И еще немного из воспоминаний Полякова:

Интеллигенция в массе ненавидела большевиков, но, я бы сказал, не открытой ненавистью, толкающей человека на всё, на геройство и подвиг, а скорее ненавистью глухой, трусливой, грозящей из-за угла.

Пока над городами висела опасность возвращения большевиков, интеллигенция таилась по подвалам и погребам, мечтая лишь, чтобы было мясо, хлеб, сахар, чтобы не слышно было стрельбы, а главное, чтобы большевики больше не вернулись. Но животный страх быстро прошел, когда окончательно исчезла опасность нового нашествия красных. Тогда интеллигенция, особенно пришлая, уклоняясь от непосредственного участия в борьбе с красными, мало-помалу стала повышать голос и претендовать на роль, которую она играла в царской России. Удовлетворить всех Дон, конечно, не мог — это ему было не по силам. Атаман многим отказывал и решительно пресекал непрошеное вмешательство в дела управления краем. Это постепенно создавало ему личных врагов. Некоторые не захотели простить отказа и занялись вредной политической пропагандой, стремясь взбудоражить общественное мнение и всплыть на мутной воде. Для парализования подобной деятельности донская власть приняла оградительные меры и стала применять высылку из пределов Донской области. Большинство высылаемых оставалось в Екатеринодаре. Там вскоре при штабе Добровольческой армии при молчаливом согласии генерала Деникина образовалась внушительная по размерам шумная толпа, внешне пестрая, внутренне единая, спаянная шипящей злобой и личной местью к атаману Краснову и его сотрудникам.

Оставим последнюю фразу как следствие традиционной неприязни между донцами и добровольцами, но остальная часть цитаты, какая-то весьма печальной получается. И применимой почти ко всем временам истории России, что пугает, на самом деле...