Джек улыбается чуть с ехидцей: «Знаешь, малышка, уже за тридцать –

Страшный рубеж. Мне бы взять и напиться, а не с тобой сидеть.

В комнате книги и старые вещи. С возрастом злость так и плещет, и хлещет.

Я становлюсь острее и резче, проще простейших, сложнее простых.

Где этот мальчик? Я странный и рваный.  Тридцать, увы, не вошло в мои планы.

Знаешь, малышка, я видел Nirvan’у – Курт был живее живых.

 

Знаешь, когда всё изменилось? В тридцать – стучит, но в тринадцать – билось

Сердце.  Я просто сдамся на милость  тем, кто нальёт мне яду.

 

Знаешь, малышка, я буду глупым. Сын мой родился, но маленьким трупом

У проститутки, что курит трубку, голой гуляет и спит в гамаке.

Дерево было, но зачахло и сгнило. Что ослабело, то и убило.  

 

Знаешь, малышка, уйду по-английски, ты сохрани мои песни на диске.

В мире моём потолок слишком низкий».

…

 Будто бы в доме, который

никогда не построит

Джек.