Он сегодня дома, он сегодня один.
Он немного болен, немного устал.
Сам себе трубадур, сам себе господин.
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.
А за окном темно, смотрит в форточку ночь:
«И с какой это радости парень напился...»
А ему, бедняге, уж ничем не помочь,
Он устал быть тем, кем сегодня родился.

Он забыл, как люди включают на кухне газ,
Он чужую боль заглушил цитрамоном.
Он глядит на стены и видит родной Прованс,
Где когда-то он звался графом Раймоном…

Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него – сумасшедший.
И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен
От былого осталась лишь зыбкая тень –
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен…

И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
И срывает морфином незримые узы.
И идет по утру он молитвы свои читать
В католический храм Альбигойской Тулузы.

Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный взгляд светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И растопчут его крестоносцы Монфора.
И отбывает он вновь в летний свой карантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок,
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.

И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Материться на поздний звонок телефона
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им под стеной Каркасона.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Заполняя времени стертые лузы
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им на полях под Тулузой.