Глава 4.

Бьякуя назначил встречу в час дня в каком-то итальянском ресторане в Токио.

Сказать, что настроение было паршивое – ничего не сказать. Я никогда не успокаивал людей после смерти, а уж такого человека, как Кучики… Тот и убить за неправильное слово может…

Трудность состояла и в выборе одежды. Нет, обычно мне все равно, но тут такое дело… Оденусь как обычно – не то, оденусь во все черное – тоже не то… Остановив свой выбор на джинсах темного цвета и белой рубашке, я надеялся, что смогу угодить… Нацепив на плечи пиджак, я вообще перестал чувствовать себя в своей тарелке. Да, у меня есть все эти вещи, но вместе я их не ношу.

***

Приехали мы с Ренджи на полчаса раньше положенного времени: не хватало еще опоздать на встречу с Бьякуей. Абарай был одет так же, как я, за исключением одного – он надел узкий галстук, который вечно или затягивал, или расслаблял.

На улице крупными хлопьями валил снег и дул ветер.

Зайдя в ресторан, мы сняли верхнюю одежду и как можно тщательней очистилиее от небольшого инея, который успел появиться, пока мы шли от парковки. Сели за самый дальний угловой столик, – деревянный, с отполированной поверхностью, на которой стояли приправы, томатный соус, сахар, сливки с молоком и брошюра ресторана, – я у окна, Ренджи рядом. Через минуту показался официант, положил четыре меню на стол и тихо удалился. Это был высокий парень в очках с прямоугольными стеклами, за ними пара оливковых глаз; светлые волосы зачесаны на косой пробор, а челка слегка спадала на глаза. Одет он был, равно как и другой персонал, в классические черные брюки и белую рубашку, поверх которой был надет коричневый жилет и черная бабочка, в нагрудном кармане жилета лежали ручка и небольшой блокнот. В принципе, весь персонал здесь выглядел так же: пробор на бок, волосы в хвост, никаких юбок и вычурных украшений, людей старше сорока лет в зале не работало; все одинаковые: и официанты, и хостес, и бармен, и даже уборщик. Да что там персонал! Даже этот ресторан был похож на их одежду: пол – черный деревянный паркет, стены – до середины коричневые деревянные панели, а выше светло-кремовые обои со слабо-золотым рисунком, потолок – отражение пола, только посветлей; единственным украшением были настенные подсвечники с великолепной ковкой и такие же люстры по всему помещению. Всюду стоял запах крепкого свежесваренного кофе, каких-то пряностей, горячей еды и кожаных кресел.  

Приехал Бьякуя не один. Сначала мне показалось, что это был какой-то ребенок, но потом осекся - на «ребенке» было одето шикарное кашемировое пальто кремового цвета и черные зимние ботильоны на приличных танкетках. Когда парочка зашла в помещение, Бьякуя помог гостю снять шарф и пальто. Тогда я и увидел ее, а это была, несомненно, девушка. Хоть и миниатюрная, но уже сложившаяся: длинные для ее роста ноги с маленькими ступнями, аккуратные бедра и грудь, тонкая талия и невообразимые руки с тонкими кистями и длинными, как у пианиста, пальцами.

Она была почти точной копией Хисаны – это я понял, когда они подошли. Только у этой девушки волосы были более вьющимися и длинными – ниже середины спины, однако прядь, падающая на глаза, была точь-в-точь как у умершей Кучики.

Мы с Ренджи встали, чтобы поприветствовать Бьякую, девушка же просто села напротив того места, где сидел я, и, подперев подбородок ладонью, уставилась в окно.

- Бьякуя, мы очень… - Начал было Ренджи, но Кучики его остановил.

- Не нужно, Абарай. Если б я хотел услышать слова соболезнования, я бы не отменил все сегодняшние встречи. Я просто хотел провести день в дружеской обстановке. – Бьякуя вымученно улыбнулся. Да и сам он выглядел намучившимся, красные глаза и плохо разглаженная рубашка прилагаются.

После принесли четыре порции тальятелле с соусом болоньезе, а потом ягодный тирамису и кофе. Девушка не притронулась ни к темно-желтой пасте с мясом и тертым сыром, ни к слоеному десерту, лишь выпила предложенный ей макиато. Все время она смотрела в окно, а я в нее. Точнее, в ее глаза. Если у Хисаны были глаза темно-синего цвета, то этот оттенок нельзя было обозначить одним словом. Темно-синий, глубокий и вязкий, таинственно перекликающийся с фиолетовым. Не то большие зрачки, не то еще один оттенок ее глаз: почти черный, пугающий, отталкивающий и одновременно зовущий…

Кажется, я пересмотрел в них и утонул. Безвозвратно и навсегда попал в плен пары холодных аметистов. Я завишу от этих глаз, я наркоман, знающий о своей зависимости.   

Я не заметил, как она отвернулась от окна и посмотрела на меня в упор. Хищно, опасно, не по-женски. Ее взгляд будто говорил: «Хватит». Я, кажется, улыбнулся, и слова сами вылетели, сами выкрикнули то, что я хотел знать.

- Бьякуя, может, познакомишь нас?

Все сидящие за столом уставились на меня.

- Ичиго, ты че… - Ренджи пытался что-то сказать, но Она его перебила.

- Рукия. Кучики Рукия. – Четко, резко, немного грубо. Она опять отвернулась к окну, постукивая тонкими пальцами по поверхности стола.

Ее голос похож на ее глаза. Вязкий, удушающий, перекрывающий дыхание, густой как желатин. Зовущий, но отрешенный. Нуждающийся, но чужой. Никак не вяжущийся с образом этой миниатюрной женщины.

Мы стояли около входа, Бьякуя помогал Рукии надеть пальто; мы с Ренджи уже оделись. После, когда Кучики что-то говорил Абараю, одновременно принимая пальто, которое ему помог одеть человек, стоящий на дверях, Рукия с закрытыми глазами завязывала на шее шарф темно-синего цвета; открыв глаза, она посмотрела на меня исподлобья, и меня будто парализовало. В тот момент, когда наши глаза встретились, случилось что-то такое, чего я никогда в жизни не испытывал, ничего, с чем можно было бы сравнить мои ощущения в тот момент. Через меня будто пропустили заряд в 220 вольт, я почти физически мог ощутить электричество, проходящее через кожу, мышцы, кости и сердце. Разряд остановился там, наполняя главную мышцу чем-то новым, пока неведомым мне. Наши глаза были широко распахнуты, но уже через секунду она отвернулась, сделав вид, что ничего не было. Но было ведь! Было!

***

- Эй, Куросаки, ты чего? Бьякуя все время объяснял ситуацию с Рукией, ты каким местом слушаешь? – Ренджи одновременно вел машину и пытался меня ударить.

- Да успокойся ты уже, просто объясни, кто она и что ее с Кучики связывает, ну кроме фамилии.

С полминуты Ренджи, сдвинув брови, просто вел машину, сильно сжимая руль.

- Она сестра Хисаны. Вернулась откуда-то недавно.

- А-а… А как давно свояченица берет фамилию мужа сестры? – За окном мелькали яркие вывески, а потом все резко сменилось пустой дорогой с редкими машинами - до Сакуры ехать около сорока минут.

- Ее приняли в семью Кучики сегодня. Так Хисана хотела, хотя они, по-моему, почти не общались.

- Чего так? – За окном мелькнула Хонда.

- Не знаю, но не общались. Да и Хисана о Рукии никогда не говорила.

Что правда, то правда. Хисана, будучи очень открытым и добрым человеком, рассказывала обо всем, кроме двух вещей – своей работы и, как выяснилось, сестры.

***

- Держи. – Я выходил из машины около нашего дома. Ренджи протянул мне карточку. – Я поеду к матери, она просила.

- Ты думаешь, что я забыл номер рекана? – Вскинув брови, я посмотрел на Абарая.

- Это не номер рекана. Вали давай! Обивку мне всю испортишь! – Ренджи терпеть не может, когда я коленом становлюсь на сиденье.

- До завтра. – Дверь с шумом захлопнулась, Субару Ренджи покатила в сторону центра. Я посмотрел на карточку. – Код Токио?

***

Я быстро поднялся на нужный этаж и открыл дверь. Сбросив пиджак и кеды, я посмотрел в темноту квартиры – спать не хочется, да и Ренджи не будет всю неделю гнушаться моей чистоплотности. Да, живя в Лондоне, я привык к чистоте и порядку, а раз уж Ренджи их не любит, то...

***

Через полтора часа с уборкой было покончено – ни пылинки на мебели, ни испорченной еды в холодильнике. Благо, ванной не пользовались – плесени нет.

Без сил рухнув на диван, я посмотрел в окно: на улицу мерно опускались снежные хлопья; я с минуту валялся с закрытыми глазами, потом вытащил из заднего кармана карточку с номером. «Ренджи… Тоже мне заговорщик, даже не намекнул, кто это…»

Лениво глядя на телефон и набирая номер, я посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Что ж, будем надеяться, что этот Мистер Икс окажется совой.

Три гудка. Шесть. Восемь.

Я обычно сбрасываю уже после пятого или четвертого, но сейчас так не сделал. На середине двенадцатого гудок оборвался, послышался тихий, немного грубый и хриплый, но в тоже время очень женский голос.

- Эмм… Простите за поздний звонок, мне дали этот номер, и я, честно, даже понятия не имею, с кем говорю…

- Ренджи все-таки передал номер. – Это звучало как-то отстраненно, будто на другом конце забыли о моем существовании.

- Ну да…

Минуты две мы молчали. Я пошел в кухню, включил чайник, вытащил из шкафчика банку кофе и сыпанул в чашку добрые две ложки.

- Что ты делаешь? – Ложка выпала у меня из рук. Что за вопрос глубокой ночью?

- Эмм… А Вы вообще кто? – Я пытался говорить вежливо, выходило как-то не очень.

- Что ты делаешь? – Девушка повторила вопрос голосом, не терпящим никаких возражений.

- Кофе завариваю. Знаешь, такой, в пакетиках?

- Мы на «ты»?

- Ты первая это начала.

- Детсадовец. – Как сучок по лицу, вроде не особо больно, но приятного мало.

- Слушай, ты… -  Мы с чайником начали синхронно закипать.

- Не люблю кофе... – Снова спокойный и тихий, без ехидства, голос. Я успокоился.

- Не поверишь, но мне глубоко… - «Фиолетово на то, что ты любишь и не любишь».

- …но сегодня был хороший, молока больше, чем кофе.

- О чем ты… - До меня медленно, но верно начало доходить…

- Не нужно больше на меня так смотреть, понял?

- Руки… - Трубку повесили, пошли быстрые гудки. - …я…  

Я уставился на телефон, но он все так же выдавал короткие и быстрые гудки, а  в ушах еще звучал голос Рукии.