Жил был пес. Он был весел и спокоен, пока однажды не захотел на волю.

В один прекрасный день отчаянное желание вырвалось из пасти, и пес сорвался с цепи. Новый морозный воздух холодом полоснул по легким, кипела кровь в пульсирующих сосудах и гнала совершенное животное тело на мощных лапах вперед, к горизонту, дальше и дальше от дома.

Он оставлял позади ненавистные теплые стены, заботу и ласку хозяев, у которых всегда был на привязи. Пес мчался дальше, за границы круга радиусом в длину поводка. Он уже видел бешеными глазами, что впереди бездна - пропасть того, что еще не изучено, не исхожено лапами. Внутри у него засиделся зверь, сумасшествие его билось по коже ударами сердца.

Свобода глотала сбежавших животный, она дарила адреналин порциями, бессистемно и неразмеренно. Она была прекрасна, как минутная вспышка упавшей звезды, прекрасна при условии того, что длится считанные секунды. Она была жестока ко всем, кто вырвался, она не любила, но заставляла влюбиться в себя до смерти.

Однажды она наказала… И пес - побитый, уставший и грязный – уныло плелся по ночным улицам. Он был не голоден, потому что голод достиг своего предела, его не била больше назойливая дрожь, потому что холод поселился внутри, и минус вовне, видимо, сравнялся с температурой тела. Он жаждал тепла, хотя бы совсем немного, он больше всего на свете хотел упасть, чтобы в следующий миг не пришлось сорваться, спасаясь от новой опасности.

Его вновь нашли теплые нежные руки. Его принесли домой, туда, где было уютно всегда, туда, где непременно ждали. Лежа на теплой постилке, он приоткрыл глаза и сквозь застилавший их туман наблюдал за такой знакомой домашней суетой, прочно впечатавшейся в память обыденностью. Ему было хорошо сейчас, только здесь и теперь, и все остальное – бешено манящее – в этот миг не имело значения.

Он снова жил там, день за днем, месяц за месяцем. Он больше не скулил и не срывался с поводка, завидев вдали пространство, которое больше не было ему подвластно.

Только иногда, выходя во двор собственного дома, пес подходил к забору, ставил на него передние лапы и долго смотрел. Куда – никто не знает. Только безумная тоска в глазах выдавала еще не умершего внутри зверя…