После сегодняшнего сна весь день - неопределённое, потерянное настроение. Я будто в тумане. Бытовые предметы, страница раскрытой книги, несколько рукописных строк - окружение воспринимается странно и болезненно. От света болят глаза.
     Мне снилось поле боя - не то длинное ущелье, не то равнина, окружённая высокими деревьями непролазной лесной чащи. Две армии - наша и неприятельская, выстроившиеся друг напротив друга. Тяжёлые латы солдат-ветеранов, помятые, перепачканные землёй и запёкшейся кровью; пики, мечи и алебарды, воздетые к небу в приветствии полководца. Я ли был во главе нашего войска? Не знаю. Широкие стяги, древки которых были воткнуты в землю перед отрядами - их я не разглядел, потому что солнце было позади нас, и когда я обернулся, полотна знамён показались мне чёрными на фоне неба.
     Я был в отряде всадников-рыцарей, выстроившихся перед основными силами. Странно, но это стало мне понятно далеко не сразу: как бы вживаясь, свыкаясь с образом, посланным сном, я крутил головой, осматривался, и только потом додумался взглянуть на собственное обмундирование, ощутил стеснённость движений. На мне были такие же доспехи, как и на окружавших меня конных воинах - какие-то стальные латы, с изогнутыми пластинами, защищавшими плечи. Шлема я не нашёл, так же, как и оруженосца, который бы подал его. В моей правой руке было не то знамя, не то деревянная пика с полосой цветной ткани, привязанной у вершины. Нижний конец её упирался в стремя.
     Некоторое время мы бездействовали, и это позволило мне хоть немного оценить ситуацию. Противник стоял внизу, перед холмом, на котором расположились наши воины. Не помню точно: то ли солдаты врага собрались в такое глубокое построение в узком месте между линиями деревьев, то ли их было настолько много, но посмотрев вниз, я устрашился в душе их числу. У них вовсе не было всадников - только великое множество пеших солдат - разношёрстная, разноликая толпа, что-то кричавшая с воодушевлением. 
     Затем рыцари моего отряда принялись строиться клином (может, по моему приказу? - во сне не слышны голоса... только мысли: свои и чужие...). Я оказался в третьем или четвёртом ряду, справа: почти у самой вершины клина. Всадники опустили забрала шлемов, в последний раз переглянулись друг с другом, как и я - в последний раз с ними, и, постепенно набирая скорость, мы понеслись с холма на врага. Боевой клич, который я, не имея возможности слышать, будто уловил каким-то иным чувством, пронёсся в моей голове: "Astorie ulminasare!!!" Странные слова на странном языке, никогда мне не знакомом... И я тоже закричал их, неся на острие пики смерть, а в душе - память о Той, что видел всего один раз, но что помнил целую вечность...
     Мы врезались во вражеские ряды, как нож, сея гибель и страх. Преломив копья, взялись за мечи, обрушивая безжалостные удары на головы подвернувшихся пехотинцев - с равным желанием спасти свои жизни и в то же время, если суждено погибнуть, унести за собой как можно больше вражеских. Крови было столько, что её брызги застилали взор...
     Но нас, рыцарей, было очень мало, и хотя мы дрались отчаянно, отряд попал в мешок; окружённые со всех сторон, мы погибали по одному, и хотя, обернувшись, увидели, что с холма уже бегут остальные воины на подмогу, поняли, что им не успеть нас спасти. Потом... Меч будто перестал меня слушаться. Нет, он так же разил врагов, по дуге поднимаясь и опускаясь рядом с моим лицом, сверкая на солнце, но им словно управлял уже не я...
     Не помню, как я погиб - и погиб ли я в этой сече? Сон закончился так же внезапно, как и выключенный кем-то надоевший фильм. Всё просто погасло перед глазами. И хотя я не сразу проснулся, но виденное после уже не имело отношения к этому страшному образу... 
     Я решился записать свой сон, чтобы хоть немного рассеять впечатление от него, но чувствую, оно пройдёт совсем не скоро. В последние дни у меня были удивительно яркие и красочные сны... Может, они хотят меня о чём-то предупредить... Или о чём-то поведать мне...