Это цитата сообщения -Kaunotar- Оригинальное сообщение

Фанфик, самонадеянный, но прикольный. Часть 35

[525x700]
Настроение сейчас - странное вдохновение

Билл Каулитц сидел на подоконнике окна, за которым вовсю гулял пересыпанный снежными искрами ветер. В тонких, отманикюренных и бесконечно музыкальных пальцах молодого человека медленно тлела сигарета, которую он изредка подносил к губам, будто и не курил вовсе.

Он смотрел то в темноту, которая так напоминала глубину его глаз, то на своё собственное отражение в холодном стекле окна. На дворе стоял сказочный вечер Рождественского Сочельника.
Билл играл зажигалкой: яркий огонёк то вспыхивал, бросая блик на стекло, то потухал, оставляя тёплый след на металле. Уютно лежа в его узкой ладони, зажигалка была его единственным развлечением. Мобильный, отключенный, тускло поблескивал рядом.
Билл не хотел никого видеть.
Он не хотел ничего слышать.
Он слушал самого себя, прижимаясь виском к холодному стеклу, чувствуя лёгкую, привычную пульсацию вен.
Ему были ни хорошо, ни плохо...
Он слушал отголоски собственной жизни...
Внизу шумела вечеринка.
До него долетал весёлый голос Тома, который в очередной раз предлагал выпить, фальшивый смех Йоста и девчонок, которых он зачем-то привёз с собой. Билл слышал, как Надин, новая пассия Густава, разбила что-то, а потом долго извинялась...
Всё не то и всё не так...
Билл Каулитц устал. От людей, от гостей, от шумной музыки...
Ему хотелось только забыться.
Он сбежал с вечеринки, которую организовал скучавший по Аннет Том. В тёмной комнате, с початой пачкой сигарет, он искал, на чём остановить свой потерянный взгляд - и не находил...
Фото смеющейся Стэсс...
Эта маленькая – 9 на 15 - картинка больно зацепила его. Отвернувшись, он закусил губу, но так и не смог отделаться от запавшего в душу образа: знакомые черты будто проступали на стекле. Он попытался отрешиться, закрыв глаза, но её лицо стало ещё ярче, будто оживая в его воображении...
- Нет... Не надо... – он шевельнул губами почти беззвучно.
Её рядом не было. Она ушла утром: сбежала вниз по лестнице, швырнув ключи ему в лицо.
- Загребись ты, Билл... Я не могу так больше.
- Постой... Ты же любишь меня... – он стоял на пороге в одних плавках, съежившись от холода. Сонный, не понимающий происходящего…
Стэсс обернулась, заставив его потянуться к ней всеми фибрами души. Он не мог видеть её такой: взволнованной, испуганной, и… решительной.
- А ты? Ты меня любишь? Что с того, что я люблю тебя?! Не ищи меня, Билл... От этого будет только больнее.
Их глаза встретились.
На мгновение.
Ему хватило, чтобы понять: она бесконечно любит его.
Только от осознания этого ему стало больно.
Любит, но уходит…
- Стэсс…
- Молчи, Билл. Ни слова.
И она ушла, а он просто слушал, как её торопливые шаги звучат в гулких сводах подъезда. Закрыв глаза и почти не дыша.
Сейчас ему казалось, что он всё ещё слышит их – сомневающиеся, лёгкие… вот она запнулась сразу за первым пролётом. Может, ждала, что он остановит её… А потом снова застучала каблучками по ступенькам – больно, отчаянно, будто выколачивая из него душу…
Впервые в жизни его подвёл голос, заткнутый мучительным, влажным комком чувств в горле. Глухой ватой горьких эмоций…С его губ слетал только сухой шелест, будто слова искрошились в пыль…
Ему казалось, что он слышит её шаги, но он слышал лишь стук своего сердца.

***
Я летела по заснеженной улице. Просыпающийся город был одет в розоватую, снежно-пыльную дымку, в мелкое ледяное крошево тротуаров…
Чёрный замш сапог, чёрная тушь неожиданных слёз…
Мои щёки больно щипал ветер. Я оставила перчатки там, на комоде в комнате Билла.
Там же, где и своё сердце – сейчас в моей груди звенела декабрьским утренним морозом пустота.
Утро началось звонком отца.
Уютно устроившись на груди Билла, я приняла звоночек.
- Привет, па…
- Здравствуй. Я знаю, что ты давно оставила журналистику, но ты что, газет не читаешь?
- Что там такого? Третья мировая? Обвал доллара? Что за пожар?!
- Нет, ты точно с ума сошла… Сколько тебе лет?! Ты спишь там с каким-то мальчишкой, и об этом пишут даже в наших газетах!!! Тебя деньги совсем испортили. Совсем! Настя, мне стыдно за тебя!
- Я… я люблю его, па…
- Да плевать! Ты видела, что он говорит о ваших отношениях: «Мне всегда хотелось девушку-иностранку. А возраст.. Возраст не помеха. В нашем случае возраст равно опыт. Стэсс… она просто обалденная». Тьфу! Мне противно читать это!
- Так.. не читай.
- Если ты останешься с ним…
- Что будет?
- Ты опозоришь всю семью. Ясно тебе?!
В трубке понеслись гудки отбоя.
Не то, чтобы мне было очень важно, что думает по этому поводу мой далеко не идеальный отец. Но когда Билл успел сказать такое???
А он улыбался во сне.
Поцеловав его тёплые губы – нежные, будто очерченные тонким пастельным мелком, такие сладкие и такие желанные, притягивавшие меня, как магнит, - я даже не разбудила его. Последний раз коснувшись его волос, я встала и начала одеваться…
Потом, на лестнице мне мучительно хотелось броситься ему на шею, рассказать всё, спросить, как такое могло получиться… Обнять его чуть вздрагивающие плечи, прижаться к широкой груди и позволить себе просто быть с ним, не думая ни о чём…
Но после звонка, глядя в его незамутнённые и правдивые глаза, я будто представляла себе газетный разворот, где Билл - глянцевый, гламурный, с приклеенной в фотостудии улыбкой, - рассуждает о наших отношениях…
Стало больно…
Весь день я аккуратно сбрасывала его звонки, а потом набрала Йоста.
- Дэйв.. Ты мне нужен.
После паузы, я расслышала удивлённый смешок.
- Странно… Вот уж не ожидал от тебя услышать такое.
- Давай встретимся в кафе, мне очень нужно поговорить. К тому же я замёрзла.
Через полчаса мы пили горячий шоколад. Выслушав мой сбивчивый рассказ, Йост улыбнулся - сухо, знающе, как опытный гинеколог при виде молоденькой девочки. Он протянул мне свои перчатки, чтобы я смогла согреть руки, и тихо сказал:
- Стэсс... Иногда много думать слишком вредно. Не ожидал, что я буду рад, что именно ты отлёживаешь место рядом с Биллом. Да, я груб с тобой. Но я намеренно груб, чтобы привести тебя в чувство. Думаешь, я позволил бы Кау-младшему подобные вольности? Да мало ли что пишут в восточной Европе? Тем более что канал официальной информации о жизни группы проходит через тебя… Дурочка… - я наградила его таким взглядом, что он осёкся, рассмеявшись. – Стэсс… Ты понимаешь, что пока мы сидим здесь, он там с ума сходит?
- А ты понимаешь, Дэвид, что…
- Понимаю. Понимаю.. Ты целый день бродила по городу одна, думала о всякой ерунде, и совсем забыла купить ему подарок. Ну, Билл не забыл, это точно. Сегодня ведь Рождество, а он достаточно сентиментален..
- То-то ты такой добрый, Дэвид…
- Ну… Раз в году могу себе позволить быть человеком, - он рассмеялся, вставая из-за столика. Я протянула ему перчатки, но он быстро убрал руки в карманы. – Потом отдашь. Новые, я их только купил.
- Тонкая лайка, глянцевый чёрный цвет с розовой отстрочкой… Йост, ты, часом, не того?
- Стэсс… Это уже перебор,- сказал он, но улыбнулся, - я же, как-никак, начальник.
- Ага, он самый. Спасибо, что нашёл время.
- Да пустяки… Жаль, что ты думаешь обо мне плохо. Мне ещё на вечеринку к Тому… Ну, я пошёл..
И он пошёл…
А потом мне позвонил Том.
Разговор получился коротким и неприятным.
- Котёнок?
- Да, Том…
Его голос сейчас очень походил на голос Билла. Это было просто невыносимо.
- Ты живая там вообще? А то брат ведёт себя так, будто ты умерла.
- Не говори так…
- А что такого? Это правда: херовая, противная, но правда. Понимаешь, к чему я это говорю тебе? Сделай одолжение, вернись… Я уже не могу смотреть, как он себя гробит…
- Том…
- Я уже двадцать лет Том… Если ты не приедешь сама, я найду тебя и притащу за волосы. Ты его любишь?! – в голосе Тома проскакивали нервные нотки, что меня пугало…
- Ты сам знаешь…
- Тогда вернись. Поняла меня?! Немедленно…
- Ты пьян?
- А тебе не всё равно?! Я сказал всё, что хотел. Если ты позволишь ему и дальше сходить с ума… Я никогда больше не заговорю с тобой. Ясно?!
Он бросил трубку, а я.. Я захлебнулась короткими гудками мобильного.
Нужно было что-то решать…

***
Когда я вошла в комнату, она была заполнена дымом. Табачным смрадом пахла каждая складка штор, каждая вещь… даже мои джинсы, по-прежнему лежавшие на стуле у кровати. Я заметила его не сразу… Выхваченный узким лучом луны, Билл сидел на подоконнике, и в его пальцах тлела сигарета…
Внизу шумела вечеринка, но я отчётливо слышала, как он дышит… Как щёлкает ногтем о ноготь, стряхивая пепел прямо на тёмно-красный ковёр. Его запястье туго перетягивал чёрный напульсник…
Судя по тому, что мэйкапа на лице Билла не было, на вечеринке он так и не засветился. Он щурился от дыма, затягиваясь непозволительно глубоко… Смятая пачка из-под «Мальборо» валялась на полу…
Увидев его светящееся в темноте хрупкой белизной лунного света лицо, почувствовала, как моё сердце сжимается. ..
Выдохнув дым, он снова принялся смотреть в окно, изредка касаясь пальцами стекла.
- Шайсэ… - долетело до моего слуха. Я вжалась в дверь, будто стараясь слиться со спасительной тенью. Билл слез с подоконника, разминая затёкшие ноги. Сев на краешек кровати, он спрятал лицо в ладонях… Осторожно подойдя сзади, я увидела, что подоконник весь истыкан окурками. – Не понимаю… Она же любит…
Сбросив пальто, я обняла его за плечи, не давая обернуться.
- Я люблю…
Его волосы пахли сигаретным дымом, но мне было дико приятно зарыться лицом в эти чёрные, как смоль, пряди…
Сцепив руки в замок, я прижалась к его спине – напряженной, прямой…
Пока он не начал говорить, я обняла его бёдра ногами - как тогда, в гостинице, в Гамбурге…
-Я люблю, Билл… Очень тебя люблю.
- Ты… ты вернулась?
Казалось, он всё ещё не мог поверить, что это я.
Что я с ним. ..
Его руки попытались освободить мой захват, но всё было бесполезно: мои губы прижались к чёрной метке татуировки на задней стороне его шеи, мои пальцы раздёрнули молнию его блейзера, пробираясь к беззащитному теплу его груди…
- Я люблю тебя, люблю, люблю, слышишь?! Прости меня…
- Не говори ничего, Стэсс… - в его голосе слышались сладкие нотки радости и тонкий лёд недавней обиды. Моя ладонь застыла на левой стороне его груди, пытаясь поймать трепетный ритм его сердца. Он резко вздохнул, позволяя мне прижаться к нему ещё теснее, поворачивая лицо и подставляя губы для поцелуя…
Взглянув в его глаза, я потерялась в их тёмной благодати, в шоколадных переливах моего счастья, с длинными перьями ресниц..
Вместо того, чтобы припасть к его губам, я сначала коснулась губами горькой складочки у его рта…
- Прости… прости меня…
- Мне рассказал Йост. Я не знаю, как это получилось..
- Тсссс.. - я приложила палец к его губам, - не надо… Я пришла, чтобы поздравить тебя с Рождеством.. И чтобы остаться.
Когда наши губы встретились, поцелуй получился горьким, от сигарет, но сладким - от любви… Чувствуя, как теплеют, немея, ноги и руки, как потихоньку кружится голова, я позволила ему раздеть меня: самой мне этим заниматься было некогда…Я раздевала его. Я только сейчас поняла, как скучала по нему…
- Я умру без тебя, понимаешь? Я не могла не вернуться..
- Понимаю, я сам такой… Хочу тебя, прямо сейчас…
- Хочешь – бери…
Его руки…
Его глаза..
Его севший голос и кончики волос, щекотно скользящие по моему телу…
Я знала, что кто бы ни пытался разлучить нас, но пока Билл в порывах страсти шепчет моё имя…
Пока его губы сводят с ума нас обоих…
Пока его сердце бьётся чаще при виде моего лица при звуках моего голоса…
Пока мне не всё равно, в каком настроении он проснулся утром…
Разлучить нас не смогут.

Нет и не было у меня ничего дороже, чем сонная полудрёма в его сильных худых руках, под аккомпанемент его бесконечных, шершавых от последних всплесков острой, непроходящей в нас обоих нежности, «люблю»…
Я отвечала тем же, пока не заснула…
Рождество… Зачем подарки, если самым главный из них - любовь: его и моя, наша любовь, больше похожая на лёгкое сумасшествие?


(С) Рита Диен, она же Соната_Арктика, декабрь, 2007