Etilvein
Битва деревьев


Битва Деревьев
Эта поэма входит в Книгу Талиесина, датируемую приблизительно 1275 г.
перевод В.В.Эрлихмана

Множество форм я сменил, пока не обрел свободу;
Я был острием меча - поистине это было;
Я был дождевою каплей, и был я звездным лучом;
Я был книгой и буквой заглавною в этой книге;
Я фонарем светил, разгоняя ночную темень;
Я простирался мостом над течением рек могучих;
Орлом я летел в небесах, плыл лодкою в бурном море;
Был пузырьком в бочке пива, был водою ручья;
Был в сраженье мечом и щитом, тот меч отражавшим;
Девять лет был струною арфы, год был морскою пеной;
Я был языком огня и бревном, в том огне горевшим.
С детства я создавал созвучия песен дивных;
Было же лучшим из них сказанье о Битве деревьев,
Где ранил я быстрых коней и с армиями сражался,
Где встретил страшную тварь, разверзшую сотни пастей,
На шее которой могло укрыться целое войско;
Видел я черную жабу с сотней когтей острейших;
Видел и змея, в котором сотня душ заключалась.
Я видел в Каэр-Невенхир, как бились за власть деревья,
Как барды слагали песни, как воины шли в сраженье,
Как Гвидион вверх поднял свой тонкий волшебный жезл,
Молитву творя небесам и Господа умоляя
Его не бросить в беде, избавить от злой напасти.
И слово Господне сошло с небесных высот на землю:
«Чтоб Пеблиг могучий не смог твой край предать разоренью,
Пусть войском твоим деревья и травы лесные станут».
И Гвидион создал войско из самых сильных деревьев,
А слабые вырубил, чтобы не стало врагу подмоги.
И в битве, что там случилась, сразили троих великих,
И дева вздохнула горько, и сердце ее разбилось.
Нам тяжко пришлось в сраженье, где кровь рекою струилась,
Но нам придавало силы раденье о судьбах мира.
Ведь три важнейших событья, случившихся в этом мире, -
Потоп, что землю залил и род обновил человечий,
Затем распятье Христа, затем день Суда Господня.
На битву первыми шли деревья, старшие в роде,
А юные ива с рябиной процессию замыкали,
От запаха крови пьян, шагал терновник колючий;
Ольха устремлялась в бой, подняв могучие ветви,
И розы свои шипы к врагу простирали в гневе,
Кусты малины пришли, покинув лесную чащу,
И жимолость ради битвы презрела свою ограду,
И плющ вместе с ней, и вишня, что шла на битву со смехом;
Последней береза шла, мудрейшее из деревьев,
Отстав не трусости ради, а гордость свою сберегая;
Их строй по бокам ограждал золотарник цветущий,
Ель шла впереди, полководцем средь них величаясь;
А королем был тис, что первым в Британии правил;
Мехом обросший вяз не в силах был сдвинуть корни
И плелся в хвосте, пугая врагов кряхтеньем и скрипом;
Орешник оружье острил в преддверии грозной битвы,
И бирючина, как бык, стремилась за стройной елью.
Падуб зеленый пришел, не отставая от прочих;
За ним и боярышник дивный, чей сок исцеляет раны;
Лоза, извиваясь, ползла на бой за деревьями следом.
Нерадостно трусам пришлось; был папоротник загублен,
Ракитник пришлось срубить и выкорчевать утесник.
Но храбр, хоть и ростом мал, оказался медовый вереск,
Что в первых войска рядах врагу наносил удары.
От поступи мощного дуба дрожали земля и небо,
Он втаптывал в землю врагов, разя их без счета,
А рядом с ним царственный тис отражал атаки
Врагов, что шли на него, как волны на берег моря;
И груша сражалась там же, обильно кровь проливая;
Каштан состязался с елью в свершенье подвигов ратных.
Бел снег, и чернила черны, и зелены деревья,
Спокойны пучины вод с тех пор, как я крик услышал;
С тех пор березы растут в стране этой без опаски,
И тянутся вверх дубы в холмистом Гвархан-Мэлдеро.
Меня, когда я родился, не мать с отцом породили,
Но создан я был волшебством из форм девяти элементов:
Из сока сладких плодов, из предвечного Божия Слова,
Из горных цветов, из цвета деревьев, из дикого меда,
Из соли земной, из руд, что таятся в недрах,
Из листьев крапивы и из пены девятого вала.
Меня сотворил Гвидион, коснувшись волшебным жезлом,
И Мат меня создал, чтоб вид я смог обрести и облик.
Стараньем великих магов я смог на свет появиться,
Эурис, Эурон и Модрон трудились, чтоб я родился;
И сам взволновался Господь, увидев мое рожденье -
Ведь создан я магом из магов еще до творенья мира;
Я жил и помню, когда из хаоса мир явился.
О барды! Я вам спою, чего язык не расскажет,
Ведь жил я на дне морском, спал в раковине моллюска
И дружбу водил с самим Диланом, Сыном Моря;
Я жил во дворцах и на равных беседовал с королями.
Я помню два острых копья, сошедших на землю с неба,
Что бились со мной в Аннуине, желая меня повергнуть,
Хоть восемь десятков раз был ранен я их остриями,
И сила трехсот ударов была в их каждом ударе,
Но мой удар был сильней, девятистам людских равняясь;
Я их одолел, хоть были они меня не моложе.
Я помню волшебный меч, сразивший немало храбрых,
Он кровь мою обновил, отрезал все, что мешало.
Народы рождались, и гибли, и вновь восставали из праха;
Всегда мое славилось имя, всегда мое слово ценилось.
Я вился змеей по холму, по озеру рыбой плавал;
Я был лучистой звездой, сиянье с небес простиравшей.
Имел я волшебный плащ, имел чародейную чашу,
Что вызвать могла туман, неделю страну скрывавший.
Кинжал мой стоил дороже десятка рабынь искусных,
И шесть соловых коней ценой не могли сравняться
С рыжим моим скакуном, летевшим быстрее чайки.
Не слаб я еще в бою на суше и среди моря,
На ратном поле могу я с сотней бойцов поспорить;
Запятнан кровью врагов мой щит с золотой каймою.
Еще не родился тот, кто в битве со мной сравнится;
Лишь Горонви на меня способен поднять оружье.
Я белых пальцев своих не портил черной работой;
Я воином был, хотя сейчас я - певец и книжник,
Разил я врагов и сам не раз был сражаем ими,
На сотне стен крепостных стоял я во время осады,
И сотню стен осаждал, тараном их пробивая.
Друиды сказали Артуру, когда он хотел услышать
О трех важнейших событьях, случившихся в этом мире,
Что первым случился потоп, что род обновил человечий,
Потом был распят Христос, людей от греха спасая,
И будет Господень Суд, и век золотой настанет.
Тогда я найду покой и радость в Небесном царстве,
Как мудрый Вергилий рек в своем прорицанье давнем.

I HAVE been in a multitude of shapes,
Before I assumed a consistent form.
I have been a sword, narrow, variegated,
I will believe when it is apparent.
I have been a tear in the air,
I have been the dullest of stars.
I have been a word among letters,
I have been a book in the origin.
I have been the light of lanterns,
A year and a half.
I have been a continuing bridge,
Over three score Abers [deltas--MJ].
I have been a course, I have been an eagle.
I have been a coracle in the seas:
I have been compliant in the banquet.
I have been a drop in a shower;
I have been a sword in the grasp of the hand
I have been a shield in battle.
I have been a string in a harp,
Disguised for nine years.
in water, in foam.
I have been sponge in the fire,
I have been wood in the covert.
I am not he who will not sing of
A combat though small,
The conflict in the battle of Godeu of sprigs.
Against the Guledig of Prydain,
There passed central horses,
Fleets full of riches.
There passed an animal with wide jaws,
On it there were a hundred heads.
And a battle was contested
Under the root of his tongue;
And another battle there is
In his occiput.
A black sprawling toad,
With a hundred claws on it.
A snake speckled, crested.
A hundred souls through sin
Shall be tormented in its flesh
I have been in Caer Vevenir
Thither hastened grass and trees
Minstrels were singing
Warrior-bands were wondering
At the exaltation of the Brython,
That Gwydyon affected.
There was a calling on the Creator,
Upon Christ for causes,
Until when the Eternal
Should deliver those whom he had made.
The Lord answered them, 
Through language and elements:
Take the forms of time prinncipal trees,
Arranging yourselves in battle array,
And restraining the public.
Inexperienced in battle hand to hand.
When the trees were enchanted,
In the expectation of not being trees,
The trees uttered their voices
From strings of harmony,
The disputes ceased.
Let us cut short heavy days,
A female restrained the din.
She came forth altogether lovely.
The head of the line, the head was a female.
The advantage of a sleepless cow
Would not make us give way.
The blood of men up to our thighs,
The greatest of importunate mental exertions
Sported in the world.
And one has ended
From considering the deluge,
And Christ crucified
And the day of judgement near at hand
The alder trees, the head of the line,
Formed the van.
The willows and quicken trees
Came late to the army.
Plum-trees, that are scarce, 
Unlonged for of men
The elaborate medlar-trees
Tue objects of contention.
The prickly rose-bushes,
Against a host, of giants,
The raspberry brake did
What is better failed
For the security of life.
Privet and woodbine
And ivy on its front,
Like furze to the combat
The cherry-tree was provoked.
The birch, notwithstanding his high mind,
Was late before he was arrayed.
Not because of his cowardice,
But on account of his greatness.
The laburnuin held in mind,
That your wild nature was foreign.
Pine-trees in the porch,
The chair of disputation,
By me greatly exalted,
In the presence of kings
The elm with his retinue,
Did not go aside a foot
He would fight with the centre,
And the flanks, and the rear.
Hazel-trees, it was judged,
That ample was thy mental exertion
The privet, happy his lot,
The bull of battle, the lord of the world
Morawg and Morydd 
Were made prosperous in pines. 
Holly, it was tinted with green, 
He was the hero.
The hawthorn, surrounded by prickles, 
With pain at his hand.
The aspen-wood has been topped, 
It was topped in battle.
The fern that was plundered
The broom, in the van of the army, in the trenches he was hurt.
The gorse did not do well, 
Notwithstanding let it overspread. 
The heath was victorious, keeping off on all sides.
The common people were charmed,
During time proceeding of the men.
The oak, quickly moving,
Before him, tremble heaven and earth.
A valiant door-keeper against an enenly,
his name is considered.
The blue-bells combined,
And caused a consternation.
In rejecting, were rejected,
Others, that were perforated.
Pear-trees, the best intruders
In time conflict of the plain.
A very wrathful wood,
The chestnut is bashful,
The opponent of happiness,
The jet has become black,
The mountain has become crooked,
The woods have become a kiln,
Existing formerly in the great seas
Since was heard the shout:--
The tops of the birch covered us with leaves,
And transformed us, and changed our faded state.
The branches of the oak have ensnared us
From the Gwarchan of Maelderw.
Laughing on the side of the rock,
The lord is not of an ardent nature.
Not of mother and father,
When I was made,
Did my Creator create me.
Of nine-formed faculties,
Of the fruit of fruits,
Of the fruit of the primordial God,
Of primroses and blossoms of time hill,
Of the flowers of trees and shrubs.
Of earth, of an earthly course,
When I was formed.
Of the flower of nettles,
Of the water of the ninth wave.
I was enchanted by Math,
Before I became immortal,
I was enchanted by Gwydyon
The great purifier of the Brython,
Of Eurwys, of Euron,
Of Euron, of Modron.
Of five battalions of scientific ones.
Teachers, children of Math.
When the removal occurred,
I was enchanted by the Guledig.
When he was half-burnt,
I was enchanted by the sage
Of sages, in the primitive world.
When I had a being;
When the host of the world was in dignity,
The bard was accustomed to benefits.
To the song of praise I am inclined, which the tongue recites.
I played in the twilight,
I slept in purple;
I was truly in the enchantment
With Dylan, the son of the wave.
In the circumference, in the middle,
Between the knees of kings,
Scattering spears not keen,
From heaven when came,
To the great deep, floods,
In the battle there will be
Four score hundreds,
That will divide according to their will.
They are neither older nor younger,
Than myself in their divisions.
A wonder, Canhwr are born, every one of nine hundred.
He was with me also,
With my sword spotted with blood.
honour was allotted to me
By the Lord, and protection (was) where he was.
If I come to where the boar was killed,
He will compose, he will decompose,
He will form languages.
The strong-handed gleamer, his name,
With a gleam he rules his numbers.
They would spread out. in a flame,
When I shall go on high.
I have been a speckled snake on the hill,
I have been a viper in the Llyn.
I have been a bill-hook crooked that cuts,
I have been a ferocious spear
With my chasuble and bowl
I will prophesy not badly,
Four score smokes
On every one what will bring.
Five battalions of arms
Will be caught by my knife.
Six steeds of yellow hue
A hundred times better is
My cream-coloured steed,
Swift as the sea-mew
Which will not pass
Between the sea and the shore.
Am I not pre-eminent in the field of blood?
Over it are a hundred chieftains.
Crimson (is) the gem of my belt,
Gold my shield border.
There has not been born, in the gap,
That has been visiting me,
Except Goronwy,
From the dales of Edrywy.
Long white my fingers,
It is long since I have been a herdsman.
I travelled in the earth,
Before I was a proficient in learning.
I travelled, I made a circuit,
I slept in a hundred islands
A hundred Caers I have dwelt in.
Ye intelligent Druids,
Declare to Arthur,
What is there more early
Than I that they sing of.
And one is come
From considering the deluge,
And Christ crucified,
And the day of future doom.
A golden gem in a golden jewel.
I am splendid
And shall be wanton
From the oppression of the metal-workers