Замок владетеля Эдвина Аргиеро четырёхугольной скалой чёрного камня высился на гребне холма, отбрасывая в закатные часы на город длинную тень. Расширяясь к основанию, изъеденные снегом и дождём стены упирались в пологие склоны, чуть прикрытые беспорядочным скопом деревьев, а узкие башни оканчивались полуразбитыми зубчатыми коронами, над которыми иногда реяли мрачные стяги и кружило вороньё.
Подножие холма обегала вторая линия стен, ощетинившись двойным рядом шипов, а за ней протянулся широкий ров, заполненный водой цвета застарелой ржавчины. Над воротами подъёмных мостов мелькали угрюмые лица стражников и блестели клинки остро наточенных алебард, будто красноречиво подчёркивая грозное величие обители, где повелевали хозяева королевства Эсфидель.
Снаружи замок в любых обстоятельствах выказывал холодную неприветливость. Те же, кто удостаивался чести бывать внутри, отмечали, что днём дворец владетеля Эдвина Аргиеро похож на оживлённую театральную сцену, а ночью превращается в зловещую крепость. Возможно, таковы дворцы во всём мире, но в Семистере метаморфоза казалась особенно заметной. Ближе к вечеру сюда стекались усиленные отряды городской стражи и агенты тайной полиции, так что общее число вооружённых служителей королевства на одном месте начинало соперничать с числом придворных, заполняющих залы днём. Один фарланский посол, гостивший в Семистере до войны, столь изумился подобной осмотрительности, что написал с докладом своему государю: «…нет сомнений, нам стоит страшиться королевства, где каждый холеный придворный ночью облачается в доспехи и берётся за оружие, чтобы охранять сон своего правителя. Ибо если даже рвение изнеженных царедворцев столь велико, что говорить о простом люде, который беззаветно любит Эдвина Аргиеро».
Со стороны, может, и походило, будто придворные ночью превращаются в солдат для защиты дворца, но всё обстояло куда прозаичнее. Простой люд любил владетеля Аргиеро, но знатные жители Семистера, потомки родов столь древних, что казались старше самого города, ещё могли помнить о временах, когда жили в независимом городе-государстве со слабыми правителями и умеренными законами. Ардамины, придя с севера покорить Семистер больше силой духа, чем силой оружия, особенно укрепились в этих краях после всё тех же печально известных войн императрицы Селины, что продолжил её брат Марсиль. Окончательно утвердившись на престоле, коварный принц отрёкся от своих былых товарищей и наёмников с полуострова Ардамин. Не приняли их и на родине, испугавшись гнева могущественного Линтавера. После этого предательства целый военный отряд, маленькое войско, оказался на положении преступников и изгнанников. Отчаявшись обрести своё место под солнцем путём военного противостояния, ардамины, ограбив несколько пограничных деревень, вместе с Лёгким Гвардейским Корпусом покинули пределы Линтавера и отправились в поисках пристанища на юг. Двадцатью годами ранее другое ардаминское войско уже побывало в этих краях, и тогда его вёл славный полководец Лансерих, зрелый муж и отчаянный вояка, прекрасный всадник. Прослышав о том, что на юге набирает силу процветающий торговый городок Семистер, а правит им жалкий, не имеющий силы совет знати, великий ардамин решил, что имеет прекрасную возможность основать собственное королевство. Оборона Семистера в ту пору была настолько слаба, что город сдался почти без боя. От природы болезненные, худощавые жители этих мест поначалу покорно смирились, а после - были очарованы обаянием пришельцев, исполненных северной стати и благородства. Почти так же приняли и вторую волну переселенцев, на этот раз властью владетеля Эдвина Аргиеро, потомка Лансериха. На тот момент молодое королевство сошлось в кровопролитной войне с Фарланом, и не время было проявлять разборчивость в выборе союзников, хотя сомнительная репутация солдат Корпуса, по происхождению бывших заключённых и головорезов, едва не смешала ход переговоров. По счастью, Аргиеро проявил достаточный авторитет и прозорливость, чтобы взять способных гвардейцев в свои руки и привести к клятве верности, о чём мы уже упоминали, рассказывая об улице Лилий.
Одержав над Фарланом победу, ардамины умело правили Семистером и окрестными землями, образовав крепкое, грозное королевство с сильной армией. Но древняя знать города, в отличие от простолюдинов, так и не перестала ненавидеть завоевателей, накапливая гнилостный яд заговоров и предательства. Дворяне набирали себе на службу фарланских и аль-сулейдских наёмников, подрывая стабильность государства, и всегда держались особняком, формируя эдакое «королевство в королевстве». Владетелю же приходилось опираться на Корпус, дружину верных ардаминов, многие из которых обзавелись своими семьями, а стало быть, будущими лояльными подданными-полукровками, и простое ополчение. Аргиеро охотно брал под своё знамя нищих, обездоленных и сирот, обеспечивая их достойным жалованием - точно так же, как поступил в своё время отец Селины, король Линтавера, когда по такому же принципу сколотил Корпус. И Сульрик, и Сулиана, и Мириса с Имильке, и Квиррлин в прошлом были такими же беспризорниками, сиротами и изгоями, и Эдвин Аргиеро стал для них новым отцом. Он дал им образование и воспитание, достойное дворянских детей, содержание, кров и крепкое братство, заслужив с их стороны самую отчаянную и самоотверженную преданность.
Среди этой массы пригретых на королевской груди оборванцев было огромное множество полукровок – у кого-то отцом был аль-сулейдец, а мать - семистеркой, у кого-то – мать достойной ардаминкой, а отцом тихий, непритязательный местный житель. Порою примешивалась и фарланская кровь. Но если даже среди мирного населения Семистера найти чистокровного уроженца этих мест становилось довольно трудно, то среди агентов Крыльев Эсфидель и солдат Корпуса числился, по словам иностранных дипломатов, «такой разномастный сброд, что их единодушная преданность правителю вызывает удивление и страх». Многочисленное и пёстрое сообщество служило власти своего покровителя так же верно, как забивала клинья «старая знать» со своей закоренелой ненавистью к ардаминам и королевству Эсфидель.
Вместо того, чтобы навестить штаб-квартиру Крыльев, Имильке направилась прямиком во дворец владетеля. На первом этаже и у лестницы уже вовсю суетились гвардейцы, чинно занимавшие места на грядущем ночном карауле. Между ними то и дело мелькали агенты Крыльев, в основном посыльные Альфена Кенсарима, их официального главы. Они служили связующим звеном между Кенсаримом и Аргиеро, двумя великими ардаминами, уважавшими друг друга настолько, что один считал владетелем другого, и наоборот. Как-то Эдвин произнёс: «запомните, я правлю королевством, а Альфен Кенсарим правит Семистером. Его полиция работает в любое время и в любую непогоду. Я уделяю своим делам только день, в то время как Альфен не брезгует пользоваться и ночью, не считая нужным прерываться на сон...» Эта фраза заставляла Имильке улыбаться, так как она всё же иной раз заставала главу Крыльев спящим, приходя в штаб с докладом, но слова владетеля лишний раз демонстрировали его уважение к тому, кто частенько делал за него грязную работу.
Кое-кто из посыльных узнавал Имильке и неловко, на бегу, раскланивался ей. Всё же этим малым, что вечно торопились куда-то, можно было посочувствовать. Они напоминали кровь, стремительно несущуюся по сосудам сложной агентурной сети Семистера, и всегда готовы были пролить кровь настоящую, свою собственную, без возражений кидаясь выполнять приказ.
Возле лестницы на второй этаж девушку остановили два гвардейца. Сколь бы ни были велики заслуги Имильке перед тайной полицией, а значит перед городом, она ещё не переступила ту призрачную черту, которая позволяла беспрепятственно располагать аудиенцией владетеля. Подобную привилегию имели Сульрик и Сулиана, большие любимчики Аргиеро, к которым Имильке порой испытывала лёгкую зависть. Ей было тяжело смириться с тем, что кто-то, едва ли столь же умный и хитрый, как она, заслуживает большей чести. Поэтому девушка едва сдержалась, чтобы не огрызнуться на исполнительную охрану.
- Я бы хотела повидаться с ближайшим телохранителем владетеля, Велсерином, а ещё лучше – с оруженосцем Велсерина, Фальтико.
И, сверкая глазами, она вдоволь выместила злобу на своих кожаных перчатках, пока снимала их.
- Вы хотите сказать, оруженосец для вас стоит выше своего господина? – решил поддеть её один из стражников.
- Нет, я хочу сказать, что уже довольно поздно, и если достойный Велсерин изволит почивать, с моей стороны будет гораздо учтивее послать за слугой, нежели будить хозяина. Хотя, признаться, я хорошо помню, что значит поднять на ноги Велсерина невовремя, и меня мучит желание наказать вашу дерзость подобным поручением.
Кривая ухмылка, появившаяся на лице стражника, тут же исчезла. Вспыльчивый нрав Велсерина был хорошо известен в самых дальних уголках казарм. Что же касается второго стражника, он оказался более рассудителен, и первым же делом спросил:
- Я тотчас пошлю за каади Фальтико, но сперва ответьте – у вас к нему официальный доклад или личный разговор?
- У меня записка от Альфена Кенсарима, - Имильке показала уголок бумажки, той самой, что заполучила у танцовщицы.
Девушка сильно блефовала, но привыкла идти до конца. Когда стражник пожелал ознакомиться с содержимым, Имильке быстро его одёрнула:
- Записка секретного свойства, поручено передать лично в руки Велсерина. Вы же не станете нарушать тайну переписки Крыльев Эсфидель? Если осмелитесь это сделать, мне придётся пожаловаться Кенсариму, а он, в свою очередь, сообщит владетелю, который примерно накажет такого наглеца.
Глаза Имильке сузились. Первый стражник похолодел ещё больше. Второй, к несчастью, что-то заподозрил, поэтому держался стойко.
- Если записку поручено передать Велсерину, мы не имеем права вызывать его оруженосца. Позвольте мне послать за хозяином.
Уверенность её пошатнулась, но виду девушка не подала.
- Я полагаюсь на честность и благородство Фальтико, и уверена, что он никогда не предаст своего господина. Всем знают, они друг для друга скорее верные братья по оружию, чем хозяин и его слуга. И передать записку Фальтико – всё равно, что вложить её в правую руку Велсерина. Но вы вольны поступать, как вам будет угодно. Я лишь пыталась оградить вас от возможного неудовольствия каади Велсерина, если вы разбудите его.
Слова звучали достаточно искренне и разумно, чтобы, наконец, убедить обоих стражников. Второй, в спину которого Имильке ещё метала недобрые взгляды, распорядился послать за Фальтико. Девушка была уверена, что оруженосец окажется на месте: он всегда сопровождал Велсерина или находился подле него во дворце. Но, к её удивлению, как, похоже, и к удивлению стражников, которые недавно приняли караул и не видели, чтобы кто-то выходил, Фальтико не оказалось на месте.
Имильке, в душу которой закралось смутное предчувствие беды, задержала старого слугу, справлявшегося об оруженосце, безо всяких церемоний схватив его за рукав.
- Давно ли ушёл Фальтико? При каких обстоятельствах?
- Да кто вы такая, чтобы я вам отвечал? – возмутился слуга. – Дела господина Велсерина и его оруженосца не касаются посторонних.
- Говори, старик, или я заставлю тебя трижды пожалеть о твоём упрямстве. Говори, быть может, жизнь Фальтико находится в смертельной опасности! Когда аль-селеншир произносит подобные слова, кто осмелится сомневаться в их серьёзности?
Хотя девушка понимала, что её блеф начинает заходить слишком далеко, а Фальтико, живой и невредимый, может показаться с минуты на минуту прямо за её спиной, она вцепилась в одежду слуги и уставилась на него таким яростным взглядом, что, казалось, собралась начисто выжечь из него весь дух. Старик сдался.
- Вместе с другими юношами при оружии, Фальтико два часа назад направился на улицу Терво. Клянусь, они были веселы и настроены вполне мирно, я решил, что это всего лишь вечерняя прогулка и не думал задерживать их…
- Фальтико сам сказал тебе, куда ушёл?
- Нет, но я слышал это из их разговора. Они будто бы условились о том, где встречаются, словно бы ещё не все были в сборе, или компания должна была разминуться, а потом вновь собраться.
- Кто эти люди, что пришли за ним? Сколько их? Как одеты?
- Их было двое, оба офицеры Лёгкого Гвардейского Корпуса в форме. Похоже, приятели Фальтико, одного я даже вроде бы видел раньше. Скажите, какая опасность грозит оруженосцу моего хозяина?
Вопрос повис в воздухе; Имильке, получив всё, что хотела знать, оставила слугу в покое и едва не бросилась наружу бегом. Только правила приличия не позволили ей ускорить шаг, пока она вновь пересекала просторные залы первого этажа. Зато оказавшись на свежем воздухе, она, глубже запрятав записку, чтобы та не выпала по дороге, кинулась за Фальтико со всех ног.
Увы, она опоздала.
У небольшой таверны, располагавшейся на углу улицы Терво, девушка сразу заметила необычно плотное скопление народа, по природе не свойственное мелким заведениям подобного рода. Зеваки что-то шумно обсуждали, и время от времени какой-нибудь прохожий останавливался и вливался в толпу. Протиснуться в первые ряды зрителей не представлялось возможным.
Имильке пришлось совсем не по-женски поработать кулаками, пробиваясь внутрь. Возмущённые зеваки переломали бы ей все кости, если бы своевременный крик «пропустите аль-селеншир!» не произвёл магическое действие. Присутствующие понимающе расступились, поглядывая на Имильке кто с опаской, кто с благоговением и ожиданием чуда. Девушка тут же поняла: произошло непоправимое.
На одном из столов таверны, будто свежий кусок мяса на бойне, лежал весь залитый кровью юноша, товарищи которого тщетно пытались как-то унять кровотечение. Селеншир хватило одного взгляда, чтобы понять - бедняга обречён. На его груди виднелись глубокие раны от двух сабельных ударов; рубашка закатана вверх, так что лицо оказалось наполовину скрыто. Это и был Фальтико, решила селеншир с внезапной болью в сердце, однако оруженосец Велсерина, живой и невредимый, оказался рядом и признав Имильке, упавшим голосом приветствовал её.
Фальтико был низкого роста, коренаст и смугл. Хотя они с Квиррлином были примерно одного возраста, оруженосец казался старше и мужественнее. Время от времени он отпускал тонкие усы, чтобы выглядеть моложе, но они его только портили, а истинный возраст определялся по мальчишеским повадкам и озорному блеску в глазах. Вот только сейчас эти глаза казались серыми и до краёв наполненными горем. Судя по растрёпанной и испачканной кровью одежде Фальтико, он нёс раненого друга на руках.
- Что здесь произошло? Кто этот несчастный?
- Шансейр, один из моих друзей по Корпусу. Лонишиль вызвал его на дуэль.
Лонишиль был офицером Крыльев Эсфидель, известным своим буйным и свирепым нравом. Сама мысль о том, что кто-то мог перейти ему дорогу - даже решиться носком сапога ступить на неё, - ужасала. Девушка почувствовала себя дурно.
- Ему уже ничем не поможешь, - покачала головой Имильке. – Но что, во имя всех бедствий и благ этого мира, могло быть причиной этой проклятой дуэли?
- Женщина, - просто и горько ответил Фальтико. – Лонишилю донесли, что бедняга Шансейр покушался на честь его возлюбленной. Разумеется, это наглая ложь, но оскорблённая сторона и слышать не хотела ни оправданий, ни нашей защиты. Дай Лонишилю волю, он бы всех нас вызвал на дуэль, разорвал бы на куски и секундантов. Хотел бы я найти мерзавца, кто подложил такую свинью бедному Шансейру.
- Фальтико… дай руку… - слабо простонал умирающий, захлёбываясь кровью.
Оруженосец, едва сдерживая слёзы, крепко сжал слабеющую ладонь Шансейра. У Имильке похолодело внутри. Случайно коснувшись стола, она измазала в крови пальцы.
Присутствовавшие при этой сцене сняли шляпы, у кого они были. Ближайшие к столу постарались отвести глаза или уставились в пол, не в силах вынести кровавого зрелища. Взгляд Шансейра, в котором признательность и умиротворение вытеснили боль, остался прикован к Фальтико. Оруженосец, всё ещё стоя у стола, далеко не сразу понял, что его друг уже умер.
- Мне передали, что он был весел, когда пошёл с вами, - тихо произнесла Имильке.
- Он был пьян, бедняга, - отозвался второй секундант Шансейра, офицер, который девушке был незнаком. – Я бы тоже напился от отчаяния, знай, что буду драться с этим безумцем Лонишилем. Несчастный Шансейр, да примет тебя под крыло Эсфидель.
- Ты искала меня, - сказал Фальтико девушке тихо. – Зачем?
- Это разговор не для посторонних. Он касается твоего хозяина Велсерина.
- Да, я бы напился, - продолжал свои разглагольствования незнакомый офицер, - и уверен, что Сульрик напьётся до смерти, ведь завтра Лонишиль будет драться с ним.
Имильке будто поразила молния.
- Что ты такое мелешь? Какое отношение к этому делу имеет Сульрик?
- Прямое, лингесиль, - с хмурой вежливостью ответил второй секундант. – Безумец Лонишиль вызывает на дуэль и его, завтра в полдень. В анонимной записке говорилось, что Сульрик тоже причастен к нанесённому оскорблению.
- В какой ещё анонимной записке? Это безумие, подлинное и кошмарное безумие! Сульрик сейчас занят расследованием вместе со своим другом, если нужно, я или его приятель поручимся за него. Откуда взялась эта гнусная клевета?
- Это мне неизвестно, - вздохнул офицер. – Но зная Лонишиля, можно сказать, что он не отступится от своего ни перед какими доводами, даже если сам Эдвин Аргиеро поручится за своего любимца. Не секрет, что Сульрик и Лонишиль давние соперники и недолюбливают друг друга. Кто бы ни написал ту записку, он подобрал отличные время и повод.
- Не ты ли её написал?! – сорвалась Имильке. – Как можно мириться с положением вещей, когда происходит такое беззаконие и преступление против чести и веры?
- Успокойся, сестрица, - голос Фальтико звучал будто из могилы, настолько случившееся потрясло его. – Мы дознаемся до правды, отменим эту дуэль…
- Ту, что была сегодня, тебе не удалось предотвратить!
Юноша только отвёл взгляд, не в силах ничего возразить в ответ на метко брошенное обвинение.
- Послушай, Фальтико, нам нужно выйти. Перед тем, как я пойду искать Сульрика, у меня есть неприятные известия для твоего хозяина, и тебе предстоит их передать.
- Я весь твой, Имильке, - печально кивнул юноша. – Бертизье, позаботься о нашем товарище, я вернусь и помогу тебе.
Когда они выбрались на холодную, продуваемую ветром улицу после душной и тесной таверны, Фальтико позволил себе глубоко вздохнуть. Он с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться в присутствии Имильке. Понимая это, девушка некоторое время молчала, стараясь не смотреть ему в глаза.
- Джормунд Невиенрок, муж сестры твоего хозяина, скорее всего, замешан в убийстве, а возможно, совершил его собственными руками. Ты помнишь госпожу Кантамере, неожиданная смерть которой сорвала возможность заключения торгового договора с фарланским домом Кантамере? Она была отравлена. Либо самим Невиенроком, либо его сообщником, который подал к столу блюдо со вторым компонентом…
- Вторым компонентом? Не хочешь ли ты сказать, что госпожу Кантамере отравили тем же способом, что и императрицу Селину?
- Возможно. Либо ей дали яд, действующий далеко не сразу. Уверена, если опросить слуг, окажется, что Невиенрок заходил накануне или в день отравления.
Фальтико нахмурился.
- Что значит «если…»? Ты не уверена, что это был именно он?
Имильке проглотила слова, которые хотела произнести. Догадки, одна другой страшнее, стали проноситься у неё в голове. Что если загадочная Корнелия сама отравила знатную даму, а затем изобразила попытку собственного отравления, чтобы оправдать бегство? Что значили её странные рассказы о Невиенроке и бокале с ядом? Прямой вопрос Фальтико на миг обескуражил её, и девушка порадовалась тому, что не стала высказывать свои подозрения при Квиррлине.
- Это мог быть он, - уже не так уверенно ответила Имильке. – Предупреди Велсерина. Его сестре может грозить опасность, если это так. Пока никто, кроме меня, не воспринимает эту линию обвинения всерьёз, но до неё могут добраться рано или поздно. Поспеши.
Говоря «не воспринимает всерьёз», девушка, конечно, сильно слукавила. Никто и не думал выдвинуть Невиенроку обвинение. Да что там, почти никто не знал о существовании Корнелии Монтрей, и уж точно не связал бы эти два имени между собой.
Только не Имильке.