Представь себе картину: все вокруг белое - земля, камни, даже кусты - и те побелели. И среди этой белизны копошатся сотни фигур, которые можно определить как человеческие только по проступающим сквозь тот же белый налет темным пятнам кожи. Они все куда то спешат, что-то тащут надрывая свои спины увесистыми на вид тюфяками. И вот одна из этих фигур выползает из темной, но такой же белой как все вокруг норы, волочит за собой еще один неподъемный тюфяк, прижимаясь к земле под незримой тяжестью надземного мира. Привыкнув к солнечному свету она поднимает голову, а ты замечаешь в ее лице нечто близкое, родное. Всматриваешься пристальней в эти перепачканные черты и вдруг понимаешь - это ты. Ты, которая горбится под тяжестью только что добытого мела. Что не несет, а скорее волочит его под присмотром незримых часовых, жестоко карающих всех выбившихся из сил, сдавшихся страдальцев. И ты, которая не сдается, потому что так надо. Потому что иначе среди белых фигурок под раскаленным солнцем станет на одну меньше. И еще, потому что местному демиургу, наблюдающему сие эпическое действо, от такой потери не станет жарче в прохладе его королевского шатра с неграми и опахалом.