Это цитата сообщения
-Kaunotar- Оригинальное сообщениеФанфик, самонадеянный, но прикольный. Часть 12
Настроение сейчас - тонкая граньНа фоне белой наволочки лицо Билла смотрелось чуть живее. Том пропустил меня ближе к нему, позволив сжать его руку. Ладонь Билла – такая узкая, такая родная…
Чуть тёплая.
Милый…
Живи!
Том смотрел на меня почти чёрными глазами. Он что-то говорил, но я не слышала голоса. По его губам я прочла: «Котёнок»
Всё поплыло…
Локоть Тома.
«Ты нужна ему»
Киваю, пытаюсь прийти в себя.
Вижу закрытые глаза Билла. Его ресницы, кажется, стали ещё длиннее. Ещё темнее.
Слипшиеся волосы слева.
Нет… не верю, так не могло быть…
Врач склоняется над ним, промакивая рану тампоном.
- Счастливчик он у вас… - долетает до меня обрывок фразы.
- Что… Что …что… - Том будто зациклился на этом вопросе, пытливо уставившись в лицо доктору.
- Удар пришёлся вскользь. Во-первых, что-то смягчило, во-вторых траектория была бы немного другой, стой он прямо…
- Ты… ты… - Том сжимает мою руку.
Его глаза становятся влажными.
«Я не знала, Том. Я случайно…» - хочу сказать я, но губы не слушаются. Вместо этого я только хватаю ртом воздух.
Спасла?
Нет, Том.
Если бы спасла, то не лежал бы он здесь.
У Тома созрел новый вопрос: «За что?! Его за что…»
Самое странное, что мы понимаем друг друга по тем полузвукам, которые издаём.
Всё решают взгляды.
Мы понимаем друг друга, потому что у нас есть Билл.
Ещё есть…
НЕТ!!!!
Не умирай, милый…
Он открыл глаза. Дикий взгляд. Лёгкое пожатие пальцев. Бледная гримаса, похожая на тень его обычной улыбки. Мы с Томом склоняемся над ним.
- Билл…
- Ау, милая… я нормально. Только голова. Очень болит.
- Не разговаривай, Билл.
- Ага… Я люблю тебя, слышишь…
- Билл…
Опять ушёл.
Том дрожит, он так напряжён, будто готовится к затяжному прыжку.
Я дрожу, потому что мне холодно, да ещё и волны предательской слабости накатывают одна за другой.
Мне просто невозможно смотреть на залитые кровью джинсы…
Тому звонит Густав.
- Да, привези. Привези. Ну найди что-нибудь в сумке… я тебя умоляю, о чём ты говоришь…
Вещи. Наши вещи. Мои и Ани, Тома и Билла.
Аня.
Почему?
Где она сейчас.
Мне казалось, что ей просто не может быть хорошо.
- Том…
Он подпрыгнул, услышав своё имя.
- Том, Аня…
- Нет. Не говори сейчас о ней. Я не понимаю ничего. Я пока не хочу понимать. Я подумаю об этом завтра, окей?
И я отступаю. До следующего возвращения Билла.
Не лезу с расспросами.
Мне самой нелегко говорить.
Моя башка тоже побаливает.
Тянусь рукой к волосам. Том цепляет моё движение взглядом. Я вижу выражение его лица. Это смесь ужаса и восторга.
У меня не хватает пары локонов.
Выдернуло злополучным шариком.
Не хочу даже думать о том, что было бы, не толкни я Билла, не влети эта железяка в облако моих довольно густых волос…
Не хочу.
Этого не случилось и слава Богу…
Госпиталь.
Том выглядывает из машины, высматривая прессу.
Никого нет. К счастью.
Нас отлепляют от Билла, и мы просто бежим за его носилками, как в дешёвом американском сериале про больницу.
А потом Том сдаёт кровь. Он долго кричит на врачей, которые отказываются пускать меня в палату на время трансфузии и тут же сникает, когда ему говорят о том, что промедление смерти подобно. Видя его затравленный взгляд, профессор машет рукой, - и мне тоже выдают халат и тапочки.
Я снова сжимаю их руки: братьев соединяет тонкая трубочка, по которой красная жидкость резво перетекает от Тома к Биллу. Том бледнеет, в то время как к лицу Билла возвращается лёгкий оттенок жизни. «Не оставляй меня… », - шепчет Том, и я просто киваю. Мне кажется, что через меня передаётся энергия его братской любви: слева-направо, через линию моего испуганного, летящего галопом сердца, проходит тёплая волна от одной узкой ладони к другой.
Такие похожие и такие разные…
Потом Билла увозят. Шить.
- У него сотрясение. Это точно. К утру будет полная картина. Мне не нравится, что он постоянно теряет сознание… Это нетипичный симптом, – профессор теребит ручку и не смотрит нам в глаза. – Вы… шли бы вы домой. Сейчас вы всё равно ничем ему не поможете.
Уйти?
А если он спросит…
Мы молчим, но молчим об одном и том же.
Доктор сухо улыбается.
- Ему дадут снотворное. Парню только что восемь швов наложили, шутка ли дело. Так что отправляйтесь. И чтобы раньше полудня не видел никого из вас. Меньше всего Билл нуждается в полумёртвом брате. Ну а на вашем месте, фройлен Рита, - профессор посмотрел на меня поверх очков, - я бы выспался. Потому что вы ему ещё очень понадобитесь. Бодрая, здоровая, с блеском в глазах и горячими губами. Я понятно излагаю?
Ну что нам оставалось?...
Выходя из больницы, мы были опустошёнными.
Бледный, как полотно Том опирался на моё плечо…
***
Вместо сна я смотрела в потолок. Гостиничный номер казался мне огромным и пустым, как музейный зал. В нём нехватало Билла.
Его смеха.
Звуков его голоса.
Его полосатого блейзера, небрежно брошенного на стул.
Только упакованные вещи. Только тишина. Только молчание…
Здесь, в холодной постели мне нехватало его плеча. Его дыхания.
Подушка была чужой, она не хранила его запаха…
Запах.
Вскочив, я раздёрнула молнию на его чемодане, вытащила один из миллиона, наверное, его чёрных свитеров и зарылась в него лицом.
Вместо тупой и ноющей боли пришли слёзы. Тихие и горючие. Они жгли мне щёки, будто я впервые плакала… передо мной стоял Билл. Смеющийся и нежный, мой Билл, которые сейчас должен был обнимать меня.
- Милая.. . – я смогла с болезненной точностью представить его голос.
Как же мне хотелось сейчас просто коснуться его.
Недавние ссоры казались глупыми и мелочными, детским лепетом. Всё отступало с тень перед перспективой потерять его навсегда.
Никогда больше не увидеть его улыбки, делающей его похожей на ангела…
Никогда больше не услышать тихий звук его дыхания, когда он просто спит рядом…
Никогда не ощутить тепло его губ, нежность его прикосновений, непонятную силу его безумно красивых рук.
Никогда…
Маленькое, жестокое слово…
«Никогда»,- прошептала я, и мне показалось, что мой нервный голос отражается тысячным эхом осиротевших без него стен.
В ванной я нашла маленькое опасное лезвие – серый стальной квадратик.
С ним и чёрным свитером Билла я залезла на подоконник, залитый светом той самой луны, которая совсем недавно видела нас вместе.
Дарила нам свой призрачный свет…
Ласкала нас молочной струной лучей, бесстыдно заглядывая в спальню Билла сквозь узкую щёлочку штор…
Вспоминать об этом было больно.
Поджав голые ноги, обняв свитер Билла, я вертела лезвие в руках.
- Ты – мой маленький ключик. Если… что. Я не смогу. Без него. Нет.
- А я? – голос раздавался от раскрытой двери.
Том.
Он вошёл, сел на подоконник рядом со мной и приоткрыл фрамугу. В его пальцах дымилась сигарета. Мне почему-то показалось, что не первая.
- А как же я?
- Том…
Он затянулся. Глубоко-глубоко, будто он не курил, а дышал.
- Котёнок…
- Почему ты не спишь? – вопрос был дурацкий, потому том не ответил, только покачал головой.
- Не могу. Мне… мне трудно. Мне страшно.
- Мне тоже.
- Ты… отдай мне лезвие, котёнок. Это лишнее, это ни к чему. Ты… да не только ты, почему-то никто никогда не думает обо мне.
Я спрятала кусочек стали в ладони. И покачала головой.
- Думать? А как это?
- Вот именно. Я сам сейчас очень этим интересуюсь.
Случайно я посмотрела в его глаза.
Том был пьян. Очень пьян. Но, видимо, нервничал гораздо сильнее, чем полагается человеку, стремящемуся напиться. Докурив, он выбросил окурок в окно, и прикурил новую сигарету.
- Знаешь… мне сейчас тошно. Просто тошно так, что выть хочется. Я сам без него не умею, хотя знаю, что я далеко не идеальный брат. Понимаешь, о чём я говорю?
Я кивнула. Он облокотился на стену, поворачивая лицо к свету.
- Ты… ты понимаешь?! – он впился в меня глазами, будто ища подтверждения моему пониманию. Невозможно было выдерживать этот полный горечи взгляд. – Я же останусь совсем один. Совсем… Тебя уже почти нет, ты вон бродишь где-то за гранью, там же, где и он. Она… о ней я подумаю завтра. Веришь, мне кажется, - на миг его лицо показалось мне совершенно безумным, - что я сплю. Что ты спишь. Что мы встретились во сне. Что тебя сейчас нет здесь… может, это правда?
Меня захлёстывала истерика.
Вырвав у него из пальцев сигарету, я затушила её о собственную ладонь: маленькая боль от ожога затерялась в общем оцепенении моей души, зато Том порядком встряхнулся. Отобрав у меня смятую сигарету, он порывисто сжал мои плечи.
- Ты чего?!
- Если ты думаешь, что мне легко.. Давай мы не будем сейчас меряться собственным горем. Я хочу видеть его, а его нет. Я хочу слышать его, а его нет. Я хочу быть с ним сейчас, а его нет. Нет, понимаешь, Том?! НЕТ. НЕТ… НЕТ!!!! Не надо хоронить его раньше времени…
Опять слёзы, только на этот раз они не катились на свитер Билла, не падали жгучим дождём мне за пазуху. Их ловили пальцы Тома, который осторожно гладил меня по щекам. «Прости, котёнок… прости… Я понял».
Да что ты понял…
Том, у тебя своя боль, у меня своя. Не знаю как тебе, но мне кажется, что мне никогда не расхлебать это солёное море…
Говорить это не было сил. Но он всё и так понял – по моему взгляду.
- Ты… сейчас так похож на него, Том… Томчик… - выронив лезвие, я обняла его за шею. Плечи тома легонько вздрагивали.
- Знаю. Я… в номере своём зеркало разбил. Мне.. мне так тяжело. Я устал. Смертельно устал быть сильным. Меня это мучит, - его голос звучал глухо. – Ложись спать. Уже очень поздно…
- Сам понял, что сказал?
- Да более чем. Ложись…
Подоткнув моё одеяло, Том присел на край кровати.
- Анастаси… Ты пойми, что это тебе он обязан тем, что вообще дышит.
- Перестань. Не говори так…
Я закрыла глаза, но по-прежнему чувствовала его взгляд на своём лице.
- Том?
- Котёнок… - его руки осторожно обняли меня поверх одеяла. – Я посижу с тобой, можно? Я с ума там схожу один.
- Том… ну какой посижу… У тебя забрали максимум крови, тебя всего трясёт. Возьми второе одеяло и ложись.
Когда он лёг рядом, я просто обняла его за плечи.
- Том… - он весь дрожал, хотя его лоб был даже холоднее, чем обычно. Он притянул меня близко-близко, устраивая мою голову на своей груди.
- Никогда не оставляй меня, никогда… – прошептал он, проваливаясь в сон.
Острое и короткое, как обронённое мной лезвие, недавнее воспоминание пронзило меня…
Тёплое плечо Билла, его пахнущая новой кожей перчатка без пальцев…
«Не сбегай так, как тогда…»
«Не буду»
«Не оставляй меня никогда… слышишь?! Не оставляй…» - он смотрел на меня с таким горьким отчаянием в накрашенных чёрным глазах, что мне стало жарко.
Он был бледным и ... неуверенным.
Только когда дыхание Тома стало ровным, я позволила себе слёзы.
Между нами и нашими одеялами лежал тонкий чёрный свитер.
Он мучительно ярко пах Биллом…
(с) Рита Диен, она же Соната_Арктика, октябрь 2007
[699x491]