[показать]

[показать]

  Северный дремучий лес говорит даже своим безмолвием, своей неизреченною тишиной, своими тихими шумами. Он словно возрождает в русской душе миросозерцание забытых дедов-прадедов, словно подает ей весть о том, что следят за каждым ее вздохом из мрака бесконечности эти переселившиеся в область неведомого пращуры. Под сенью леса как будто пробуждается в этой душе вся былая-отжитая жизнь дышавших одним дыханием с матерью-природою предков - простых сердцем людей неустанного потовогострадного труда и непоколебимо-могучей силы воли. Лесное молчание исполнено шорохов безвестных. Оно помогает хоть одним глазом заглянуть в великую книгу природы, наглухо закрытую для всех, не пытающих припадать на грудь родной матери-земли. И вековечная печаль, и тихий свет радостей, и грозные вспышки стародавних обид, и тайны - несказанные тайны - все это слышится, внемлется сердцу в молчании родных лесов. Пробегает ветер по вершинам старых богатырей-сосен - скрипят-качаются могучие деревья, готовые померяться с грозой-непогодой. Ратует с бурею дремучая лесная крепь, шумит многошумная, обступает захожего человека, перекликается с ним, перебегает ему дорогу, манит вещими голосами под свою широковетвистую сень, невевает на душу светлые думы о том, что он - этот человек - сын той же матери-природы, взрастившей на своей груди лес. Лес говорит русскому сердцу не в пример больше, чем море синее, и этот говор откровеннее и понятнее для нас - как все кровное, родное... Не следует ли искать причину этого явления в том, что русский народ слишком долгое время был отрезан от своих теперешних семи морей вражьей силою, слишком долго хоронился в родных лесах со своей народной верою в поруганную пришельцами-ворогами государственную самобытность, ревностно оберегая ее от всякого лихого глаза!..

  Что ни дерево в лесу, то своя краса, своя особая жизнь, свои приуроченные к ней, выхваченные из нее пытливым слухом народные поговорки. Но едва ли не более всего прочего лесного народа зеленого по сердцу русскому береза - эта белая, кудрявая красавица.

«Ты не белая березынька к земле клонится, не бумажные листочки расстилаются...» - выводит одна запевка. «Кудрявая березынька под окошечком, а в окошечке сидит не касаточка, не ласточка - сидит душа красна девица...» - сливается с первой другая песня. «Вечор моя березынька, вечор моя кудрявая, кудрявая зеленая, ах мелколистная, вечор моя березынька долго шумела, долго шумела - сердечушку от мила дружка несла весточку, ах кудрявая!» - заливается третья... «Во поле березынька стояла, во поле кудрявая шумела. Люли-люли, стояла, люли-люли, шумела», - и не будит конца этим песням, если приняться перебирать их одну за другой.

  На веселый праздник Семик - девичий праздник, поются в честь березки особые песни. Эти дни являются настоящим праздником в жизни белой кудрявой красавицы лесного царства. Заливают красны девушки венки, пускают их на воду, загадывают по ним о судьбе да суженых, наряжают березку в цветы да ленты, хороводы под березками водят. И всюду она красуется тогда - где на Руси есть живой человек.

  Не одной березе-березыньке народной крылатое слово честь честью воздает - не обошло оно и других представителей зеленокудрого царства, как лиственных, так и хвойных. Последние даже ближе, роднее угрюмому Русскому Северу. Бродя под сенью сосен, этих стройных красавиц, готовых если не по дородству, то по статности поспорить не только с белой березою, а и с заморскими пальмами, обмолвился о них русский человек целым рядом загадок. «Стоит дряво, висит кудряво, по краям мохнато, в середке сладко», гласит народная молвь о кедре. «Не бей меня, не ломи меня, лезь на меня», - добавляют к ней сибиряки, промышляющие собиранием кедровых орехов. И так далее.

[показать]

  Лес, с стародавних лет считается священным местом у всех славянских народов. И теперь в сокровенном, в душе русского человека, испытывающего благоговейное смущение при входе в лес, просыпается вера пращуров, признававших заповедные лесные места своими храмами. В священных рощах древней Руси, над истоками текучих вод, совершались жертвоприношения воплощенным в природе богам. В этих рощах под страхом незамолимого греха запрещалось охотится за зверьем и птицей, не позволялось рубить ни одного дерева. Здесь, под вековой сенью древес, благословлялись жрецами брачные союзы. В особо отведенных урочищах устраивались кладбища, где находили себе вечный покой завершившие свой томительный жизненный путь. Еще до сих пор в поволжских селах встречаются заброшенные лесные кладбища, говорящие своим видом о глубокой старине происхождения. О свадьбах «самокрутах» ходит на Руси выражение: «Венчался вкруг ракитого куста». Еще недавно можно было видеть уцелевшие от топора-истребителя и свято охранявшиеся населением старые одинокие дубы, позабытыми на поле битвы богатырями возвышавшиеся над равниною. Это - заповедные деревья, уцелевшие от истребленных священных рощ. Под ними время от времени устраивались мирские пирушки, игрища, играла-выговаривала балалайка. И теперь, у соседей наших чувашей, у жителей мордвы, так и среди русского населения эти дубы считаются священными. Их обвешивают вышитами полотенцами, к ним обращаются с молениями о дожде, перед ними дают обеты. Если же под таким деревом догадливою рукою поставлена часовенка да еще бежит-журчит ручеек-струденец, то к такому месту принято ходить на богомолье.

  Дуб издавна считался на славянской земле священным деревом. Летописи свидетельствуют о том, как на славянском Западе проповедниками христианского учения вырубались заповедные рощи. Но до сих пор напоминают о почитании дубовых рощ разбросанные по неоглядному светлорусскому простору рощицы-«жальники», превратившиеся в места отдыха утомленных путников.

  Дуб является олицетворением сил-мощи и в древности был посвящен могучему Перуну. «На святом океан-море, - гласит заговорное народное слово, - стоит дуб креуовистый (кряжистый?). И рубит тот дуб стар-матер муж своим буланым топором. И как с того сырова дубы щепа летит, такожде бы и от меня (имярек) валился на сыру землю борец-молодец по всякой день, по всякой час».

  Дошло до наших дней славянское предание о дубах, стоявших будто бы «еще до сотворения мира», когда-де не было ни земли, ни неба, а разливалась по всей вселенной один «океян-море». Стояли, по словам предания, посреди этого океана два дуба, на тех дубах сидело две птицы. Спустились они на морское дно, захватили клювами песку да камешков. Так-де и были созданы и земля, и небо. По другому преданию, существует железный прьвопосаждень дуб, на котором держатся вода, огонь и земля, а корень этого дуба стоит на силе Божей. Растет-поднимается этот дуб до самых небес, а коренится в глубочайших недрах подземнего царства.

Коринфский А. А. (1868-1937)