Я – говорю ему – муз выбираю долго, все они на подбор у меня, убийцы, этот любил наизнанку носить футболку, тот любил кофе, чтобы с горой корицы.  Я вот смотрела на них, умирала даже, между собой делила день ото дня, этот любил мои родинки, тот – мурашки.

и ни один из них не любил меня.

как-то не сходится вечно моя картина. Я – говорю ему – так на них уповала, так умоляла крепко обнять за плечи, только они сжимали за горло крепче. Нет, не жалей меня, я же сама просила.

Я же сама падала на колени, громко рыдая в рельсы чужих трамваев, ну почему, почему не отпускает, ну почему, почему они мне не верят.

Этот приходит, громко молчит мне в стены, сделай мне чай – говорит попозже – в большую кружку, я, говорит, ухожу от тебя наверно, может найдется какая-нибудь подружка? ты для меня вообще ничего не значишь, ты для меня просто пустое место.

Залпом пьет чай.

Смотрит, как я корячусь.

И исчезает в дверях моего подъезда.

Тот говорит: ну кому ты нужна такая, время уже потрезвее смотреть на вещи, только учти: со своими недостихами ты никому не становишься интересней.

Ты – идиотка, деточка, ты больная.

 

И никуда от этого мне не деться, я прогрызаю город двумя зрачками, я постоянно держусь за его перила, Боже, я правда, правда не понимаю, чем я тебе настолько не угодила, я же совсем кожа на пластилине, я не могу забыть за период суток, Господи, расстреляй меня, помоги мне,

 

 я так устала, я не хочу так.