Что-нибудь где-нибудь непременно твердо, как камень,
такое что-то, чего не возьмешь руками,
и чьё имя горчит, как больное пламя,
наверное, это въелось в память,
да?

Подними голову, там небо, именно оно помнит
помнит всё о том, как было нелегко мне,
единственное место, которое так огромно,
что никто никогда не слышал, как оно стонет

Посмотри мне в глаза, посмотри,
не отводя взгляда
я хочу узнать
помнишь ли ты сказку про тысячу лет назад
а еще температуру ада
никогда не говори, что мы расстанемся обязательно
не ври, неправда, неправда
ты знаешь: я буду рядом

Помнишь ли ты когда где что зеленее
почему кто молод, отчего у кого счастье
Если в тебе самое яркое побледнеет,
главное, не развались на части

Я-то, разумеется, пойду тебя соберу,
я сказал, что буду, а я никогда не вру
врууууу, только если прячусь в свою нору,
потому что грустно;
а когда иду в гору, всего лишь играю в твою игру
забираюсь в твои сны,
теряя что-то, что въелось в грудь

с тех пор, как оно умерло, всё безутешно
больше не вижу лица, которое в образах;
посмотри в глаза мне, ты помнишь, как тысячу лет назад
я вывалился из твоих рук, чтобы стать грешным

Помнишь ли не помнишь что помнишь
куда в голове что от кого прятать
на тысячу первую ночь из моих инсомний
становится чуточку скучновато

и идешь играть в плохую игру, в твою игру. но
помнишь, что помнить чего-то должен, иначе крышка;
нет иного пути, впрочем, куда ни беги, везде трудно.
смерть – это всего лишь маленькая передышка

чтобы прикоснуться снова к тому, что дает свет, что умеет светить;
впрочем, иногда выхода нет, а если и есть, то выход в том, чтобы прекратить
прекратить войну, закрыть магазин, убрать трупы и идти домой
в надежде, что всё утрясется как-нибудь само.

но если кому что светит, то другому и не блестит,
руками трогать нельзя, руки приходится отвести,
а потом забываешь о чем-то, и нет никакого пыла,
всегда душно

Главное – не грусти,
когда-нибудь мне удастся сделать здесь всё, как было,
и даже лучше