Князь Василий никогда не обдумывал своих планов, но, смотря по обстоятельствам, у него складывались различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Таких планов и соображений у него бывало в ходу десятки. При встрече с каким-нибудь человеком инстинкт в ту же минуту подсказывал ему, что он может быть ему полезен, а потому князь Василий сближался с ним, льстил, делался фамильярен. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал все, что нужно было для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Он был одарен редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.Князь Василий устраивает для Пьера назначение в камер-юнкеры, увозит в Петербург и селит в своем доме. Пьер, вдруг сделавшись богачом и графом Безуховым, оказывается постоянно окруженным людьми и занятым. Все кругом убеждены в его высоких достоинствах. Даже его прежние враги становятся его обожателями. Сердитая старшая княжна раскаивается в прежних недоразумениях. Пьер берет ее за руку и просит извинения, сам не зная за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему. Князь Василий подсовывает Пьеру на подпись вексель в тридцать тысяч в пользу княжон. Он решил таким образом отделаться от их притязаний на наследство. Простодушному Пьеру кажется естественным, что все его любят, он не мог не верить в искренность окружавших его людей. Впрочем, ему об этом просто некогда было задумываться. Он все время был центром всяческих событий, и от него все постоянно чего-то ждали. Князь Василий со смерти графа Безухо-ва не выпускал из рук Пьера и его дел. Он изображал собой обремененного делами, усталого, измученного человека, который из чистого сострадания не может оставить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу. Он устраивает карьеру Пьера, который мечтал совсем о другом, но теперь не смеет возражать. В своих хлопотах князь Василий по ходу дела обворовывает Пьера. В Петербурге Пьер не застает своей холостой компании. Гвардия ушла в поход, Долохов разжалован, Анатоль в армии, князь Андрей за границей, и потому Пьеру не удавалось хоть изредка отводить душу в беседе с ним. Все его время проходит на обедах, балах и преимущественно у князя Василия — в обществе его жены и красавицы Элен. Даже Анна Павловна Шерер, считавшая прежде неприличным все, что бы он ни сказал, изменила свое мнение и пригласила его в гости с припиской, что у нее будет прекрасная Элен. Пьер впервые почувствовал, что между ним и Элен образовалась как будто какая-то связь. Эта мысль испугала его, но и понравилась, как забавное происшествие. Анна Павловна всячески расхваливает Элен, говорит, что тот, кто женится на ней, будет счастлив. Пьер новыми глазами смотрит на прекрасную Элен, ее красота уже не кажется ему такой холодной, он чувствует, что она уже имеет власть над ним. Анна Павловна заводит речь о роскошном доме в Петербурге, который зачем-то, по настоянию архитектора, отделывается для Пьера. Ночью Пьеру не спится — он думает о том, что с ним случилось. Он понял, что женщина, которую он знал ребенком, может принадлежать ему. “Но ведь она глупа, — думает он. — Ведь это не любовь. Напротив, что-то гадкое есть в том чувстве, которое она
возбудила во мне, что-то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история и что от этого услали Анатоля. Брат ее — Ипполит. Отец ее — князь Василий. Это нехорошо ”.   В ноябре 1805 года князь Василий устраивает себе ревизионную поездку по четырем губерниям, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях и, взяв из полка сына Анатоля, заехать вместе с ним к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтобы женить сына на дочери этого богатого старика. Но до отъезда надо было покончить с Пьером, который все еще не сделал предложения Элен. Пьер все так же жил у князя Василия и с ужасом чувствовал, что людское мнение прочно связало его с Элен и, как бы это ни было ужасно, ему придется связать с нею свою судьбу. Элен обращалась к Пьеру всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что-то значительнее того, что было в общей улыбке. Пьер знал, что все ждут от него только одного слова, но не находил в себе решимости сказать его. Все случилось в день именин Элен. Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. То вдруг ему становилось стыдно и неловко. Гости разъезжаются. Князь Василий оставляет Пьера наедине с Элен. Остальные подглядывают за дверью. Ничего не происходит. И тут князь Василий берет дело в свои руки. Он идет в маленькую гостиную скорыми шагами, радостно подходит к Пьеру. Лицо его так необыкновенно-торжественно, что Пьер испуганно встает, увидев его. “Слава Богу! — сказал он. — Жена мне все сказала! — Он обнял одною рукой Пьера, другою — дочь. — Я очень, очень рад. — Голос его задрожал. — Я любил твоего отца... и она будет тебе хорошая жена... Бог да благословит вас!..” “Теперь уже поздно, все кончено; да и я люблю ее”, — подумал Пьер. Через полтора месяца он был обвенчан и поселился в заново отделанном доме графов Безуховых.

Ростов старший гордился своим сыном. Николай Ростов с Денисовым и Долоховым сели в середине стола и оказались напротив Пьера. Обед получился великолепным. Пьер много и жадно ел и пил, как всегда. Но те, которые его знали коротко, видели в нем большую перемену. Лицо его было уныло и мрачно. Он получил анонимку, в которой указывалось на связь его жены с Долоховым. Вернувшись с военной кампании, Долохов был восстановлен в чине и поселился у Пьера. Элен вначале выражала недовольство по этому поводу. Пьер знал, что Долохов бретер, ему ничего не стоит убить, оскорбить любого. Ростов младший недоброжелательно смотрел на Пьера, потому что тот был штатским (бабой) и в рассеянности не ответил на приветствие Николая, не узнав его. Пьер, оскорбленный Долоховым, раскричался за столом. Тут же определились секунданты: Ростов — Долохова, Несвицкий — Пьера. На другой день в восемь утра состоялась дуэль в Сокольницком лесу. Пьера терзали сомнения в собственной правоте. Временами ему хотелось бежать. Но когда секундант предложил примирение, Пьер отказался. Он лишь спросил секунданта: куда идти и как стрелять. Долохов тоже не хотел мириться. По счету: раз, два, три — противники стали сходиться. “При слове три Пьер быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо, боясь, как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Подойдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова и, потянув пальцем, как его учили, выстрелил”. Он вздрогнул от звука выстрела. Дым и туман мешали ему видеть противника. Потом он увидел Долохова — тот одной рукой держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет, потом упал на снег. Пьер побежал к Долохову, но тот резко крикнул: “К барьеру!” Пьер остановился у своей сабли. Их разделяло десять шагов. Долохов, лежа в снегу, приподнял пистолет. Денисов крикнул Пьеру стать боком и прикрыться пистолетом, но тот с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Секунданты зажмурились. Но Долохов промахнулся. Пьер, шатаясь, пошел в лес, приговаривая непонятные слова: “Глупо... глупо! Смерть-ложь...” Несвицкий остановил его и повез домой. Ростов и Денисов везли раненого Долохова. Вдруг он очнулся и взял за руку Ростова: он глубоко переживал за свою мать: “Я убил ее, убил... Она не перенесет этого”. Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. “Ростов поехал вперед, исполнять поручение и, к великому удивлению своему, узнал, что Долохов, этот буян, бретер-Долохов, жил в Москве со старушкою матерью и горбатой сестрой и был самый нежный сын и брат”. Пьер в последнее время редко виделся с женой с глазу на глаз. Их дома в Петербурге и Москве были полны гостями. Как ни мучительны были переживания прошедшей ночи, эта, после дуэли, оказалась еще мучительнее. “Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате”. Пьер был в ужасе оттого, что “убил любовника своей жены”. Он спрашивал себя, как дошел до такой жизни, и тут же отвечал, что женился не любя, обманул и себя и ее. “Я знал, что она развратная женщина... но не смел признаться в этом”. С каким презрением она сказала ему, что не дура, чтобы желать иметь детей, и что от Пьера детей у нее не будет. “Она во всем, во всем она одна виновата, — говорил он сам себе. — Но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал это: "Зе уоиз а1те", которое было ложь, и еще хуже, чем ложь”. Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтобы ехать в Петербург. Пьер не мог оставаться под одной крышей с Элен. Он решил написать ей письмо, в котором объявит свое намерение разлучиться с нею навсегда. Но утром Элен спокойно и величественно вошла в его кабинет, только на мраморном лбу ее была морщинка гнева. Она знала о дуэли и пришла поговорить о ней. Пьер робко смотрит на жену. Элен отчитывает Пьера за то, что он верит сплетням о ней и Долохове. Своей дуэлью Пьер доказал, что он дурак, что ей было известно и раньше. Теперь она сделалась посмешищем всей Москвы. Элен говорит Пьеру, что редкая женщина на ее месте не взяла бы себе любовника при таком муже, но она этого не сделала. Пьер просит Элен замолчать. Та не унимается. “Нам лучше расстаться”, — говорит Пьер. Элен не против, но пусть он прежде обеспечит ей состояние. “"Расстаться, вот чем испугали!" Пьер вскочил с дивана и, шатаясь, бросился к ней. "Я тебя убью!" — закричал он”, замахиваясь на нее тяжелой мраморной доской. Элен взвизгнула и отскочила от него. “Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: "Вон!" — таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик”.