Дитя помнит, дитя верит, дитя видит сны.
Сколько бы ему ни было лет, оно всегда маленькое, ему всегда чего-то не хватает.
Любой может обмануть его, любой может насмеяться над ним.
Дитя все стерпит и оправдает. Иногда оно слышит голоса в голове, и это страшные голоса.
Они говорят: "Все не так".
Они говорят: "Не верь никому".
Они говорят: "За угол не поворачивай".
Они говорят: "Вот этот".
Они говорят: "Ты нам ни к чему такой. Попустись."
Они говорят это до тех пор, пока ты не приносишь им себя в жертву.
Но не стоит понимать все буквально.
Старикашка Зигги называл эти наборы сэмплов "Я", "Сверх-я" и "Оно".
Бёрн называл это "Взрослый", "Родитель" и "Дитя".
Христиане называют это Троицей.
Каббалисты - тремя колоннами.
Шиваиты - трезубцем Шивы.
И все они правы.
Чтобы 3 стало 2, 2 стало 1, а 1 стало 0,
замри, умри, воскресни.
И вот ты уже и внутри кожи, и снаружи.
След сияющего тела света, твоя королевская печать отныне
- улыбка, лоб без морщин, расслабленная поза.
Сколько пустоты ты успеешь прокачать через себя, чтобы она стала красотой?
Неважно.
Сколько красоты ты успеешь воспринять?
Неважно.
Сколько лет ты проживешь?
Неважно.
Не хватит ли тебя неожиданно неведомая ёбаная хуйня или кондрашка?
Неважно.
Чем бы не было вызвано твое раздражение, знай, что это - печать раба.
А голоса говорят: "Трави рабов их же собственной желчью. Такие они нам не нужны."
Я верю голосам, потому что им уже ни к чему врать.
И не особенно верю людям, потому что им кажется, что все очередные сегодняшние неприятности - временное явление, срочно и оправданно требующее от них реакции. А иллюзия временности - это и есть ад.
Тем приятней видеть вспыхнувших, тех, кто вытянул себя из всего этого за волосы.
Для всех групп приматов у меня есть подарки.
Вспыхнувшим - няки. Рабам - проклятье.
Ученым - средство для очистки хрусталиков.
Я был всеми вами поочередно, а теперь я - это все вы разом.
Ибо времени нет для меня более.
И это - рай.
Fr. Sator, одуванчик Пана
