Basile & me & «Abbey Road» - идеальная песня сэра Макса из Ехо.
По городу призраков праздно шатаясь,
Встречая бессчетные толпы знакомых,
прозрачностью схожих с подсвеченным небом,
я вижу немного не то, что встречаю.
Уж вечер настал. Мы заходим в кофейню,
где дым сигаретный — без всякой приплаты,
и я получаю обещанный кофе,
а ты — неизменную чашечку чаю.
Тревога ушла на покой вместе с болью.
Чего бы хотеть — завтра все будет хуже.
Все наши беседы до передрассвета
ведут к одному: утомление, вялость,
и каждые новые сутки по счету —
серы и мокры, как осенние лужи.
У неких учеба, у прочих — работа,
без той и другой — только самая малость.
Блики
Над зеленым стеклом сонных прудов, подернутых ряской,
Над прозрачной струей звонких ручьев, где шустрые рыбки,
Над зеркальной поверхностью тихих озер, где дремлют растенья,
Замирают на миг, вновь оживают легкие блики.
Где на гладких камнях, теплых камнях веселое солнце,
Где болотник цветет, плещется ветер в зарослях ивы,
Там бы можно забыть поезд и дом, сидя на камне,
Глядя в толщу воды, ждать, что однажды будешь счастливой.
Иногда мне казалось, жизнь продолжает наши игрушки,
Иногда мне казалось, Бога достали наши забавы.
Как невинно сверкнет злое стекло в веселой речушке,
Полюбуйся, как блик вдруг озарил стекольное жало.
Мимо ходят себе стайки мальков, косая штриховка,
Не касаясь стекла, миг — и уйдут, подводные тени.
Хорошо, где нас нет. Где бы найти место такое.
Разве там, над водой, где блики скользят и дремлют растенья.
Веселая покойницкая с моралью для одного меланхолика
Вот когда ты помpешь — похоpонят тебя,
гpоб укpасят зеленым венком,
над могилой насадят магнолии куст,
и оставят лежать под кустом,
вот тогда ты поймешь, как пpекpасна земля
и особенно белый свет
и как это гоpько — лежать в гpобу
пpактически в цвете лет.
Ты pешишь, что поpа вылезать на повеpхность
и час пpобужденья настал,
а вокpуг собеpутся могильные чеpви
и устpоят тебе скандал.
И когда наконец ты упpавишься с ними
и с метpом пpомеpзлой земли,
обнаpужишь, что ни денег, ни каpточки нету
в том, в чем тебя погpебли.
Горная колыбельная
В ореховых зарослях много пустых колыбелей.
Умершие стали детьми и хотят, чтобы с ними сидели,
чтоб их укачали, и страх отогнали, и песню допели:
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
И ночь надо мной, и так надо мною скучает,
что падает ключ, и деревья ему отвечают,
и выше растут и, встречаясь с другими ключами...
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Когда бы вы спали, вы к нам бы глядели в окошко.
Для вас на столе прошлогодняя сохнет лепешка.
Другого не будет. Другое — уступка, оплошка,
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Там старый старик, и он вас поминает: в поклоне,
как будто его поднимают на узкой ладони.
Он знает, что Бог его слышит, но хлеба не тронет,
и он поднимает ладони и просит: возьми! —
усни, мое сердце: все камни, и травы, и руки,
их, видно, вдова начала и упала на землю разлуки,
и плач продолжался как ключ, и ответные звуки
орешник с земли поднимали и стали одни...
Готская пасека
Кругом ночная тишина,
Деревня спящая молчит,
И только бледная луна
Струит неверные лучи.
Не скрипнет дверь, не вспыхнет свет,
Соседи спят безгрешным сном,
Но старый мельник Мелисент
Идет куда-то с фонарем.
Мерцает в фонаре огонь,
Сучок не хрустнет под ногой.
Плывет, как погребальный звон,
Гуденье пасеки лесной.
Готская пасека деда Мелисента.
Зарисовка
Заколочены двеpи в чеpтоги мои,
я в дыpявых кpоссовках по лужам иду,
покупаю бананы для члена семьи
в нашем микpоpайонном тоpговом pяду.
Член семьи, натуpально, доволен и pад,
специфически мысля о смысле вещей.
Hа углу пpодают доpогой виногpад.
Он, конечно, хоpош, но бананья важней.
Мы не встpетим свиpель у поpога заpи,
и волынщик у вpат pассвета сыгpает не нам.
Во двоpах тpетий день улетает листва,
неестественно желтая в мутной гpязи.
Что читаете, пpинц? — Все слова да слова,
все Раймон да Кено, все «В Метpо» да «Зази».
Золотой листопад, наступленье поpы
культпоходов на пpиpоду и подобных затей.
Гоpький запах палых листьев заполняет двоpы,
беспокоя младенцев и малых звеpей.
Мы не встpетим...
Каравелла моего карнавала
Третья ночь пролетает мимо, cон касается глаз наутро
В полосе предрассветного дыма ускользающим перламутром,
В оседающих и шипящих на камнях, заглаженной гальке
Тина, водоросли, медузы — день заранее смят, не жалко.
Но над пеною грязно-белой
Возникает волною шалой
Карнавала моего каравелла,
Каравелла моего карнавала.
Ты выходишь в сырую морось покурить на ночном балконе,
Под ногами – простуженный город разметался во сне и стонет,
Снится городу свист вендетты, электрическое ненастье,
Пепел падает с сигареты и летит на асфальт, а где-то
Над твоей головой, над миром,
Оторвавшись от всех причалов,
Невозможною птицей реет
Каравелла моего карнавала.
Колыбельная о трех яблоках
Я даже не знаю, да было ли толком
то краткое чудо, то сладкое счастье.
Зеленого солнца шальные осколки
засыпали нас в некий миг в одночасье.
Упали одежды в траву на поляне,
холщовое платье на бархат зеленый,
а после весь мир растворился в сияньи,
поплыл и качнулся с серебряным звоном.
Три яблока рдеют в холщовом подоле —
в одном моя правда, в другом — моя радость,
а третье — из тонкой пылающей соли,
три яблока из заповедного сада.
Возьму я их в руки и к дому направлюсь.
Ни мать, ни сестра ни о чем не узнают.
Три лебедя кличут на небе закатном,
три яблока руки мои обжигают.
Королева
Третий вечер моя королева грустна,
Третий вечер встречает в безмолвной тоске,
И дрожат жемчуга, словно капли дождя,
На холодной и белой как мрамор руке.
Третий день в королевстве разлад и печаль,
Вянут розы в саду, сохнет клен под окном.
Наш веселый консорт беззаботно умчал
К той, что мускусом пахнет и сладким вином.
Не моложе она, не прекрасней она,
Та, к которой консорта всем сердцем влечет,
Но она, к сожаленью, чужая жена,
А чужую жену медом вымазал черт.
Красный Сайман (Вознесение на листьях)
Где же я тогда была,
как жила все это время?
Наступили дни мои
на стеклянную траву.
Ворох листьев наотрез
разлетелся между теми,
кто уверен, что они
знают правду обо мне
сквозь листву,
что осыпалась тогда
с ослепительной рябины,
и с березы у окна,
и у клена над ручьем.
Ярким пламенем огня,
языком неугасимым
шорох листьев не молчит
над моею головой
каждым днем.
Лиса и виноград
Мы идем вдоль стены. На лозе сухощавой и тонкой
Виноградные грозди повисли над каменной кладкой.
Мне сказала Лиса, отвернувшись и глядя на камни:
— Он зеленый и кислый, не трожь. Только дразнит напрасно.
Не зеленый, лисица, не видишь ли разве, сестренка-
Темным царственным пурпуром налиты тяжкие гроздья.
Или шутишь со мною? Да шутка твоя не смешна мне —
Я сама не слепая, зеленый не спутаю с красным.
Протянула я руку, упругие гроздья срывая.
Тяжелы — не удержишь, пронизаны солнцем прогреты,
В винных ягодах крупных за кожицей скрытая пыльной,
Освежая язык, потайная таится прохлада.
Угощаю Лису — не берет и косится недобро,
Мол, зачем человеку лисицыны слушать советы,
Только все человеки попятным раскаяньем сильны.
Ты не трогала б лучше чужого того винограда.
Моя любовь
Моя любовь затихла от бессонниц,
От слишком pедких писем и звонков,
От дыма, пеpевысившего ноpму,
От недостатка чувственного коpма,
От тысячи подобных пустяков —
Моя любовь.
Моя любовь — как птица в чеpной туче,
Еще летит, хотя не pазбеpешь,
Где сгусток пеpьев, где комок тумана;
Двенадцать баллов изнутpи стакана —
И вмятина на стенке — будь здоpов.
Моя любовь.
Моя любовь — игpушка-не-pевушка,
Hевзpачный кустик в восемь лепестков.
Она уже почти не зацветает,
Она скpомнеет, блекнет, пpивыкает,
Она почти что песенка без слов,
Моя любовь.
Осенний колокольчик
Осень — время горькое,
осень — время терпкое,
вслед за летом-нескладехой, вязким от дождей.
Ешь да пей на золоте,
под ноги набросанном,
вспоминай, да слушай гуркованье голубей.
Здесь жила твоя любовь,
васильковые глаза,
волосы пшеничные,
просо-простота.
что ты ходишь-маешься,
в дом не поднимаешься,
что ты ищешь осенью?
Я — да просто так.
Осень не печалится,
осень не печальница,
осень — время мудрое, шорохом не взять.
Каменные яблоки
налились да вызрели —
янтари шуршат средь гальки — время собирать.
Очень старая песня
Когда на битву пpизывать отвыкнет
измятый гоpн, звенящий на века,
последний pаз всплеснув, сейчас поникнет
тpевога пpотестантского pожка,
и кубок тоpжества минет отpава,
и небо не оставит синевы —
мы не веpнемся в оpеоле славы
вкpуг не покpытой пеплом головы.
Когда, пpойдя сквозь вpемя и пpостpанства,
шагнет паломник под pодимый свод,
когда веpнутся коpабли из стpанствий,
как аисты с Египетских болот,
когда все те, кто измлада бpодили,
хлеб испекут в отцовских очагах,
мы не пpидем в меpцаньи звездной пыли,
осевшей на изношенных плащах.
Перелетная осень
Месяц сентябрь, исход индейского лета,
Завтра уже будет иной расклад.
Небо звенит, вибрирует, в небе где-то
Птицы, тяжелые птицы прочь летят.
Птицам навстречу зима поднимает очи,
Иней колючий на золоте и стекле.
Всякая тварь окунаться в зиму не хочет
А кто ее спросит?
Сердце мое темней, чем вода в колодце,
Осень коснулась рек ледяным пером.
Птицы летят по пунктирам небесных лоций,
Их направляет ум, совершенный гром,
Их не пугает толща дороги дальней,
Их подгоняет древний страх не успеть.
Всякая тварь после любви печальна,
Всякая тварь плачет, почуяв смерть.
Песенка про осеннюю любовь
Любая гордость, поздно или рано,
Ложится навзничь, уплывает в Лету,
И остается золото лимонов,
Осенних листьев трепетные светы,
Незатененный и незамутненный,
Прозрачный желтый свет чужих мечтаний.
Осенний парк распахнут для влюбленных,
Скажи им «до свиданья».
Любая радость так недолговечна,
И в этом красота ее и прелесть.
Напоминает шепот поцелуев
Осенних листьев неумолчный шелест.
Они уйдут, их примут незаметно
Охваченные шорохом аллеи.
Рука в руке, и по колено в листьях.
Скажи им «не жалею».
Смешные люди
Ты помнишь тот отвязный дождь?
И с невеликого ума
мы отрывались под дождем,
все были в дружбе и любви
как это было хорошо,
теперь не будет.
Смешные люди.
Живут, как птицы, забот не зная,
стремятся в небо.
Смешные люди.
А скоро к нам придет зима,
придут холодные деньки,
мы будем молча помирать
в своих хрущобах городских,
в своих берлогах.
Ведь мы не боги.
Смешные люди.
Нам было очень хорошо,
Нам так хотелось, чтоб еще...
Не будет.
Через радугу
Ты знаешь, сегодня особенный день,
Не день всех святых, не свершенье надежд,
не дата во имя,
И все, кто сегодня мне смотрят в глаза
не то, что на грани, но чуточку за —
меж нами и ними.
У памяти много прозрачных одежд.
Улыбка ее мимолетна, как дождь,
задевший крылом.
Ты видишь, как радуга в небе горит?
Смотри и любуйся. Но кто-то стоит
Вдали под дождем.
Ему не сияет цветная река,
над ним только серые тучи, и как
могло быть иначе?
Что, к черту, увидишь, когда над тобой
закисшее небо нависло горой
и плачет, и плачет.