Давай поиграем. Ты подумаешь о чем-нибудь, а я скажу. Только ты представь что-то хорошее. Что бы там обязательно были клубы пушистых облаков, выдуваемые чьим-то глубоким дыханием.

Не плачь…

            Если ты подумаешь о вечерней меланхолии утомленного дня, что всплакнув длинными, в ливне, громкими слезами, что в тоске своей стучал в твои окна, но ты не отворила, успокоившись на еще влажные акварели заката, то я, подобно английским аристократам, начну беседу о погоде, а заодно и о политике, одним словом о вещах жалких и не стоящий внимания твоих любопытных глазок.

            Так-то лучше. Так мы допишем эту повесть?! Сколько я ни жег листы нашей с тобой книги, я так и не смог уничтожить роман. Тут лишь пролог, да и ты, конечно, по своей упрямой привычке, заглянула в последнюю строчку саги, написанной разноцветными красками, наверное «Медовыми», как в детстве, что пахнут неугомонными пчелами.

            Мне кажется, я уже видел этот фильм, только с дремучими субтитрами, то ли во сне, то ли когда забыл, что я живу в настоящей Москве и личности не так художественны, как в по сумасшедшему цветастой ленте, имя режиссера которого я запамятовал.

            Ладно, ведь ты совсем меня не слушаешь. Ты уже побрела по млечному пути, проложенному иллюзией сна. Я опять говорю сам с собой. Что ж, может это моя судьба… Я и не заметил…