Теперь мы с тобой смеемся когда вспоминаем это тогда, в тот почти уже зимний ноябрьский день было так холодно, что пальцы немели и мы шли не держась за руки, а прятали ладони в рукавах и молчали. Ты выглядела слегка растерянной и смущенной, а я старалась не копать и не расспрашивала ни о чем. Кофетун на Пушкинской, зайдем?

Да, это было как спасение от этого хрустально-ледяного воздуха и колючих снежинок, кусающихся и злых.. Я смотрю как ты медленно маленькими глотками пьешь черный кофе, щеки твои розовеют от тепла, во взгляде что-то тает и наконец ты со мной заговариваешь:
- Оставайся у меня сегодня, куда-нибудь сходим, может в кино?
- Не могу я не сказала родителям.
- Ясно, я могла бы и не спрашивать...
- Зачем ты так...
- Извини я просто замерзла, - ты улыбаешься, не глядя на меня, и вдруг прямо в глаза - испуганно и немного грубо:
- Скажи ты ведь никогда меня не оставишь, даже если у тебя будет муж и все что должно быть, мы же будем будем друзьями как всегда, как с самого детства?? - ты говоришь это с таким неподдельным отчаянием, что мне становится тревожно, и я тихо говорю:
- Я же люблю тебя... - и вдруг ты взрываешься и почти кричишь:
- Нет, нет, не говори, ты не знаешь что происходит, ты не знаешь что я...такая, что я люблю тебя не так.. я не могу быть с тобой как чужая... я люблю тебя, понимаешь, понимаешь?? ты понимаешь, кто я?

Взгляды соседей устремляются на нас. Ты больше не смеешь посмотреть на меня, сосредоточенно глядя на кофейную гущу, будто стараясь узнать свое будущее... наше будущее. Я чувствую, как долго в тебе жили эти слова, как они рвались наружу, мучая тебя, как сладостная боль родов, и вот наконец они разрушили стены недосказанности наших отношений.

- Ты шутишь? - я чувствую что слова звучат глупо. - То есть ты лесбиянка? - я понимаю что говорю неправильно и уже лечу под гору как снежный ком.

Ты больше не отвечаешь, смотришь в окно, и я вижу твои слезы. Я беру твою холодную ладонь и машинально глажу, не находя слов. Вдруг взгляд твой снова становится чужим, ты берешь еще кофе и улыбаешься зло и беспомощно:

- Что, теперь боишься меня?
- Нет, не боюсь, - молчим.
- Я провожу тебя до дома, хорошо? Может, после этих слов ты не захочешь больше меня видеть, так что позволь мне хотя бы не расставаться так быстро сейчас.

Я киваю, и мы идем по зимней улице вместе, я грею ладонь в кармане твоей куртки и ощущаю, как ты дрожишь не от холода. У подъезда я боялась, что ты меня поцелуешь, я старалась стоять как можно дальше от твоего родного лица, но ты просто сказала "пока" и измученно улыбнулась, и я знала что с тобой будет, когда ты вернешься домой.

Мы расстались. Была пятница.

Я приехала в понедельник в 8 утра. Ты открыла мне дверь в пижаме, лохматая, с мятыми щеками и полуоткрытыми сонными глазами. Улыбнулась. Взяла мое пальто. Обняла как всегда.

- Прости, я еще сплю.
- Хорошо...
- Хочешь чаю?
- Угу, - я поежилась.

Ты выпустила меня из сомкнутых рук и отправилась на кухню. Я прошла в знакомую, темную комнату, подошла к шкафу, нашла ее байковую рубашку, скинула с себя свитер и заледеневшие джинсы, ощутила плечами теплое бархатное прикосновение ее одежды и шмыгнула под одеяло. Постель была согрета ее сном и мурашки побежали по спине от нахлынувшего чувства дома и уюта. Она принесла горячий чай и ничуть не удивилась тому, что я лежу в ее постели.

- Замерзла? - усмехнулась она и потрепала мои волосы.
Сделала горячий глоток.
- Обожжешься, - она взяла у меня чашку.
- Пусть остынет. Она залезла под одеяло и обняла меня, уткнулась в шею и прошептала:
- Боже, какие же у тебя холодные ноги...

Прошло два с половиной года. Я люблю тебя. И спасибо, что ты озвучила то, что так долго витало между нами. Я не смогу быть так счастлива ни с кем кроме тебя. Пусть называют это детством, сентиментальностью. Но мы с тобой знаем, что это. Что не имеет своего названия.

Будь со мной, неожиданное мое счастье.

январь 2001 года