Это отрывок из незаконченного романа, который теперь, наверно, уже никогда не будет написан. Рабочее название – «Жрец Креста». 

Основной сюжет таков. У побережья Центральной Америки разбивается испанская каравелла. Спасти удается лишь нескольким матросам, юнге и молодому священнику, который намеревался посвятить себя миссионерской деятельности. Измученных путешественников находят индейцы-майя. Их город среди немногих, еще не попавших под власть колонизаторов. Индейцы тщательно скрывают его местонахождение. 

Этот город – просто выдумка. В нем есть черты Тулума – города-крепости на побережье, Чичен-Ицы с ее священным сенотом, и Тайясаля – последнего города майя. У индейцев достаточно своих проблем и без испанцев. Представьте себе, как на протяжении нескольких столетий одни божества возвышались, другие отходили на задний план. А между жрецами не утихали раздоры. И сейчас, несмотря на грозящую городу опасность, раздоры не прекращаются… 

Это не исторический роман. Все отступления от реальности сделаны сознательно. Например, у Чака никогда нет никакой матери женщины-змеи. А вот бог огня Хухуетиотль действительно существовал. В общем, здесь есть большая примесь пародии и фантазии. 

Утром следующего дня пленников привели на площадь перед дворцом. Их охраняли воины, вооруженные копьями. Испанцы, оборванные, голодные, измученные после бессонной ночи – тревога за собственную участь всю ночь не давала им сомкнуть глаз – хмуро молчали или тихо ругались. Громче всех богохульствовал капитан. К нему жался испуганный Херонимо, и Хуан Эррера не отталкивал его, хотя в другой раз юнга не осмелился бы и приблизиться к нему. Луис Лопес мелко дрожал и стучал зубами, точно ему было холодно.

Перед дворцом правителя, который, как и все здешние постройки, был возведен на платформе, собралось десятка два индейцев. Брат Себастьян сообразил, что это важнейшие сановники города во главе с самим великим вождем. 

            Сам Утреннее Солнце восседал на низеньком троне без спинки, с ножками в виде лап ягуара. Сидение покрывала шкура пятнистого хищника. 

            Великий правитель сидел, поджав под себя одну ногу, а другой почти касаясь земли, сидел неподвижно, как истукан. Если бы он время от времени не моргал, его самого можно было бы принять за идола, отрешенного и бесстрастного божка. 

            Ожерелье из нефритовых пластин, расположенных в несколько рядов, почти полностью закрывало грудь правителя. Руки были унизаны золотыми браслетами. На плечи был наброшен короткий плащ из зеленых перьев птицы кецаль. Высокий головной убор из перьев венчал его прическу. В руках вождь сжимал жезл в виде тела извивающейся змеи, с обеих сторон заканчивающийся головами с разинутой пастью. 

            Справа и слева от правителя заняли места знатные индейцы: жрецы, советники и военные вожди. Все они стояли, очевидно, никому не дозволялось сидеть в присутствии великого владыки.

            Ближе всех к правителю стоял среднего роста, неприметный сановник. Судя по такому же, как у верховного вождя, плащу из перьев кецаля, по рангу он был вторым человеком после правителя, и все же держался он подчеркнуто скромно, даже подобострастно. Иногда он как будто пятился, отступал за трон, словно старался укрыться в тени великого вождя. 

            Совершенно по-другому вел себя его сосед, пожилой, высокий худой старик. Он казался еще выше, чем был в действительности, благодаря головному убору из вплетенных в волосы перьев орла. Большой острый нос и пронзительный взгляд немигающих глаз придавали ему еще большее сходство с хищной птицей. 

            Следующий жрец был с ног до головы увешан нефритовыми украшениями. Огромные серьги растянули ему мочки ушей почти до плеч. Руки были сплошь унизаны браслетами. Он носил пояс, один конец которого свисал почти до земли, что, очевидно, должно было символизировать змею, но больше напоминало хвост. Брат Себастьян посмеялся бы, если бы не трагичность своего собственного положения. 

            Фигура слева от правителя выглядела еще более фантастической. Это был человек-ягуар. Шкура пятнистого хищника заменяла ему одежду. Голова ягуара, у которой отсутствовала только нижняя челюсть, венчала голову человека. Изумруды сверкали в глазницах ягуара. Казалось, на пленников были устремлены одновременно четыре глаза, черные – человека, и зеленые – ягуара. 

            – О владыка! – негромко заговорил сановник в плаще из зеленых перьев. – О Восходящее Солнце, Утреннее Солнце, о распространяющий свет мудрости, как Солнце распространяет тепло, о повелитель, дай нам справедливый совет: как быть с этими пленниками, пришельцами, чужестранцами, дерзнувшими вступить на нашу священную землю? 

            Вождь окинул испанцев быстрым и, как показалось брату Себастьяну, холодно-равнодушным взглядом. 

            – Кто они? – спросил он. 

            – Вот этот, – приближенный указал на Хуана Эрреру, – их вождь, а этот, – жест в сторону молодого монаха, – их жрец, из тех, что заставляют наших братьев поклоняться кресту, жгут священные кодексы и требуют, чтобы мы забыли веру наших отцов. 

            – Прежде чем решить участь этих людей, я должен знать волю богов, – изрек Утреннее Солнце. – Что скажешь ты, верховный жрец Солнца? 

            – О повелитель! – воскликнул высокий старик в головном уборе из перьев орла. – Само небо послало нам этих пленников! Так пусть их кровь станет пищей богов! Пусть их сердца поглотит жертвенная чаша! 

            – А что скажешь ты, Щит Бога? – Утреннее Солнце повернулся к человеку-ягуару. 

            – Пленники должны быть принесены в жертву! – подтвердил тот, сверкнув всеми четырьмя глазами. 

            – Говори ты, Оперенный Змей, жрец всемогущего Чака! 

            – Боги жаждут крови, о владыка! – ответил жрец бога дождя, человек с хвостом змеи. 

            Утреннее Солнце не поинтересовался мнением своего ближайшего сановника, а позвал: 

            – Восемь Кроликов! 

            К повелителю приблизился кривоногий, приземистый старик с отвислым брюшком. Он стоял дальше всех от вождя, видимо, уважением он пользовался из-за своего преклонного возраста и жизненного опыта, а отнюдь не в силу занимаемой должности. И действительно, старик был жрецом Хухуетиотля, бога огня, древнего бога, почти забытого бога, бога, которому давно не оказывали никакого почета и уважения. 

            – О повелитель! – сказал он. – Самое лучшее, что ты мог бы сделать, – это оставить чужестранцев умирать на берегу. Может, они и в самом деле не выжили бы, может, они никогда не нашли бы наш город. Но теперь поздно!.. 

            – Говори яснее! – потребовал великий вождь. 

            – О повелитель! – вздохнул Восемь Кроликов. – Как бы мы не поступили, в любом случае будет плохо! 

            – Почему? 

            – Я не знаю, навлечешь ли ты на себя и на весь город несправедливым обращением с пленниками гнев богов, но одно я знаю точно: ты непременно навлечешь на себя гнев завоевателей! Если они узнают, как обошлись мы с их соотечественниками, нам не будет пощады! 

            – Не узнают, – вставил верховный жрец Солнца. – Мертвые молчат! 

            – Но их иногда начинают искать! – возразил Восемь Кроликов. – Потому-то я и говорю: как бы мы не поступили, все равно нам придется плохо. Если мы их отпустим – они придут снова, и не одни, они приведут других воинов, и неизбежна будет гибель нашего города! Если мы их убьем, завоеватели все равно придут, придут на поиски пропавших, придут быстрее, чем нам хотелось бы! Мы совершили ошибку, когда привели белых людей в наш город! 

            – Что же нам делать? 

            – О повелитель, подобный богам! Отпусти чужестранцев с миром восвояси! Отпусти на все четыре стороны! 

            – Но ведь ты сам только что сказал, что они вернутся и вернутся с тысячами воинов! 

            – Вели завязать им глаза, вели увести их потаенными тропами, чтобы они никогда не смогли отыскать дорогу назад! 

            – Глаза можно выколоть, – вставил кто-то из сановников. 

            – Тогда нам ни за что не избежать мщения! – возразил Восемь Кроликов. 

            – А если они все же отыщут дорогу назад? 

            – Что ж, – вздохнул старик, – лучше быть покоренными, чем уничтоженными. 

            Утреннее Солнце спросил совета у остальных жрецов и вождей, и все они, за исключением жреца бога огня, высказалась за жертвоприношение. 

            У Себастьяна по спине побежали мурашки. Он не понимал всех тонкостей разгоревшегося спора, но прекрасно уловил, о чем идет речь. Заметив, что монах побледнел, Луис Лопес принялся дергать его за рукав рясы. 

            – Что они говорят?! Что они говорят?! – повторял он. 

            – Святой отец… они нас… съедят? – пролепетал несчастный Херонимо. 

            – Похоже на то, мой мальчик, – только и смог произнести брат Себастьян. И вдруг в его ушах отчетливо прозвучал голос дядюшки: «И если тебя убьют дикари или съедят дикие звери, я буду только рад, слышишь?!» Кажется, инквизитор оказался прав в своих мрачных пророчествах, и брат Себастьян дорого бы дал за то, чтобы оказаться сейчас в каком-нибудь архиве провинциального трибунала, среды пыли, среди мышей, среди крыс, только не среди этих людей-ягуаров! 

            – Пленники будут принесены в жертву! – торжественно провозгласил Утреннее Солнце. 

            – В жертву Солнцу! – подхватил верховный жрец. 

            – Ну уж нет! – сверкнул глазами Щит Бога. – В жертву Богу-Ягуару! 

            – Солнцу! 

            – Ягуару! 

            – Солнцу!.. 

            – Ягуару!.. 

            – Пленников нужно бросить в священный колодец! – вмешался Оперенный Змей. – Чак и его великая мать, женщина-змея, с благодарностью примут обильную жертву и ниспошлют плодородный год. 

            – Не забывай, что в жертву Чаку уже предназначена юная рабыня, никогда не знавшая мужчины, – напомнил Щит Бога. – Пусть великий Чак и его великая мать удовольствуются одной девственницей! 

            – Довольно с них одной девушки! – поддержал верховный жрец. – Как бы не было велико могущество Чака, мировой порядок зависит не от него! Мы должны позаботиться о том, чтобы было вдоволь пищи у Лучезарного Солнца! 

            – Если кукуруза не уродится, в этом будет ваша вина! – отозвался жрец Чака с трагической гримасой умывающего руки Понтия Пилата. 

            Восемь Кроликов попытался было заикнуться о том, что бог огня – древний бог, старый бог, тоже не должен оставаться без жертвоприношения, тем более, что пленников много, а он просит для своего бога всего лишь одного. 

            – Замолчи! – оборвал его верховный жрец. – Обойдется без жертвы твой Хухуетиотль! Воскури ему смолу копала! В конце концов, он – бог огня, и превыше всего должен ценить священный огонь, а не жертвенную кровь! 

            – И не ты ли предлагал вообще пощадить пленников? – с ехидной улыбкой напомнил Щит Бога. 

            Старик смешался и замолчал. 

            – Чужеземцы будут принесены в жертву Солнцу! – решил великий вождь. 

            При этих словах верховный жрец гордо вскинул голову. А Щит Бога метнул в сторону Утреннего Солнца взгляд, исполненный такой ненависти и злобы, что мог нагнать страху даже на великого владыку. Но, к счастью, а, может быть, и к сожалению, правитель ничего не заметил. 

            – Уведите пленников! – сделал он знак рукой. – Через два дня мы устроим великий праздник. Заговорят священные барабаны! Брызнет алая кровь! Сердца будут вырваны из груди жертв! И Великое Солнце взглянет на нас благосклонно! 

            На некоторое время Утреннее Солнце погрузился в задумчивость и вдруг добавил: 

            – Жреца оставьте. Я хочу узнать, так ли велик бог белых людей, как о нем говорят.