Настроение сейчас - жрать захотелось)))

Разгребал хлам в своей конуре, наткнулся на семейный фотоальбом. Один-одинешенек на всех фотографиях, как на подбор. Голубенькая рубашечька с погончиками, чорненькие шортики с глубокими карманами, гольфики натянутые до предела, как непременный атрибут, светлые волосёнки выбиваюца из под панамки с якорьком. Один глаз немношко поддернут, щечки надутые, бровки складываюца в математический знак "больше". Вот он я красавец сматрю на свою уменьшенную копию и не могу здержать расползающей по лицу улыбки. Дело не в ошибке фотографа и не в моей исключительной фотогиеничности, я и вправду был одинок. Показательно што моим лучшим и скорее всего единственным другом был сосед казаченок, который по руски знал лишь: новый год, воскресенье, возкал, мама и дранная залупа. Каюсь, последнему его научил йа. Наша панельная пятиэтажка уютно разместилась между тюрьмой, вокзалом, бомбоубежищем и хлебопекарней, в которой мы воровали хлеб через вентиляционные шахты. Я не собираюсь плакаца, как мне тяжело жилось (к тому жэ это далеко не так), просто дело в постояном одиночестве. Но даже от этого я не страдал, а скорее наоборот мне было лехче существовать, вызывая усмешки и сарказм. Я даже несколько восхищялся своим положением, открыто наплевав сначала на себя а потом и на других. Если уместна такая аналогия, то я был маленькой шхуной без якоря в порту тяжелых траулеров намертво севших на мель. Надо мной не издевались в школе, меня просто не замечали. Даже гроза всех маменькиных сыночков Андрей "ржавый" Боровиков упрямо обходил меня стороной. Не знаю почему. Пару раз я дал жестоких пиздюлей одному засранцу старшему меня на 4 года, который решыл выебнуца перед своей тёлкой и плюнул мне в затылок. Я не хотел понтовацо перед старшекласниками, меня не привлекали геройские лавры, я даже злости особой не чуствовал к этому пацану и даже по своему его было жалко в силу очевидных последствий. С лицом без единой эмоции я 2 раз больно наступил ему на лицо. С таким лицом, как люди по будням пьйут кофе по утрам или смотрят остоебенившие фильмы. Многие считали меня аутичным, хотя я так сам не считал. Сейчас у меня конешно это вызывает умиление, но тогда мне было отнюдь не до смеха. Я не смеялся гдето до 9 лет. Нет, дело не в том что у меня не было чуства юмора, просто я не видел ничего смешнова в шутках своих однокласников. Мне расказывали какойто анекдот, а я вздернув плечами отходил в сторону. Мне непонятно было, зачем он подошел ко мне и смеётся, ведь можно расказать его себе и смеятся сколько влезет. Почему он так не делал? Смешными мне казались совсем другие вещи. Ничего кроме недоумения, кручения пальцем у виска, и разговоров с децким психотерапевтом это не вызывало. Сколько я себя помню я всегда рисовал или читал. В обоих случаях ситуация иногда достигала крайних рубежей. В запущенных ситуациях я читал газетные вырезки, не понимая ни слов, ни тем более смысла. Долго, терпеливо, ни пропуская ни одной статьи. Начиная со слов "пролетарии всех стран соединяйтесь" и какимто там сйездом РСФСР и заканчивая спортивной рубрикой, прогнозом погоды и названием типографии. Или же мог рисовать на обоях, чем вызывал бурю негодования и последующих пиздюлей от родителей. Иногда пропуская уроки ездил на 34-м тролейбусе до СельХозПроекта, где работал отец. Отец мог просто забыть обо мне на весь раюочий день, дав краски, большой оранжевый фломастер и небольшую стопку писчей бумаги. Прозрачный стакан с чаем и завалявшийся в сумке пряник служили отличным обедом. Настолько мало нада для щястья и все казалось таким фкусным и таким живым. Это шяз я иду в мажорное гадло, заказываю себе блюда с труднодоступными названиями и не получаю той же гаммы чувств што когда то я ощущал в децтве. Пытаюсь вспомнить лица друзей во дворе, но память выдаёт какие то обрывки...смазанные лица, да ито по фотографиям, востанавливаю по крупицам поврежденные кластеры, ничего определёного... Половина торчит или квасит, треть сидит, когото пырнули в драке свои жэ. Вот эта девка... не помню фамилии, Ленка её штоли... старше меня на год. Помню всекда появлялся румянец на щеках когда смотрела на меня, а я глупо так улыбался и прятал взор. Щяз растит двух детей, не работает... грят передком зарабатывает. Муж? Муж на зоне. Ленка и заложила. Долго у них функционировал самогонный апарат вмонтированный в стену, выпивал муж...патихоньку, не трогал никого. Продавали вроде штото знакомым по подйезду. Ну и сдала Ленка его ..вместе с апаратом. Щя пишит письма что вернеца, зарежет её и детей-выблядков. А она его ждёт, жалеет что сдала, надееца на штото. Но Ленка молодец, у многих и надежды то нету. Витя Чурикенов. При жизни то отморознем был, а щяз ваще всю соседнюю комуналку в страхе держит, бабку свою родную пиздит ногами, которая его одна воспитала. Сирота он. Женя Комисаренко уехал в австралию почти в одно время со мной. Родители через год гдето оба дуба дали. Лихорадка какая то, хуй его знает. У местных аборигенов на неё имунитет. Родики коньки сняли буквально за нескольо часов, до больницы даже не довезли. Ну пацан один остался отправили его к тетке обратно. Та конешно его любила, но своих уже четверо. Короче остался он на улице, в 17 лет без паспорта, без денег и без будущева. Выполнял какое то время роль заправского дворового шута, за бухло танцевал-пел-задорно матерился. Улыбался грят вечно. Ну а менты и не трогали - хуле взять с юродивого!?. В подйезд, куда он ходил ночевать установили железную дверь с магнитным ключом, ну он дуба то и дал на морозе. 22 было. Скоро година будет. А так все по разному. Кто то хуже-ктото лучше. Вот такие мы были пионеры. Белые воротнички, выгнутые спинки.


[567x376]