Автор: Lido
Взято: здесь

Давным-давно один мудрый человек понял, как нелегко лгать, глядя в глаза – и, от большой любви, вырезал первую маску. У нее была бледная кожа и чудная улыбка, и пара цветных стекляшек, за которыми прятался взгляд. Она заворожила первого же, кому улыбнулась – и мастер, сжалившись над несчастным, отдал тому свое творение.

Только забыл, что маске нужно лицо; глупые признания в любви ее не оживят. Улыбка со временем превратилась в оскал, стекло потускнело, а павший под чарами маски художник каждый вечер брал краски и кисть, чтобы залить, замазать, скрыть мертвое чудовище. И каждый вечер он сидел в кресле-качалке и влюбленно смотрел на то, что стало бессчетными слоями ретуши.

Но однажды художник заболел: у него дрожали руки и была почти несовместимая с жизнью температура. Он потянулся за стаканом воды, и маска, лежавшая у него на коленях, соскользнула на пол. О, она не разбилась – хотя, быть может, было бы лучше, останься от нее одни черепки – просто по совершенному гриму пробежали трещины, и краска начала отпадать. Маленькими бело-красными кусочками. От малейшего прикосновения они превращались в пыль; пыль, которая скоро стала соленой грязью. И художник затерялся в ненависти: к себе, к маске, к мастеру.

Он нашел себя стоящим у чужого порога, держащимся за перила, чтобы не упасть: его не держали ноги, и единственной мыслью, бившейся в его голове, было «пусть он откроет».

Мастеру хватило одного взгляда, чтобы понять – случилось страшное, непоправимое – а мастер любил людей, и этого, которому когда-то подарил слепок с себя, любил даже больше. Он приготовил чаю, уложил больного в постель и не стал задавать глупых вопросов. Только вот провел всю ночь, разглядывая морщинки в уголках своих глаз и думая, сгодится ли его лицо, столь несовершенное, на самую живую в мире маску.

И думал, сможет ли жить с изумрудами вместо глаз.

Ведь нелегко лгать, глядя в глаза – а мастер боится правды.
Боится услышать, что художнику, влюбленному в маски, не нужны люди.