Кома.

Уши начал неприятно резать звук. Неопределенный, вернее неопределенно откуда. Да и где я вообще, темно ведь. Звук от доигравшей пластинки. Не новой, не диска, а именно винила. Шорох такой в динамиках. И он приближался, а кругом темнота. Я знаю, что открыл глаза, но света все равно нет. Даже ночью, в закрытой комнате без окон так темно не бывает. Неужели я ослеп? А что было до этого. Звук все ближе. Уже невыносим. И мерзкое это чувство, как будто водишь сухим пальцем по школьной доске, а перед этим еще мел держал в руках, противное ощущение. И звук, звук, звук, он везде. Приближается. Волной накатился страх. Хватаюсь за голову. Уже боль в ушах. Кричу.

- Что с вами?! – голос вдалеке. Шум рассеивается. – Ка, вы как?

- Я нормально! – отвечаю не своим голосом. Но теперь уже виду свет, трудно поймать фокус, но свет меня уже радует. – Я в порядке! – повторяю зачем-то.

Я в какой-то комнатке. Маленькой и трясущейся. С двух сторон квадраты света, и кто-то сидит напротив. У него обеспокоенный вид. Машина? Я в каком-то фургоне. Это стук копыт? Карета? Какого черта!

Неожиданно для самого себя я поймал фокус и тут же метнулся к окошку. За окном были дома, дома моего города. Обычные пятиэтажные бетонные коробки, только они были закопченные, с выбитыми стеклами. Тут больше не блестели витрины, и не было шума. Город сгорел, полностью.

- Остановите! – вырвался чужой голос из груди. Карета замедлилась, стук копыт прекратился, мы остановились. Я открыл дверцу и выскочил на улицу. Попутчик выскочил следом. Он был седовлас и одет во фрак. Для полноты картины ему цилиндра не хватала, но я почему-то был уверен, что цилиндр был, но остался в карете.

Я оглянулся. Впереди была дорожная эстакада, это совсем рядом с моим домом. Но теперь она была на половину разрушена. Там все горело, горело долго и не по своей воле. Я вдруг почувствовал этот едкий запах химического горения. Город мучили огнем, очень долго, старательно выжигая все, что в нем было. Выдержал только бетон, и местами пластик.

- Ка, – взволнованно смотрел на меня попутчик, - что случилось?

Я теперь понял, как он меня называет. Что за «Ка», меня ведь по-другому зовут. Но я не помню как. Здесь мой дом, но кто в нем был. Я ничего не помню.

- Что тут было? – спрашиваю я.

- Ка, вы здоровы? – еще больше взволновался седовласый мужчина.

- Что тут было?! – закричал я.

- Здесь вас убили! – совсем растерявшись, ответил мужчина.

Снова звук, снова нахлынула темнота. Поставьте заново эту пластинку! Я не могу слушать этот шум! Где музыка? Вдруг все оборвалось.

Я был в комнате. Нет, я не был в комнате. Было мое присутствие, тела же не было. Я был под потолком, я летал. Маленькая комната, два на два, без окна, но в ней было светло. Не было двери. Стены были окрашены голубой краской. Обсыпавшейся местами от времени и, видимо, воды. И кафель, на полу был кафель. Вспышка света. На полу сидит девушка. Наверное, это девушка, судя по груди. Она голая, и у нее нет ни волос на голове, ни бровей. Она смотрит на меня, нет, выше, сквозь меня. Она плачет. Еще вспышка. Вода, комната наполняется водой. У девушки паника, она мечется, я чувствую ее страх, она боится смерти. Но ведь это не комната это колодец. Пытаюсь посмотреть наверх. Темнота. Звук доигравшей пластинки.

 Мне уже не страшно тут. Я здесь давно. Это мне уже понятно. В этой темноте можно жить. Только руки чешутся, а почесать не могу. Как будто сотня комаров кусала меня всю ночь. А теперь я парализован и не могу даже прикоснуться к рукам. И глаза, я знаю, что они открыты, но я ими не вижу. И этот звук. Но он уже мирный, как будто родной.

Листья. Большие оранжевые и желтые, кленовые листья. Я лежу на земле. И девушка смеется, громко так, заливисто, по-настоящему. Счастливым таким смехом. А я смотрю на листья. Я люблю ее – эту девушку, я это точно знаю. Солнце греет лицо. Я чувствую, что она взяла меня за руку. А я не могу оторвать взгляд от неба и проплывающих по нему кленовых листьев. Она приподнимается надо мной, я пытаюсь увидеть лицо. Снова темнота. Снова кончилась пластинка.

Это больно, когда ты не можешь смотреть глазами. Когда их режет темнота. Это даже не так как от яркого света – это в сотни раз хуже. Вот бы мне на секунду мои глаза здесь. Я бы уже давно переставил иглу в начало, и заиграла бы музыка. Просто этот треск. Он везде. Мне нужна музыка, живая. Прошу, кто-нибудь, включите ее!

Вмиг промокли волосы, плащ, брюки и туфли. Начался дождь, даже ливень. Улица, пусто, светофоры мигают желтым. А я смотрю на свою изрезанную ножом ладонь. Смотрю, как стекает по ней кровь, как ее смывает дождь. Что-то болит где-то между ребер справа. И какая-то машина проносится по эстакаде впереди. Сейчас четыре часа утра.

Темнота. Пластинка все еще кружится. Я уже физически ощущаю ее вращение и то, как иголка скользит по ней, издавая этот треск. Как будто по моей коже кто-то водит иголкой. Как будто я режусь бумагой, снова и снова, и моя кожа издает треск пластинки при этом.

Люминесцентные лампы. Сотни, тысячи. Они просто падают и бьются на миллионы белых осколков. А я? А кто я здесь. Я тоже лампа. Я сейчас упаду, а разлечусь на миллионы осколков. Везде только лампы. Живые и мертвые. Много, много ламп. Все падают и падают. Их слишком много. Каждая будто рвет во мне нерв. Больно, очень больно. Темнота. Мерзкий шипящий звук пластинки.

Кадры, это кинохроника. Лезвие. Лифт. Машина. Обшарпанная стена. Решетка на окне. Зеркало. В нем пусто. Снова темнота. Снова этот звук.

Больно. Начинает тошнить. А глаза все еще как будто вырезали. Мерзкий запах лекарств, он всегда выводил меня из себя. Пластинка все еще шумит. Я чувствую чью-то руку. Кто-то взял эту иглу и поднял. Шум пропал. Пара секунд тишины, и вновь шипение. Но теперь мне было легко. Это было начало пластинки, а не ее конец. Винил теперь был готов передавать звуки, передавать музыку, и я с нетерпением ждал эту музыку.

Раздались звуки. Но это была не музыка. Равномерный и монотонный звук, похожий на писк. Раз в секунду, не чаще. Но глазам теперь стало легче. Темнота отступало. Я чувствовал, что мои глаза теперь закрыты, но сквозь веки пробивался свет. Был день. Или же стены были белыми, и свет слишком яркий.

Я открыл глаза. Больно ударил в них свет. Но после этой кромешной темноты даже боль в глазах от света была приятной. Я видел беленый потолок. Попытался приподняться. Крашенные голубым стены. Капельница. Я в больнице.

- Эй! - позвал я, но звук получился хриплым.

В дверях появилась медсестра, на ее лице я прочел изумление.

- Пациент пришел в себя! – выкрикнула она в коридор и побежала ко мне. Больше сил у меня не было, я рухнул обратно на койку. Но теперь я не закрывал глаз, а продолжал смотреть в потолок. В палате появлялось все больше врачей. Все были удивлены. Видимо никто уже не ждал что я вернусь.