло, глаза резануло болью, парень зажмурился, прикрыл лицо рукой. - Твою ж мать... - выравалось невольно. Ну, и что делать дальше?
- Надоело мне с тобой драться, - пробурчал он, оглянувшись на товарища по тесному чулану и усмехнувшись его общей встрепанности. Сам, небось, не лучше выглядит, но ему-то не привыкать. Что делать? Курт не дается, но сдаваться не хочется, за такой приз стоит побороться. Сделать вид? Ткач вздохнул, прошелся по площадке в окружении экзотических растений.
- Ладно, недоступный мой, облегчаю тебе участь, - Ткач обернулся, присел на край стола, где, предположительно, только что трахалась другая парочка, слегка откинулся назад, упираясь в столешницу прямыми руками, и насмешливо прищурил серые глаза, без слов приглашая продолжить чужое начинание (и кончание). - Три свидания, по всем канонам, с прощальными поцелуями у дверей, - осекся и уточнил. - Ну, у места прощания. Планируешь ты, куда идем, что делаем, романтика и все такое. На четвертой встрече отдаю тебе книгу. Идет?

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Он спокоен, он абсолютно спокоен, он не собирается никому ломать ни носов, ни челюстей. Не стоит бить Игэля, он все равно не понимает ни по-хорошему, ни по-плохому.
«Доннерветтер, ну почему он прицепился именно ко мне?» - мрачно подумал Курт, смерив взглядом развалившегося на столе Ткача.
Подсохшая кровь в уголках губ и свежая ссадина на скуле блондина вызвали у библиотекаря приступ садистской радости. Мол, не трепал бы мне нервы, может, и сам целее бы был. Курт задумчиво проследил глазами путь темно-бордовой полосы на щеке собеседника, а потом, неожиданно для самого себя, медленно кивнул, соглашаясь с требованиями. Похоже, другим путем ему эту проклятую книгу не получить.
- Хорошо. Послезавтра, у старой часовни на окраине Блуденца. В одиннадцать утра. Ждать не буду.
И, развернувшись на каблуках, Курт направился к выходу из теплицы.

Стоило Курту отвернуться, как улыбка пропала с лица Ткача, он болезненно поморщился, касаясь кончиками пальцев лица в местах ушибов. Голова гудит после удара, но хотя бы бок перестало колоть. Сволочь чернобрысая! А дома отчитываться перед Качком, да и перед Гийаном тоже. И дернул же черт с ним поиграться... Мстительный непредсказуемый нрав близнецов пугал Ткача, даже когда не был направлен против него самого. Теперь же мысль смыться с деньгами Шульца посещала все чаще и чаще.
Но не раньше, чем он получит этого недотрогу! Желание переспать с Куртом становилось потребностью и грозило перерасти в одержимость, а Ткач совсем не имел сил сопротивляться. Он смотрел вслед библиотекарю, нагло любуясь его задницей и стройными ногами, фантазируя, как эти ноги окажутся у него на плечах... Интересно, каким может быть лицо Курта в моменты наслаждения, оргазма? Он так отбивается от секса с парнем, будто девственник. Узкий, горячий, экстремальный - глаза блондина затуманились от накатившего возбуждения. Курт уже ушел, в теплице воцарилась тишина, нарушаемая лишь далеким журчанием воды в фонтане. Ткач снова облизнулся, воровато огляделся вокруг и расстегнул ширинку, забираясь рукой под ткань. Жарко выдохнул, запрокинул голову, отдаваясь фантазии и ласке собственной ладони.

***
Курт стоял, оперевшись лопатками о неровную старую кладку здания и краем глаза следя за стоящим рядом с ногой темным рюкзаком. Нет, место тут, конечно, не самое людное, но за собственными вещами присмотреть не помешает.
Часовню библиотекарь по-своему любил. Дряхлое здание хранило остатки былой благости, но не надоедало избыточным пафосом. А самое главное: при часовнях никогда не устраивали кладбищ, что избавляло случайного прохожего от общества, как сторожей, так и продвинутой молодежи, любящей распить бутылку-другую абсента на старых надгробиях. Пожалуй, здесь даже можно было бы помолиться.
Библиотекарь скосил глаза на часы. Без трех минут одиннадцать. Ну, что же, еще сто восемьдесят секунд и можно уходить с чистой совестью. В конце-концов, он не шутил, когда говорил, что не будет ждать.
Курт вновь прикрыл глаза и откинул голову, ощущая затылком шероховатый камень стены. «Один, два…» - мысленно начал он обратный отсчет.

Ткач стоял в палисаднике дома на противоположной стороне улицы и наблюдал за Куртом. Уже минут пять наблюдал, пока не заметил, как объект начал поглядывать на часы. "Небось, волнуется, где же мой ненаглядный Игэль? А вдруг он не придет? Ах, я буду так расстроен", - саркастично проигрывал он в голове. - "Так расстроен, что сразу убегу в свою пыльную библиотеку и утоплю горе в каталогах". Поиздевавшись всласть, пусть и без прямого участия Курта, и выждав время на часах до 10:59:45, Ткач шагнул на залитую солнцем мостовую, свет позолотил живописно растрепанные волосы, светлые глаза щурились, добавляя улыбке ехидства. Он не спешил, мысленно считая секунды. Курт очевидно делал то же самое, потому что в данный момент снова посмотрел на часы. Наверное, это единственный раз, когда их мысли полностью совпадали. "Пятьдесят три. Пятьдесять четыре..." Шесть шагов до Курта. Тот поднимает глаза и на лице его мелькает досада - обратно противоположным чувством светится довольная мордаха Ткача.
- Я смотрю, ты весь извелся, ожидая меня, - с наглой широкой ухмылкой сказал он. Сегодня на нем красовалась белая футболка с красной надписью "Forever young", голубые джинсы, лишь слегка потертые, с черным кожаным ремнем, белые кроссовки. В общем, выглядел он шикарно, свежевыбритый, сияющий самодовольством и сексуальностью настолько, что всю дорогу сюда на него оглядывались прохожие, что женщины, что некоторые мужчины. Но триумфальная проходка через небольшую площадь перед старой часовней, кажется, оставила Курта равнодушным. Хотя кто знает, этот тип шикарно умеет скрывать свои чувства.

- Нам туда, - Курт вместо приветствия кивнул в сторону дороги, поднимавшейся куда-то вверх. - Пошли.
Он легко подхватил на плечо рюкзак и застегнул поясной ремень. Не то чтобы библиотекарь набрал с собой так уж много вещей, но на довольно крутом подъеме, который их ожидал, болтающийся груз будет мешать.
Сам Курт выглядел так же, как и всегда: темная футболка, потертые джинсы, ботинки на толстой подошве. Наверное, он не стал бы даже бриться утром, если бы давняя неприязнь к зудящему от отрастающей щетины лицу не пересилила нежелание вообще хоть как-то готовиться к этой авантюре.

Ошеломление мелькнуло на лице Ткача. Он посмотрел туда, куда указал, а затем и пошуровал Курт. За часовней город заканчивался, проселочные дорожки и редкие домики, разбросанные по подножью гор, не в счет. И куда они попрутся? В поход? Хоть бы не с ночевкой. Нифига себе свидание! Но в смекалке Курту не откажешь: придумал романтику, блин! Ткач стиснул зубы и упрямо пошагал следом: он не будет жаловаться, даже вопросов не станет задавать. Этот тип что, думает, будто Ткач - изнеженное городское создание, чуждое отдыху на природе? Он еще удивится, мать его так! Начался подъем. Ткач угомонил злость, стараясь следить за дыханием, то и дело поглядывая мимо Курта вперед, на дорогу, и пытаясь определить, куда они идут. Окрестности Блуденца он знал.

Библиотекарь шел, полностью погруженный в свои мысли. Дорогу он знал очень хорошо и даже в нескольких вариантах. Но из мелкой мстительности намеренно свернул с нахоженной тропинки, выбрав самый сложный, хотя и короткий путь. Дорожка, еле намеченная следами редких прохожих, петляла, как обкурившийся шланг, то заворачивая на добрые сто восемьдесят градусов, то взмывая чуть ли не вертикально вверх. Пару раз Курту приходилось забираться на уступ, потягиваясь на руках. После чего он ненадолго замирал, краем глаза следя за тем, чтобы Ткач не отставал. Тот держался прилично, хотя от его злобных взглядов порой начинала чесаться кожа между лопатками.
Запрыгнув на очередной камень, библиотекарь огляделся вокруг, ища приметное деревце, служившее ориентиром. Скрученная временем и скудной горной почвой елочка нашлась невдалеке, на самом краю обрыва.
- Ну вот, мы почти пришли, - удовлетворенно кивнул Курт и всучил рюкзак спутнику. - Держи.
Отдав ношу, он подошел к деревцу, посмотрел на что-то внизу и… спокойно прыгнул вниз.

Сопя в спину вредного брюнета всю дорогу, Ткач соревновался с ним в упорстве, хотя ободрал уже ладони, испачкал в земле колени и белую футболку. Оделся, бля, для свидания, агам. Учтем в следующий раз. Куда его ведут, в конце концов? Подозрительность росла все сильнее, Ткач осознавал, что понятия не имеет, где они очутились в итоге. Хотя вид на долину, конечно, открывался потрясный.
- Ты что, меня решил скинуть? - буркнул Ткач, повернулся к Курту, чтобы получить в руки рюкзак и ошеломленно пронаблюдать прыжок с уступа. - А, чтобы самому скинуться, - растерянно пробормотал он пустому месту, где только что стоял Курт. Затем уронил рюкзак на землю и шагнул к обрыву, заорал: - Ну, так бы и сказал, что не хочешь свиданки! Хрена прыгать?!

- Придурок, я тебе рюкзак дал, чтобы ты им швырялся? – раздраженно раздалось снизу. - Передай его сюда и молись, чтобы там ничего не переколотилось.
Курт стоял, задрав голову, на небольшом уступе, метра три шириной, и с самым мрачным видом любовался побледневшим и немного перекошенным лицом Ткача. Этот самый уступ библиотекарь случайно заметил года два назад, когда его за каким-то чертом занесло довольно далеко в горы. Каменный язык был куском твердой породы, обнажившейся из-за сильного оползня. Ровная, надежная площадка, к тому же почти незаметная сверху.
- Ну? – повторил Курт и протянул руку вверх.