[301x300]
Вспомнила, вот... К списку любимых фильмов.
Мызыка - это отдельная тема. Могу слушать часами.
Ну и, конечно, Дэпп...)



"...Америка середины девятнадцатого века. Из города Кливленд, что на озере Эри, выезжает человек по имени Уильям Блэйк. Не легендарный английский поэт, а однофамилец. Только что схоронивший родителей Блэйк направляется в город Машины, где для него приготовлено место бухгалтера на металлургическом заводе Диккинсона. По приезду на место выясняется, что место уже занято. Владелец завода, мистер Диккинсон, выгоняет Блэйка из своего кабинета под дулом дробовика. В состоянии полной безысходности Блэйк направляется в кабак. Там знакомится с бывшей проституткой, а ныне цветочницей, и отправляется к ней домой. В самый интересный момент подтягивается жених цветочницы - сын владельца завода мистера Диккинсона. Оскорблённый жених убивает цветочницу, ранит в грудь Блэйка, а Блэйк убивает жениха. После чего скрывается бегством. После чего раненного Блэйка находит в лесу индеец по имени Никто. Индеец считает, что раненный Уильям Блэйк - настоящий, английский Уильям Блэйк. В чём американский Блэйк с ним не очень-то согласен. А тем временем мистер Диккинсон отправляет в погоню за убийцей своего сына трёх наёмных убийц, в том числе - одного людоеда. Далее все передвигаются по лесу под мощные гитарные запилы Нила Янга, одни - убегают, другие - догоняют..."





Черно-белая лента Джима Джармуша поначалу напоминает кафкианский «Замок». Впрочем, эти ассоциации скоро рассеются, и станет очевидным, что «певец индустриальных окраин» проделывает здесь кардинальную ревизию самого консервативного и канонизированного национального жанра. В «Мертвеце» «гуру независимых» впервые расстается с урбанистическим ландшафтом и совершает экскурс во времена Дикого Запада, размещая свою ключевую тему — Большой Дороги — в пространстве вестерна, «кристаллическая решетка» которого подвергается серьезным изменениям.

В отличие от Сэма Пекинпа, героизировавшего насилие в «Дикой банде» (1969), или Роберта Олтмена, который, наоборот, абсолютно дегероизировал все составляющие вестерна в фильме «Маккейб и миссис Миллер» (1971), первый интеллектуал среди независимых принципиально изменил в «Мертвеце» классические функции персонажей и тем самым снял с жанра мифологическую накипь.

Оттенив характерной постмодернистской иронией философскую многозначительность, он модифицировал «самый американский жанр» в любимое роад-муви. Но, как выясняется в дельнейшем, манипуляция в пространстве оказывается «ложным движением», которое лишь морочит зрителю голову. На самом–то деле Джармуш совершает вместе со своим героем мистическое путешествие в трансцендентное. Сквозь внешний слой сюжета проглядывает метафорическая (или метафизическая) начинка — путешествие Блейка за пределы рассудка, растянувшийся на два часа экранного времени миг расставания с жизнью, по сути – перемещение на тот свет.

Впрочем, в неспешном развитии этой псевдоистории посвященные могут обнаружить «иллюстрацию» древних культов. Обращенные уловят настроения дзен-буддизма, с характерной для него тягой к созерцательности. Продвинутые смогут созерцать нечто вроде спиритического сеанса. А сами спириты — медитативное погружение в транс. Обкурившиеся раздвинут границы сознания (не зря Никто все время будет спрашивать Блейка про «табак»), а если что — все происходящее спишут на психоделические галлюцинации.

Неслучайно в каталоге Каннского фестиваля картину сопровождал ироничный комментарий музыканта Нила Янга (чьи гитарные аккорды как раз и сопровождают Блейка во время его путешествия): «Я уверен, что все курильщики травы на много миль в округе выстроятся в очередь, чтобы посмотреть этот фильм». «Мертвец» вряд ли откажет кому-то в праве относиться к нему, как к визуализированному трипу за границу человеческого опыта, осуществленному под воздействием легкого наркотика. К этому очень даже располагает необычное поведение героев: так сопровождающий кливлендского бухгалтера индеец Никто реагирует на своего спутника не иначе как на переместившегося во времени и пространстве английского поэта Блейка.

Уверовавшим в реинкарнацию уже не покажутся чем-то из ряда вон прочие странности персонажей. В то время как один из преследующих Блейка профессиональных киллеров будет систематически впадать в детство и, прижимая к себе плюшевого мишку, примется шептать по ночам сквозь сон: «Мамочка, испеки пирог», сам робкий и субтильный счетовод начнет стремительно превращаться (опять запахло Кафкой) в хладнокровного ковбоя — «быстрого и мертвого», если воспользоваться названием модернового вестерна Сэма Рэйми, который, кстати, был представлен на том же Каннском МКФ.

Однако лихих дуэлянтов Рэйми невозможно поставить рядом с лузерами Джармуша: последние все равно победят. И, несмотря на то, что в Канне в год столетия кино многие прочили Dead Man, как минимум, приз за лучшую режиссуру, фильм все же остался без наград. Но это совсем не помешало ему в одночасье стать классикой.