Юнна МОРИЦ

КРУПНЫМ ПЛАНОМ

У меня такая дальнозоркость,
что слегка отпрянуть я должна,
а иначе близкие предметы
обволакивает пелена.

Это многих вводит в заблужденье,
и в моём отпрянутом лице
склонны видеть маску волевую,
силу духа и другую чушь!

Вот поэт подходит Евтушенко,
говорит: «Снимись в моём кино!
Жду тебя на Киевском вокзале
завтра утром в стареньком платке!

Не забудь надеть сапог дырявый,
юбку, а не модные штаны, -
ты нужна мне очень крупным планом
в эшелоне в первый год войны.

Я отснял уже картину века,
и всего лишь не хватает в ней
мне лица такого человека…
в общем, экстремального, как ты!

Не забудь одеть ребёнка сиро –
лучше нет детдомовских детей! –
вас обоих я эвакуиро –
вать хочу в массовке небольшой.

Ты мне друг? Скажи, ты мне товарищ?
Всей душой ли предана ты мне?
Есть в твоём лице остервененье,
голое как правда на войне, -

это мне и нужно до зарезу!»
…Слушай, - я хочу ему сказать, -
если я в твой эшелон залезу,
всем туда придётся залезать!

Ведь случится то, что ты снимаешь
для кино…Случится наяву!
Мне играть не можно… понимаешь?
Вот в таком я качестве живу.

У меня такая дальнозоркость,
что слегка отпрянуть я должна,
а иначе близкие предметы
обволакивает пелена.

Это, Женя, вводит в заблужденье,
и в моём отпрянутом лице
ты не видишь, по какой причине
я в твоей массовке – не игрок!