Глава 15.
Рукия потеряла сознание в машине «скорой»; в больницу со мной поехал отец, остальные остались дома убирать остатки праздника.
Я смутно помню, как мы доехали, как искали врача. Помню только, как нес Рукию куда-то, а сзади орали отец и санитары. Очнулся я уже в каком-то кабинете, в нем было слишком темно из-за массивных жалюзи, которые не пропускали ни единого клочка света. Обои песчаного цвета контрастировали с темным паркетом; на стенах висели многочисленные фотографии и дипломы; по углам располагались цветы в горшках. Вдоль левой стены стоял длинный стеллаж с книгами, около правой – кофейный столик и два кожаных кресла; на таком же диване темно-коричневого цвета полулежал я. Около окна за массивным столом из черного дерева сидела средних лет женщина с черными волосами, заплетенными в слабую косу. Врач что-то писала ручкой, аккуратно выводя на бумаге каждый символ; когда я сел в нормальное положение, она посмотрела на меня и немного устало улыбнулась.
— Очнулся, Куросаки-сан? – услышав голос, я сразу понял, что это Унохана-сан – знакомая отца, а также директор больницы.
— Вроде да, а что я тут делаю?
— До последнего момента ты здесь спал. Тебя уложили здесь, хотя ты и рвался проведать Кучики-сан каждые пять минут, пока не заснул.
— Что с ней? Она в порядке?
— Тише, тише… — женщина приложила руку ко лбу. – Ну и шуму вы с отцом навели… Голова до сих пор болит…
— Унохана-сан, можно мне к ней?
— Узнай в регистратуре, где она. Насколько мне известно, ее уже перевели в палату.
— Спасибо. – Бросил я и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж, я постарался пройти к регистратуре: в больнице с утра было много народу, лишь изредка мелькали в толпе люди в халатах.
— Извините, к этой больной нельзя. – Тонким голосом сказала медсестра и вернулась к своей работе – перебиранию историй пациентов.
— Что это еще значит?
— Ее перевели недавно, и врачи пока к ней не пускают. Ничем не могу помочь.
— Да что…
— Все в порядке, Камия-кун. Этому юноше можно. – Со стороны лифтов к регистратуре подошел высокий мужчина с белыми волосами, собранными в низкий хвост. Подойдя ко мне, он протянул руку в приветственном жесте. – Укитаке Джуширо. Я начальник отделения неврологии и лечащий врач Кучики-сан.
— Понятно, мы с Вами уже встречались на юбилее отца. – Протянул я, пожимая жилистую руку мужчины. В голове завертелись слова Рюукена. «Димебон – экспериментальное лекарство. Испытывается на больных с наследственными заболеваниями нервной системы». – Так мне можно к ней?
— Безусловно. – Расплылся в усталой улыбке врач. – Когда я к ней заходил, она уже не спала. Но сначала поговорим, ты не против, Куросаки-кун?
— Хорошо.
***
Кабинет Укитаке-сан мало чем отличался от кабинета Уноханы-сан: все те же вещи, практически с той же расстановкой. Указав мне на стул, врач сел за стол и немного разобрал лежавшие на нем бумаги. Сев на предложенное место, я посмотрел в глаза мужчине, который сидел напротив. Немного красные, они выдавали в нем усталость и недосып.
— Вы хотели поговорить? – уточнил я.
— Да, Куросаки-кун. – Мужчина сложил бумаги в стопку, одну папку оставил лежать перед собой. Взяв со стола ручку, он начал крутить ее в руках. – Скажи мне, ты обладаешь какими-нибудь знаниями в области неврологии?
— Почти никакими. Я ушел из института, Вы же знаете.
— Да, знаю. И все же я думал, раз ты так заботишься о Кучики-сан, то все знаешь. Видимо, я ошибся.
— Укитаке-сан, расскажите мне, что с ней? Я находил таблетки, но решил, что они не ее.
— Димебон, верно? – я кивнул. – К сожалению, ты ошибся. Они ее.
— Что с ней? – повторил я свой вопрос.
— У нее наследственное заболевание нервной системы, называется хорея Гентингтона. У женщин встречается редко, но у Кучики-сан, равно как у ее сестры, оно было. – Мужчина пролистал папку, лежавшую на столе. – У них оно идет по женской линии, видимо, все пошло от матери или от бабушки...
— Подождите! – перебили врача я. – Хисана же умерла от туберкулеза!
— Да, но это лишь половина правды. – Укитаке достал из стопки бумаг еще одну папку и раскрыл ее. – У нее был обнаружен туберкулез в шестнадцать. Но хорея Гентингтона проявляется после двадцати пяти и активно прогрессирует в течение нескольких лет. Причиной смерти был написан туберкулез, ведь если бы Кучики-сан узнал, что его жена, зная о своей болезни, не прошла нужного лечения, начался бы скандал, который бы не привел ни к чему. Туберкулез унес жизнь Хисаны-сан раньше, чем Гентингтон взял ее тело под контроль.
— И этот приступ прошлой ночью…
— Он послужил звонком, сообщившим, что болезнь начала свой ход. У больных с наследственными расстройствами ЦНС такое бывает. Припадки, депрессия, эмоциональный дефицит, гиперсексуальность, резкие смены настроения.
Припадки? Вчерашний вечер…
Депрессия? Молчание неделями…
Эмоциональный дефицит? Наша первая встреча…
Гиперсексуальность? Ее поцелуи и действия…
Резкие смены настроения? Она так внезапно отстраняется…
Теперь каждый кусочек паззла встал на свое место, открывая взору ужасную картину пугающей реальности.
— Мне это не нужно. Лечение, какое лечение? – вскочив со стула, я уперся руками в стол.
— Лечение только симптоматическое, сожалею. – Тихо произнес врач, старательно отводя глаза в сторону. – Возможен также условный паралич сердца* и пневмония*.
— Что?.. – руки, которые еще мгновенье назад упирались в твердую поверхность стола, больше ничего не чувствовали и повисли вдоль тела, ноги стали ватными. – Сколько? – шумно сглотнув, спросил я.
— По сравнению с недугами ее родственников, болезнь Кучики-сан очень прогрессирует, и…
— Сколько? – повторил я, стараясь говорить громче, но голос предательски дрожал.
— Пять лет, не больше. – Почву как будто выбили из-под ног. Вот так вот, одной фразой. Я сел на стул и опустил голову, запуская пятерню в волосы, сильно сжимая их.
— Где она? – спросил я, не поднимая головы.
— Вторая дверь справа. – Я на автопилоте поднялся со стула и направился к двери. – Куро… Ичиго, мне жаль. Если бы я мог сделать хоть что-нибудь…
— Я понимаю, это не Ваша вина.
— И все же… Не унывай, держись.
Я сделал несколько шагов до двери палаты, но путь казался бесконечно долгим, а уложенный плиткой пол – натянутым канатом. Проходя эти несколько метров, я чувствовал себя так, будто только что узнал о конце света, который запланирован на завтра.
Затуманенное страхом сознание постепенно начало проясняться, а разум начинал трезветь. Когда я подошел к двери с табличкой «Кучики Рукия», меня охватило ощущение, схожее с тем, когда кто-то добрый заботливо сбрасывает тебе на голову мешок цемента. Я только сейчас осознал, что происходит на самом деле, я только сейчас осознал, что Рукия умирает. Кажется, что пять лет – это много, но что, черт возьми, можно успеть за эти пять лет?
Я уткнулся лбом в дверь, весьма шумно. За дверью послышалось шуршание простыней и тихий голос, разрешивший войти. Я повернул ручку и открыл дверь, в глаза ударил яркий свет из окна, смешавшийся с белым цветом стен. Зажмурившись на пару мгновений, я зашел и закрыл за собой дверь. Открыв глаза, немного привыкшие к яркости помещения, я посмотрел на большую кровать, застеленную белым бельем. На ее фоне силуэт девушки очень ясно выделялся. Уставшая и такая хрупкая, с растрепанными волосами, Рукия смотрела на меня, комкая одеяло. Присев на край кровати, я взял девушку за руку; холодные девичьи пальцы немного дрожали, пытаясь сжать мою ладонь.
— Злишься? Я весь праздник испортила…
— Будешь такую ерунду говорить – разозлюсь. – Рукия тихо выдохнула и попыталась сильнее сжать мою руку. – Почему ты ничего мне говорила?
— А зачем? Если бы ты этого не знал, то все было бы так же хорошо, как раньше и…
— Не неси чушь! Ты… — я вскочил, но холодная ладонь удержала меня за запястье. Повернувшись к кровати, я посмотрел на Рукию: дрожа всем телом, она стояла на коленях. Положив руки на плечи, она притянула меня к себе, обнимая.
— Ичиго, прости… Нужно было сказать тебе раньше… Прости, — шепчет тихий голос. Аккуратные руки обвивают шею. Обхватывая тонкую талию, я зарываюсь в волосы девушки, слабо пахнущие медикаментами.
— Дура, за что ты извиняешься? – тихо выдыхаю каждое слово.
— За все это…Ты не должен страдать из-за меня.
— Я тебя сейчас придушу, если не прекратишь! – отстранив от себя Рукию, я взял ее лицо в руки. – Тебе не за что извиняться, если бы не дала номер, я бы из Ренджи его выбил!
— Я тебе жизнь своим появлением сломала!
— Да ты лучшее, что произошло за двадцать лет моей жизни, слышишь!
— Лучшее…? – Рукия положила дрожащую руку мне на грудь, ладонью чувствуя бешеное биение сердца. – Ты… Ты когда-нибудь видел больных моей болезнью? – Девушка подняла на меня глаза. Я покачал головой. – Я тебе объясню. Я объясню, почему эта болезнь так страшна, так уродлива. – Рукия устроилась на кровати, поджав под себя ноги; я сел рядом, приобнимая ее за плечо; девушка прижалась к боку, обхватывая меня на уровне живота. – Мои бабушка с дедушкой жили в Хиросиме, во время бомбардировки в сорок пятом они находились в зоне поражения. Они не умерли, но что-то в организме изменилось, и они стали носителями гена этой болезни. Мамина болезнь дала о себе знать в тридцать, через восемь лет она уже не могла вспомнить ни меня, ни Хисану. Сестра умерла в тридцать два, мне, видимо, суждено умереть еще раньше. – Меня передернуло, по коже пробежал неприятный холод, я сильнее сжал хрупкое девичье плечо.
— Не говори так. – Пересилив засевший в горле комок, сказал я.
— Люди теряют контроль над телом. – Отчужденным голосом продолжила Рукия. – Сначала я просто начну ронять разные мелочи, потом конечности перестанут меня слушаться вообще, я и секунды не смогу просидеть без движения, не заламывая самой себе руки. А потом мозг начнет атрофироваться. Незаметно, но быстро начнут забываться вещи, даты, люди. Я даже начну забывать тебя, Ичиго. А это больно, поверь. Нас с Хисаной забыла наша мать, меня забыла сама Хисана. – Я посмотрел на Рукию, которая сидела, прижавшись к моему боку; сердце противно сжалось. Сейчас около меня сидела не та сильная характером девушка, которую я встретил, нет. Кусающая губы почти до крови, она казалась еще меньше, еще беззащитнее. – А я не хочу тебя забывать… Я не хочу, чтобы ты понял, какого это — быть забытым, я не хочу умирать… Ичиго, я… — уголки глаз девушки наполняются слезами, подняв голову, она смотрит на меня; от этого взгляда хочется выть. – Ичиго, я просто хочу жить… Это так много? – осторожно целую Рукию в макушку; девушка сильнее прижимается ко мне, тихо плача, шепча что-то невнятное.
***
Говорят, знание – сила. Иногда знание – слабость. Стараясь изучить каждый уголок чужой души, ты узнаешь об этом человеке такие факты, без которых тебе жилось бы гораздо проще.
Привет от автора :D
*пневмония – она же воспаление легких, инфекционное поражение альвеол
*условный паралич сердца – понятие мнимой смерти, минимальной активности сердца
*кто хоть слово вякнет про House MD — будет изнасилован мной лично, т.к. эта глава писалась задолго до моего просмотра серий про Тринадцатую