Разные люди в разное время называли меня за мою идеологию аморфной лентяйкой, скучной приспособленкой, аморальной сволочью и разными другими обидными словами, а в противовес всегда ставили мне свою свободу, свою бунтарскую натуру, отрицающую всех, вся и всё, такую всю из себя уникальную и неподражаемую. На деле же такие люди лишь создают для себя новые и новые рамки – не следовать правилам, не мыслить стереотипами, не делать того, того и того. Если доходить до показательного абсурда, то и по земле ходить унизительно, ведь это – прискорбная зависимость от земного притяжения, и разговаривать – тоже, наверное, лишнее, потому как так делают все, а ведь нет ничего хуже, чем поступать как все.

Моя же свобода заключается в том, что я ничего никому не должна, и ничего некому не обещаю. Да, я неизбежно существую в контексте законов природы, норм морали и приличного списка всяких прочих вещей, но по обременительности я весь этот список приравниваю к первому пункту – законам природы, и ничего нового себе не создаю. Я обязана лишь тем, кому хочу и тем, чем хочу. Так я обязана любимому своему человеку во многом, потому что я так хочу. Я обязана родителям, потому что это входит в мои ценности, и я считаю это правильным. Я обязана следовать правилам дорожного движения, потому что и это считаю правильным, я обязана соблюдать нормы и правила моей фирмы, потому что я сама выбрала её с её нормами и правилами.

Но я ничего не должна тем людям, которые хотят постоянно видеть улыбку на моём лице. Я ничего не должна голодающей Африке, нищим на улицах, жертвам Цхинвали, детям-сиротам, потому что я им ничего не обещала. Всем тем, кто считает предыдущую фразу аморальной и достойной всяческого порицания, я тоже ничего не обещала и ничего не должна.

Моё так называемое приспособленчество к существующим правилам, самый, казалось бы, лёгкий путь дорого мне обходится. Ведь бунтарство нынче в моде. Да что там нынче – оно было в моде всегда, и всегда будет. Сопровождающее детский и юношеский максимализм, с некоторыми людьми оно остается и далее, а все прочие люди в то время чётко делятся на противников и фанатов идеи, единомышленников, которые восторженно хвалят либо снисходительно одобряют дух противоречия, и с которыми приятно дружить против прочих, скучных, серых, ничего с настоящей жизни и истинных эмоциях не понимающих людей, родителей, преподавателей, а далее – кого придётся.

Мои же слова и действия либо никакого впечатления не производят вовсе, либо вызывают лишь упрёки и презрительную критику. Чего стоит одно только моё равнодушие к обездоленным, а так же ко всяческим кошечкам и собачкам, ну кто это может одобрить, в самом деле. Но я по крайней мере честно это признаю, а не размахиваю кулаками и клятвенно обещаю когда-нибудь однажды как-нибудь им всем и сразу помочь.

И часто обижаются и не понимают меня те, кто сами, без моего ведома, придумывают мне какие-то странные обязанности и линии поведения, но вот такая вот у меня свобода, и я буду её беречь.