Название: Ricordi (Ит. «Воспоминания»)
Автор: lilit_imp
Бета: Eccentrico
Жанр: romance, agnst
Пейринг: Ямамото/Гокудера.
Рейтинг: pg-15.
Размер: драббл
Дисклаймер: всё принадлежит мангаке..ни на чего автор не претендует..^ ^
Предупреждения: ООС, грубые выражения
Размещение: с разрешения автора
От автора: первая проба написать от Гокудеры, просьба кидаться только плюшевыми тапками =.=
[показать]
Десять лет, десять чёртовых лет находиться рядом, видеть его улыбку. Видеть, как вокруг вьются все эти девчонки. Бесит, раздражает, приходится держать себя в руках, хотя желание расколотить что-нибудь практически непреодолимо. Однажды так и сделал, расколотил пепельницу, свою, мать ее, любимую пепельницу, стоило ему только ляпнуть, что у него сегодня свидание с какой-то очередной девкой, так что ему нужен свободный вечер. Стоило ему выйти и пепельница, что была у меня в руках, полетела на пол. Может она бы и не разбилась, не приложи я усилий, всё таки, что-то типа хрустальной. Россыпь осколков украсила ковёр перед столом Джудайме. Чёрт, а я ведь не сдержался в его присутствии! Испуганно поднимаю взгляд, встречаясь с карими глазами в которых сквозит сочувствие и сердцу становится теплее, ведь сам Джудайме меня понимает. Откуда он знает о боли моей неразделённой любви? Хотя всё это не важно, он знает и понимает. Это как пара литров обезболивающего без последствий и передозировки. Почему именно он? Сотни раз я задавал себе этот вопрос, в тишине собственной комнаты, мучаясь бессонницей.
Но ничего не могу с собой поделать, сердце пропускает удар, стоит ему посмотреть на меня нежно, с заботой. Но до чего же бесит, что это предназначено не только для меня, что это он расточает всем, в том числе и своим грёбаным девкам, которые меняются у него каждую неделю.
Серый дым сигарет взмывает из лёгких куда-то под потолок, не долетая до него, растворяясь в воздухе становясь точно таким же прозрачным, так и я все десять лет растворяюсь в нём, помню каждую нежную улыбку, каждое двусмысленное движение, которое можно трактовать в зависимости от собственных желаний. Но я же вижу, что тебе интереснее бабы, а совсем не я и мне только остаётся сохранять эти воспоминания, изредка мечтая, что ты касаешься меня с каким-то иным, более глубоким смыслом. Минуты слабости, за которые я потом наверняка буду себя проклинать, снова и снова крича в лицо тебе «Бейсбольный придурок!» пусть ты давно и не играешь в бейсбол — чудом каким-то патлатой акуле все-таки удалось тебя уговорить. Я знаю о твоей жизни всё, все знают, о том, что я слишком придирчив ко всему, что касается тебя. И все непременно догадываются, но тешат мою и так растоптанную тобой гордость. И многозначительно молчат, умалчивают, пропускают мимо ушей. Сказать, что все десять лет я носился за тобой и боготворил? Никогда, или я не Гокудера Хаято. Когда я понял, что издевкой судьбы, моё сердце принадлежит тебе, мы уже закончили школу, но всё так же часто виделись.
В потолок снова улетает сгусток серого дыма, приятно дразнящий слизистую носа и снова растворяясь, становясь прозрачным. Кто же упомнит, сколько их было , девушки, женщины, парни и мужчины. Но всегда это было не то, как будто оторвали клок, не там касались, не то говорили, и это бесило. Каждый раз, оставаясь один на один с самим собой, сидя вот так же на подоконнике и выпуская в потолок струи дыма, смотря на полную и одинокую луну в окне, я чувствовал себя дерьмом и шлюхой. Изменившей какому-то своему идеалу, проклиная тебя снова и снова, раздирая самому себе сердце и поганя душу. А ты всегда проходил рядом широко улыбаясь и совсем не чувствуя в моей боли своей вины. От этого хотелось чаще и чаще впечатывать в тебя в грязь. Без причины ли? Отнюдь. Стереть с твоего лица это довольную улыбку, казавшуюся мне постоянно издевательским оскалом. Но ты не мог остановиться на том, что сделал. В один прекрасный не столь далёкий день ты пришёл и объявил, что собрался жениться. Мне тогда показалось, что я попросту умер. Мёртвым в теле было всё, не знаю, как я там же не закатил истерику или не подорвал все. Было ощущение, что я в большом коконе и звуки «радости» остальных за тебя, приближались ко мне издалека и глухо. Я не смотрел ни на кого, не разделал общей радости, сказав только «поздравляю» и в оглушительной совещательной тишине, громко скрипнув стулом, встал и вышел. Что было потом я смутно помню. Ряды бутылок и поток шлюх сменяющих друг друга в моей постели оставляя на ней и мне приторные запахи своих духов. Я совсем не помню заходил ли ко мне кто-нибудь, что я отвечал, что делал, не помню. Запомнил только когда ко мне притащился ты и, ничего не объясняя, потащил меня в ванну, запихнув под холодный душ. О-о-о тогда я оторвался на полную катушку, проклиная и матеря тебя на всех известных мне языках и изобретая новые ругательства на ходу. Но твоей «заботы» хватило ровно на пару часов, я снова сбежал в захламлённую бутылками и душную квартирку, только чтобы не видеть тебя, не смотреть на твоё радостное лицо. Я не знал тогда, что с невестой ты разругался, именно потому, что вместо того чтобы приводить меня в чувства, должен был знакомиться с её родителями. Чувствовал бы я укор совести зная об этом? Нет, наверно ещё бы и позлорадствовал. Не потому, что я настолько испорчен, а что испорченно моё сердце и нервы. Испорченны любовью к тебе.
Чуть наклоняю голову в бок, с какой-то щемящей нежностью в груди смотря на тёмную шевелюру под одеялом. Если бы я знал, можно было бы многое исправить, но стоит ли оно того, ведь если смотреть на это с другой стороны, только пройдя через это, мы оказались здесь. Лениво окидываю взглядом, чисто прибранную комнатушку, обставленную тобой. Вон на стене висят рамки с фотографиями, пусть сейчас в разреженном свете луны изображённые там, кажутся размытыми тёмными фигурками, но я то помню каждую. Вот та в углу, в голубой рамке, кажущейся серой из-за света, мы с тобой. Мы тогда пошли на первое свидание, и нас сфотографировали, потому что мы были тысячными посетителями в дрянной кафешке. Следующая — в коричневой рамке, мы на дне рождения Джудайме, где его, как маленького, заставили задувать двадцать свечек на трёх ярусном торте. Казалось бы снимки запечатлевшие одно мгновение, но стоит только на них посмотреть и в голове выстраивается целая цепочка воспоминаний. Тяжело вздыхаю, не от того, что жаль, а от того, что снова как заядлый мазохист вспоминаю все, от начала и до конца. Чуть нервно тушу сигарету, спустив ноги с подоконника, в последний раз бросая взгляд в тёмный проём окна. Взгляд проходится по крышам, не зацепившись ни на чём новом. И вдруг чувствую лёгкое касание тёплых ладоней на моем живота, который рефлекторно втягивается, под действием сокращающихся мышц. И эти наглые руки уже мягко проходятся по голой груди, рождая лёгкую дрожь. Я закрываю глаза, откидывая голову на твое смуглое плечо наслаждаясь лаской, и довольно улыбаясь, как кот, получивший большой кувшин со сметаной. Так всегда. Ты как будто чувствуешь моё тело, знаешь все его точки, от которых каждый раз я схожу с ума. Но тут ты резко останавливаешься, обжигая кожу на шее и целуя самую чувствительную точку за ухом, чуть прикусив мочку, шепчешь, о том, что пора спать и, совсем меня не спрашивая, тащишь за руку в постель. Твои смуглые руки, обвивающие мою талию, твои губы шепчущие о твоём счастье, обо мне, под это мирное бурчание, глаза закрываются, забирая меня в мир грёз и снов, которые не могут быть счастливее и красочнее каждого дня проведённого с тобой рядом. И, уже почти уснув, едва слышно, я шепчу в ответ:
- Я тоже тебя люблю, Такеши, - и мне необязательно видеть твоё лицо, чтобы знать, что именно после этих слов на твоё лицо расплывается в довольной улыбке.