Мне кажется, что категоричное отрицательное суждение о том или ином художнике (в широком смысле этого слова, ну, например, «Моцарт – говно!») свидетельствует, как минимум, о следующих качествах утверждающего:
а) о нечуткости и неразвитости эстетического вкуса в целом;
б) о гордыне и непомерном самолюбии;
в) о максимализме и, следовательно, поспешности выводов;
г) о нежелании или неумении мыслить и чувствовать (в любое художественное произведение надо вдумываться и вчувствоваться, иными словами, вживаться).
Уверен, что при желании данный список можно продолжить.
Рассмотрим примеры. Мне не очень нравится Бетховен. Ну не трогает меня его музыка, крайне редко при прослушивании его произведений в моей душе возникает глубокое ответное чувство. Но я никогда и ни за что не скажу, что Бетховен говно плохой композитор. Более того, есть произведения, которые мне у него нравятся: скрипичный концерт, op.61, кое-что из фортепианных сонат. Утверждая, что тот или иной художник плох и отказываясь познавать его произведения, человек тем самым лишает себя радости внезапного открытия и сужает свой кругозор, т.е. делает хуже только себе, потому что Бетховену-то давным-давно все равно, что о нем думает отдельно взятый Онтоша.
Еще пример. Я довольно равнодушно отношусь к Михаилу Булгакову. Лет в 15-16 мне, разумеется, очень нравилась «Мастер и Маргарита», но с возрастом горячее чувство к этому роману поугасло. Но у Булгакова есть две книги, которые я очень люблю. Это «Белая гвардия» и «Театральный роман». Я даже люблю не сами эти романы целиком, а некоторые моменты из этих книг. В «Белой гвардии» мне нравится общая камерность атмосферы (мысль семейная в противовес тому же «Мастеру и Маргарите»), а в «Театральном романе» эдакая гоголевская забитость героя, то, как Булгаков передал чувства этого героя. Хотя бы за эти два пункта я оставлю Булгакова на корабле современности, какой бы попсой его нынче не считали.
Примеры можно продолжить, но суть, кажется, ясна.
Постулат должен быть таков: если творчество художника любимо и признано многими поколениями людей (иными словами, если творчество признано классикой), и вдруг, откуда ни возьмись, появляется отдельно взятая Маша, которой ну совершенно не нравится, допустим, Лев Толстой или Репин, то такая нелюбовь есть лишь проблема этой самой Маши, и все это свидетельствует о неразвитости вкуса и чувства прекрасного, а также рационального мышления у этой самой Маши.
Помнится, в период первоначального накопления капитала знаний, когда я усиленно и горячо изучал история изобразительного искусства, мне нравились абсолютно все художники, стили и эпохи. Везде и всюду я находил что-то интересное, прекрасное и замечательное, как тот герой рассказа Ушинского, что восторгался всеми временами года. Изучал итальянский Ренессанс 16 века и восторгался универсальными гениями Леонардо, Рафаэля и Микеланджело. Переходил к 17 столетию и ахал по поводу барочной архитектуры. Далее наслаждался камерностью голландцев и глубиной мысли и масштабностью творчества Рембрандта. Ну и так далее. Мне и в голову не приходило, что какого-либо художника можно обозвать бякой и какашкой. Если мне кто-то не нравился или я кого-то недопонимал, то это становилось дополнительным стимулом к еще более глубокому и пристальному изучению творчества художника, пока, наконец, его произведения не находили отклика в моей душе. Постижение произведения искусства – труд, возможно, в какой-то мере, не меньший, чем создание этого произведения.
А сейчас только и слышно от 18-20-летних юнцов, нахватавшихся «знаний» из Википедии: ваш Сэлинджер – говно, Булгаков – попса, иконопись – религиозная туфта, живопись 19 века скучна и устарела.
Слушая это, хочется спросить: а много ли усилий, уважаемые друзья, приложили вы к тому, чтобы понять Сэлинджера или древнерусское искусство? Много ли книжек прочли и сколько часов провели в музее? Без труда, как известно, ничего не выловишь, а ваши поспешные категоричные суждения вызывают только улыбку и возвращают к четырем пунктам, о которых было сказано в начале сего опуса.