Aug. 13th
Тысячи вариантов, как сгнить, как описать боль, хотя я думаю,
что она одинаково некрасива, одинаково черная
мерзкая дрянь в груди; только один путь из всех –
именно твой, чтобы стать силой,
а остальные какие-то совсем другие пути,
это странные предложения от конкурентов
то ли выродиться, то ли переродиться;
того и гляди, попробуешь соблазниться.
Однако к горлу уже подступают спазмы.
Даже великан состарится, не сотрет пудру слепоты с глаз; может
быть, ему никогда не танцевать танго, но есть ведь
еще и степ. Так как нам достался ангел-исполнитель-
желаний самого низкого ранга (глух; слеп), то чего
же все ждут от нас? Чтобы мы воссияли, стоя
ровно и гордо на сожженном уже мосту?
Чтобы наши инициалы выжгли на одеяле, нет, ну
ты только подумай?
Мне плевать сто раз на их известную радость из задницы,
да-да, можете считать меня девиантным, но
она не сплавит разваленное, не даст
внятных имен тускнеющим светлячкам в памяти,
способных все воскресить; когда ты исчезнешь, что же
во мне останется, мне бы лучше потух–
нуть, это гораздо проще, чем всё это выносить,
чем всё то, что в других вариантах,
и не надо меня просить прекратить истерику,
я не хочу, чтобы хоть что-нибудь было нечестно, иначе
мне грозит синдром Кандинского-Клерамбо, а вообще я
считаю, что холерикам нельзя доверять погрузку гробов.
Знаешь, я не буду кричать «помогите», только на
рассвете после прорёванной ночи, в подушку, а это редко,
и я убежден – мы в ответе за чушь, которую себе навязали;
а кроме того,
во мне достаточно зверей в клетках, их тоже иногда
надо кормить, а иначе они сдохнут, понимаешь, всё
просто, не плюй в колодец, не порть зрение и навещай родителей,
а еще придумай себе обязательный смысл этой хрени,
удивительный,
чтобы все охнули и ничего не сказали.