- Давно хотел спросить вас, Мастер, - что эа дерево пошло на ту статую Будды, которая стоит у ворот? Она такого чудесного золотисто-оранжевого цвета, но вовсе не выглядит окрашенной.

Тонерико вынырнул из мерных движений влажного лоскута, которые должны были возвращать хотя бы иллюзию юности резным иероглифам, указывавшим на название монастыря, и бросил взгляд вниз, на упитанного старца, придерживающего лестницу - неясно, из заботы ли о безопасности юноши или же о его усердии. Внезапность остановки оторвала прохладную каплю от ткани, и та с мимолетной обреченностью скользнула вниз. Мастер фыркнул - путь воды закончился у него на носу.

- Это долгая история, как и все хорошие истории. Но ты три, три, не отвлекайся.

Тонерико засопел и набросился на полоску пыли со всем рвением уличенного в отлынивании от работы мальчишки - столь же зрелищным, сколь и бестолковым. Мастер усмехнулся.

- Вот послушай. В тот год, когда на Окинаве родилась девочка с головой черепахи, на поэтическом турнире впервые прозвучало хокку из восемнадцати слогов, а я был так же полон рассвета, как и ты сейчас...

***

Чоко опустила ладонь в ручей и попыталась дотронуться до плавающей в воде лунной бледности. Мутное серебро ускользнуло сквозь пальцы. Человеческие пальцы. Луна приласкала Чоко своей прохладой, разглаживая и оголяя ее кожу и всех остальных лис. Луна проясняла разум и истончала душу. Ночь - время, когда лиса заполнена не только запахами, не только голодом, не только напряженным вниманием. Слишком короткое время, слишком короткое. Чоко выпрямилась и вошла в воду. Под ступнями захрустели камешки. Прозрачная скорость ручья холодила лодыжки, требуя движения. Чоко закрыла глаза и начала танец. Днем ты можешь рвать клыками чью-то плоть и захлебываться кровью и лаем, но когда уйдет дневной свет, ты снова будешь танцевать так, как будто твой дух все еще связан родством с воздухом апрельских вишневых садов. Как будто. Как будто.

Ты никогда не вернешься.

Ты даже не помнишь, было ли это - то, куда ты не вернешься.

Лисы жили в лесах вокруг монастыря и частенько наведывались туда - по ночам, разумеется. Человек не курица, чтобы в охоте на него были потребны острые зубы и быстрые ноги. Нет, здесь годится только сладкий голос и пронзительная гибкость ума. Самая желанная, самая обжигающе-горячая добыча. Дыхание человеческое.

Ничего удивительного,что все двери в монастыре были в то время оклеены офудами.

Ничего удивительного, что это мало помогало.

***

Необычайно сильный ветер, случившийся в тот год, повалил немало деревьев. Самое старое, самое толстое дерево из тех, что росли вблизи монастыря, переломилось недалеко от земли и рухнуло, но его корни продолжали с безнадежным упорством держаться за почву, как будто в этом все еще была надежда.

Ари сказал:

- В этом видно то, что переживает время.

Ари сказал:

- Я вырежу из этого пня Будду.

И никто не стал спорить с Ари.

***

- Что он делает? - шепотом спросила Чоко Старую Лису.

Старая Лиса была такой старой, что не только шерсть ее выцвела, став седой, но и имя вылиняло. Имена редко переживают время.

- Это называется искусство, - ответила Старая Лиса.

Две женщины, одна молодая, другая древняя, сидели в кустах и наблюдали сквозь листья за тем, как монах, вооружившись лезвием, открывает таящуюся в дереве форму.

- Это называется искусство, - повторила Старая Лиса. - Люди таят в себе многое, но среди их сокровищ нет вечности. А так как им дорого только то, чего у них нет, то они стремятся завоевать сердце вечности своими мертвыми предметами. Иногда вечность улыбается им, и предметы становятся живыми.

Чоко завороженно смотрела, как движется металл.

- Он такой... чистый...
- Кто, мальчик?
- Да.
- Это дает им силу. Люди как сосуды - чем они прозрачнее, тем больше в них набирается солнечного света.
- А если мы будем прозрачными - то у нас будет столько же света, Старая Лиса?
- Лисы не впитывают сияние, Чоко. Лисы берут его силой. Такова тропа лисы.
- Я так хочу его легкость, Старая Лиса! Хочу покой его глаз и уверенность его рук!
- Что ж - тогда пойди и возьми. Но как бы тебе не ступить на след того, кто больше тебя...
- Я смогу взять! Непременно смогу!

***

Чтобы лисе кормиться от человека, она должна позвать другую лису - ту, что живет внутри ее добычи. Должна позвать то, что знает запахи леса и выделяет среди них самый главный запах - металлический запах грядущей смерти. То, что готово пойти за этим запахом и подарить боль и освобождение любому, кому случиться быть на конце ароматной тропы. Когда живущая внутри человека лиса просыпается, человек всеми силами старается погрузить ее обратно в сон - иначе он сам может превратиться в кицунэ. И пока он занят своей лисой - сияние утекает из него, выскальзывает с дыханием, а лиса уже тут как тут, и пьет это дыхание, пьет мелкими-мелкими глотками, будто сакэ. Так лиса кормится от человека.

***

- Ты непременно должен поесть, - говорит Чоко. - Если ты не будешь как следует есть, то у тебя не будет сил, чтобы закончить работу.

Ари серьезно кивает и берется за палочки. Ари говорит:

- Спасибо тебе за твою заботу.

У Чоко черные глаза, рыжие волосы и белая кожа. Кожи Чоко никогда не касалось солнце, поэтому она такая белая, какой у людей вовсе не бывает. Чоко красивая. Но Ари смотрит не на Чоко. Ари смотрит на рис. Он набирается сил чтобы закончить работу.

Каждую ночь Чоко приходит, чтобы кормить Ари и петь ему песни. Она нашептывает той, другой лисе: "Просыпайся, сестра. Вот запах мертвой пищи - он похож на тот, что испускает живая пища. Вот мое тело - сильное и гибкое. Оно похоже на твое тело. Оно зовет твое тело. Просыпайся сестра, просыпайся."

И каждую ночь Чоко ничего не слышит в ответ.

***

- Ты все еще ходишь к тому мальчику? - спросила Старая Лиса у отражения Чоко.
- Да, - ответила Чоко отражению Старой Лисы.

Две женщины, одна седая, другая рыжеволосая, расчесывались сосновыми гребнями, глядя в плавающую в воде луну, будто в зеркало.

- Его лиса уже ответила тебе? - спросила Старая Лиса у отражения Чоко.
- Нет, - ответила Чоко отражению Старой Лисы.
- Маленькая лиса оказалась поймана собственной добычей?

***

- Скажи мне, - просит Чоко, - почему ты бываешь в лесу по ночам совсем один? Разве ты не боишься кицунэ?
- Нет, - говорит Ари. - Я тебя не боюсь.
- Как это ты меня узнал? - удивляется Чоко. - Неужели ты заметил мой хвост?
- Все твое тело выдает тебя, - объясняет Ари. - Твои руки пахнут влажной землей с лисьих когтей. Твои волосы пахнут лисьей шерстью. А твои губы пахнут убийством. Тебе не обмануть меня и не забрать то, что ты ищешь.
- Почему? - спрашивает Чоко.
- Потому, что это нельзя взять силой.

***

Чоко вдыхает воздух, а Старая Лиса его выдыхает. Старая Лиса вдыхает воздух - Чоко выдыхает. Дышат две женщины - одна легко, другая устало.

- Ты очень старая, - говорит Чоко. - У тебя серебряная шерсть и целых девять хвостов. Скажи мне - как добыть то, что нельзя забрать силой?
- Неудачна твоя охота, а, маленькая лиса?
- Да, Старая Лиса.
- Ну так слушай - одна лиса не помогает другой в охоте. Такова тропа лисы.

***

Чоко сидит на Ари верхом, сжав его горло руками.

- Как же так, - рычит Чоко, - что я не могу отнять у тебя это?

Прошла почти вся ночь, а охота Чоко снова неудачна. Чоко злится, и внутри Чоко начинает злиться зверь.

- Я хочу то, что делает тебя легким, - шепчет Чоко сквозь заостряющиеся зубы. - Твоя лиса спит и никогда не просыпается. Лес не вбирает тебя. Запахи не делают тебя безумным. Смерть не капает с твоих пальцев. Это все твое сияние. Отдай его мне!
- Нет, - говорит Ари. - Все, что ты отнимаешь, делает тебя не ближе, а дальше от того, что ты ищешь.

Солнце загорается за деревьями, и загорается рыжей шерстью Чоко. Тени бегут по земле, и на разум Чоко ложатся тени. Чоко вгрызается в человечье тело, терзает живот и захлебывается кровью и криком.

- Это внутри тебя, я найду это, - хрипит Чоко.

Ари замолкает.

***

- Твоя добыча сбежала, - замечает Старая Лиса

Они сидят вчетвером - древняя женщина, молодая женщина, мертвый монах и незаконченный Будда.

- Ты потеряла то, что искала. Что ты будешь делать теперь?

Чоко ложится в траву и засыпает. Она спит остаток ночи, как женщина, и весь следующий день, как лиса. Чоко видит сон.

Ари подходит к ней - такой же тихий, такой же легкий, такой же живой, как запомнился. Ари говорит:

- Ты не можешь отнять, но можешь найти.
- Как? - спрашивает Чоко и вся вытягивается вперед - вот только дотянуться до Ари никак не получется.
- Закончи Будду.
- Я не умею, совсем.
- Я буду помогать тебе. Ты только возьми резец и начни.

Чоко просыпается и поднимает с земли резец. У него непривычная форма, но Чоко уже знает, как его надо держать.

***

Солнце загорается, и Чоко тоже загорается. Став лисой, Чоко ложится спать. Лапой неудобно держать резец, а отдохнуть непременно надо. Иначе не хватит сил закончить работу. Чоко очень устает.

Чоко не видит снов и спит до захода. С заходом Чоко просыпается и видит перед собой Старую Лису.

- Это статуя забирает твои силы, - говорит Старая Лиса. - Ты теряешь их, потому что идешь поперек тропы лисы.

Старая Лиса встает и уходит.

Чоко принимается за работу.

***

Каждый день Чоко загорается чуть позже, а статуя становится чуть более рыжей. Однажды проходит целый день, а на Чоко так и не вырастает шерсть.

Старая Лиса выходит из-за кустов и говорит:

- Когда кицунэ встречает заход человечьми глазами, она больше не кицунэ.

Чоко ложится на землю, но под ней уже не земля вовсе, а ночь, просто ночь, чистая и легкая, она наполняет Чоко. Чоко кажется, что она слышит, как Ари говорит ей:

- Вечность улыбнулась нам, кицунэ!

И Чоко закрывает глаза.

***

- ...Мы заволновались тогда, потому что он долго не возвращался в монастырь, и пошли на поиски. Самого его нам так и не удалось найти, однако мы нашли статую Будды, над которой он работал - полностью законченную и приобретшую необычный золотисто-рыжий цвет. Рядом с ней сидела серебристая лиса - увидев нас, она как будто бы улыбнулась и произнесла человеческим голосом:

- Будьте почтительны к тому, в чем живет душа одной из нашего племени.

После этого она скрылась в лесу. Мы подняли статую и отнесли ее к воротам. И удивительно то, что с тех пор кицунэ больше никогда нас не беспокоили.

- И почему бы это? - спросил Тонерико.
- Ну, кто знает. Может быть, потому, что лисы никогда не ходят против своей тропы? - сказал Мастер и ухмыльнулся в густую рыжую бороду.

Взято: здесь.