Закапал свет от фонаря масляно, жирно.
В прихожей стук - проходит час прохожим мимо.
Пройдет еще, еще, и вот уже их пять,
И пятерым я прикажу себя распять.

Стучит бульвар, трамвай стучит -
Кто ночию звуки горстями сыплет из ведра, шумит над ухом
И гулким голосом, плутавшем в темных залах
Зовет меня на площадь трех вокзалов?

Влетает в форточку звенящим летним ливнем,
Ни телефоном, адресом, ни даже именем
Не делится,и сквозь свой шаткий сон
Я вижу лиц поблекших мутный сомн.

Ни фотографий, никаких открыток,
Автобус в парке спит, метро давно закрыто,
Но голоса гудят над тополями
О времени, которое роняли

На парту рюкзаком, пустой запиской -
Мы все там мастера по переписке
"Контры", Д/З, стихов и жутких песен,
Нам всем шестнадцать, Город наш нам тесен,

Пересчитали улицы его и закоулки,
Лица атлантов, спящих в переулках
Обращены нам вслед гранитом - камнем:
"Наступит время собирать все камни!"

Но мы не слышим, мы глотаем воздух,
Это не жизнь, а джаз, и каждый отзвук
Мы ловим с жадностью в неоновом движении,
В контрастов площадей, дворов, в свету и тени,

И пьяные кричим на зло всем спящим:
"Мы богачи! Мы можем жить лишь настоящим,
Плясать фокстрот, выписывать счета,
Не зная, что есть блеск и нищета"

Но все смывается волною в одночасье:
Улыбки, лица профиль-фас, запястья.
На патефона крышку пыль легла,
и точет, точет тишину игла.

. . .

Эй вы, громадины из камня и гранита!
Автобус в парке спит, метро давно закрыто,
И билетерши спят давным-давно!
Подайте ямщика мне и ландо!

Пусть мчит меня от Сретенки до Трубной,
Туда, где многое казалось раньше трудным,
Где тройка в дневнике прямой угрозой.
Я пропою там всем "La vie en rose",

Я всем скажу о том, о чем молчала,
Минут на пять, но в самое начало
Вернуться, каждому отдать хоть слово.
Москва. В июле. Двадцать пять шестого.