Никудышный город, увы, никудышный,
мало ли мне было скуки и слепых сквозняков,
так нет же, я одел свое лучшее платье,
чтобы прогуляться в тиши по крышам,
чтобы взглянуть сверху на дела моряков,
которые больше всех из живущих сведущи в благодати;

ну, конечно, в том, что под благодатью подразумеваю
я,
некоторым счастье иметь путь, как рельсы трамвая,
надежный, с которого не свернуть;
я некоторым по душе ветреность корабля,
которому ветер, смеясь, паруса срывает,
вот ведь как оно бывает;
по крайней мере, так говорят.

Когда я был младше, мне хотелось построить дом,
чтобы было куда слетаться в сумерках мотылькам.
Когда я стал старше, жизнь стала адом, а может, льдом,
и моё умение строить дом
пошло по чужим рукам.

Таким, как я, лучше бы отсюда уйти.
Исчезнуть, раствориться, будто успешный вор,
и чтобы никто не знал, как.
Таким, как я, нет иного пути,
чем следовать всем ветрам провор–
ным и сквознякам.

Я убегу, моя милая, и в иноземной цветной толпе
я тебя найду, я прижмусь, наконец,
губами к твоим волосам;
ради этого и стоить учиться петь,
чтобы хотя бы в твоем сне
узнавать друг друга по голосам.

Мои корабли уже ждут, у меня самые прямые мачты,
и даже сирены при встрече мне только кивнут;
а значит, ты
меня скоро увидишь, если только по дороге
я не влюблюсь в море,
безумно и однозначно;
хотя видят боги,
это не самое большое горе.
Я уплыву далеко, и меня никогда не найдут,
оставшись навек в своих городах невзрачных.

Когда я уйду, загнав ветер в свои паруса,
я хочу, чтобы ты писала мне письма в белом конверте;
если ты дождешься меня, я научусь выделывать чудеса,

Потому что в этом городе если кого и ждут,
так только смерти.
Я знаю сам.

Sep. 22nd