Как хорошо, когда мы во что-то верим...

А все-таки хорошо, старина, что мы в форме, прекрасно себя чувствуем, полны желаний, в силах и при памяти. И это несмотря на то, что нам уже по семьдесят восемь,— сказал Иван Николаевич, обращаясь к тому, кого он назвал стариной.

— Да, Петя,— сказал старина.— Это чудесно... Хотя нам
уже по восемьдесят семь, а не по семьдесят восемь.

— Что? — спросил Иван Николаевич. — Ты что-то сказал?

— Я?! — изумился старина.— Нет, Миша, ты меня знаешь.Я всегда молчу.

Иван Николаевич встал. Вернее, он так решил, будто он встал, возмущенный наглостью:

— Нет! Ты, старина, сказал, что я вешу восемьдесят семь килограммов.

— Вы меня не так поняли, Василий Алексеевич. Это во мне сто восемьдесят семь сантиметров. И потом, я не люблю, когда при мне матерятся.

— Извините,— смутился Иван Николаевич.—Мне показа лось, что вы меня подозреваете. И он сел. Вернее, решил, что сел, удовлетворенный.

— То, что ты, Костя, продолжаешь заниматься гантелями, еще не дает тебе права обвинять меня в дезинформации,— сказал старина и нервно закурил чайную ложку.

— О! Гири — моя слабость,— засмеялся Иван Николаевич и вытер слезы. Он взял со стола спичечную коробку и начал ее отжимать.— Смотри! Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль, минус один, минус два...

— Гиря-то пустая,— поддел старина.

— Во-первых, это не гиря, а коробка! А во-вторых, встать! Смирно! — закричал Иван Николаевич.— Я интеллигентный человек и не потерплю никакого капитулянтства! При чем здесь коробка?.. Ну что, стыдно? То-то. Ладно. Я пошутил. Лучше скажи, почему ты до сих пор куришь?

— Привычка,— смутился старина и покраснел.— Одни
расходы,— он затянулся ложкой,—дорого... Шесть штук — два сорок. И без фильтра... Так-то, Витюша.

— Не смеши меня, старина,— сказал Иван Николаевич и заплакал.

— Скорее всего это грустно,— произнес старина и расхохотался.— А в общем, я рад тебя видеть.

— А я рад тебя слышать,—успокоился Иван Николаевич.

— У тебя, Коля, всегда было хорошее зрение,— сказал старина.

— А у тебя — слух... Вы что-то сказали?

— Я?! — опять изумился старина.— Я молчу уже второй час. Если вы хотите меня унизить, товарищ капитан, извольте. У меня тоже есть свои козыри.

— Пики? — встрепенулся Иван Николаевич.

— Никак нет-с, сударь! — оскорбился старина.— Сабли! И не забывайте, что вы у меня в гостях!

— Это ты у меня в гостях, старина,— грустно сказал Иван Николаевич.

— А это уже чересчур! — гаркнул старина и попытался подняться с кресла, но так и остался сидеть на диване.

— Чересчур или не чересчур, а я должен идти спать,— сказал Иван Николаевич.— Меня ждет супруга. Хорошо, что у нас еще есть желания. На этот раз он по-настоящему встал и скрылся в шкафу.

— Когда из кухни вышла Дарья Федоровна — супруга Ивана Николаевича, старина сказал:

— Ваш муж Степан... В общем, держитесь, Марфа Яковлевна...

— Неужели он все-таки отравился грибами? — улыбнулась Дарья Федоровна и поправила прическу.

— Не уверен. Поэтому и не обгоняю,— пробурчал старина.

— Что ж, пойду приму меры,— сказала Дарья Федоровна.

Она вошла в туалет, спустила воду и закричала:

— Алло! «Скорая»? Это я! Да. Именно так...

...Утром в квартиру пришли два газовщика. Обнаружив Дарью Федоровну в туалете, Ивана Николаевича в шкафу и какого-то совсем старого дядьку, сидящего на диване с ложкой во рту, они успокоились. Значит, все в порядке. Главное, чтобы не было утечки газа.

1980г.