Ну и где я буду спать, - поинтересовалась я у Аркаши. Тот, услыхав в моих интонациях ехидство, сразу же сделал серьезное лицо.
- Поедешь с Борисом в пансион. Это в Шидере. Собственно, это не даже и не пансион, а нормальный немецкий дом. Там женщина сдает два верхних этажа.
- Ну, отлично, да. А ванная там одна на всех. Там мы с Борисом и встретимся.



- Ишь, какая разборчивая, - подивился Аркаша. – Ну, хочешь, поехали с нами в Бург-отель, в соседнем Бломберге, но там номерок 200 евро сутки. А у фрау Басснер – 18!
- Убедили, - сразу же согласилась я
Куда мне тягаться с Аркашей. Он у нас олЕгарх, а я – независимая пресса.
Борис это Аркашин поверенный в Германии. Сам живет в Берлине, но когда шеф приезжает, то вынужден кататься с ним по городам и весям. На недорогих пансионах он собаку съел.
- Я этот адрес в Интернете нашел, - рассказывал он мне на обратном пути из Бломберга, где мы высаживали Аркашу с супругой. – Там прямо так и написано, комнаты, завтраки, душ. Там хорошо. У фрау Басснер трое детей, но все теперь живут самостоятельно, а дом-то большой. Гостиниц в Шидере не хватает. А фрау Басснер уже спит сейчас. У нее в объявлении так и написано. Если вы собираетесь приехать после 23.00, то просьба не будить хозяев. Ключ можно найти под цветочным горшком.
- Прелесть, какая – пробормотала я. – Что, действительно под горшком?
- Ну, нет. На самом деле под почтовым ящиком, - засмеялся Борис
Мы въехали в Шидер, маленькую глухую деревеньку, затерянную среди вестфальских холмов. Немного поплутав по улицам, Борис все ж таки подъехал к дому вышеобозначенной фрау. В темноте белели стены в некоторых местах увитые виноградом, а медная табличка в завитушках сообщала, что мы находимся около пансиона «Анне-Мария». Борис ловко открыл входную дверь и тут же в холле зажегся желтый фонарик. Первое, что я увидела, это стойку для зонтиков.
- А она опытный хотельер, эта фрау Басснер, - заметила я, и мы стали подниматься наверх. Борис дал мне длинный черный ключ и указал на дверь
- Вот ты обретаешься здесь, а я прямо тут с выходом на лестницу. А там у нее что-то вроде гостиной. Туда она завтраки подает. Ванная дальше по коридору – размахивал руками Борис.
- Ага. Спасибо, спокойной ночи, - и я зашла в комнату.
Она оказалась на удивление просторной и уютной. Двуспальная кровать с какой-то невообразимой периной. Легчайшие одеяла и подушки. Цветастые полотенца. Глубокие кресла, шкаф из мореного дуба, низкий квадратный полированный столик. Мебель стилистики 70-х. Но не наших – советских, а их – западноевропейских. Более всего меня большое вытянутое окно и выход на балкон. На тумбочке я увидела бутылку минеральной воды. Да, фрау знает свое дело. Пока я распаковывала багаж, совершала так сказать, водные процедуры и чистила зубы, мой сосед Борис распечатал бутылку вискаря, выполз на лестничную клетку, где и поймал меня, бредущую из ванной.
- Пойдем, выпьем? – предложил он без предисловий, потом секунду подумал и добавил. – У меня бутерброды есть. С сыром.
- То есть разнузданной гастрономии на Шидер Мёбель вам показалось мало?
- Ага. Сидел я мучался над чернично-йогуртовом десертом и думал о своем бутерброде, - согласился со мной Борис.
Что делать. Не бросать же человека наедине с бутербродом. Я зарулила в комнату Бориса. Мы устроились в креслах (не таких глубоких, как у меня) и приступили к действу.
- Давно здесь живете, - начала я по заданному алгоритму. Приблизительная схема разговора с эмигрантами мне была уже известна. Сначала он расскажет, как неплохо устроился по сравнению с другими русскими, потом важно расскажет как у нас, а как у вас (тут значится, всплывут разговоры о хамстве и пьянстве) , после всхлипнет и начнет вспоминать родину. Закончится все гневной критикой бюргерского образа жизни, рассказами об ужасающей немецкой бездуховности.
У Бориса все пошло как по маслу. Да живет 13 лет. Да устроен неплохо. Квартира в Берлине. Большая. Дети вот съехали. Один дом строит. Ага, а у вас там вообще – мрак. Последние кости догрызаете. А мы вот давеча на Канарах…
- Вообще-то, я хирург, - неожиданно сообщил Борис и немедленно выпил.
«Ага. Вот сейчас и начнется» - подумала я. И,правда, началось. Хирург, руки скучают. Жаль, что приходится работать чуть ли не простым водилой. А Аркашу он знал еще в конце 80-х. Он тогда тоже был бедным эмигрантом. А сейчас гляди-ка…дааа. Ну, с Аркашей вся ясно, он же еврей.
- Ой, слушайте, Борис – пойду-ка я спать, - бодро сказала я и встала. - День завтра тяжелый А мне еще нужно ..да много чего нужно. – Слушать о том, как он сейчас начнет костерить немцев, мне не хотелось.
- Ну, давай еще по стаканчику, - встрепенулся Борис
- Не. Спасибо. Слушайте, а вы вообще, зачем уехали-то? Какая причина?
- Ну как ..это…преследовали нас. – растерянно моргнул Борис
- Кто преследовал? – изумилась я
- Как кто? Этот режим…
- Что приходили ночью строгие люди с красными книжками? – сочувственно поинтересовалась я.
- Да нет. Просто у нас сосед с женой уехал, по турпутевке, а потом написал, что его мол, политически преследуют. Ну и остался. Потом приезжал, хвалился. Ну, мы тоже рискнули..
- Ясно. Ну, спокойной ночи.

Как и ожидалось, наутро от вечерних рефлексий у Бориса не осталось и следа. Интересно, почему от всей своей душевной мути люди стремятся избавиться именно поздним вечером? Борис с аппетитом поглощал булочки, за которому фрау Басснер поутру отправляла своего мужа.

Я взяла кофе и вышла на балкон. Там стояли металлические кресла с подушками. Сентябрьское утреннее солнце раскрашивало черепичные крыши Шидера. По тротуару шла тетенька-почтальон и звенела в колокольчик на своем велосипеде. Она подняла глаза и увидела меня.
- Морген, - сказала она важно и прошествовала дальше.
[500x333]