Бахмут
Строго говоря, мы отправились не в сам Артемовск, как он теперь вновь именуется в российских документах, а в село неподалеку, где базируется рота спецназа. Именно на этот участок обрушилась вся ярость контрнаступления украинских войск, пытающихся отыграться за потерю очередного города, который «никогда не будет сдан».
На дальних подступах к селу останавливаемся на блок-посту. Мужчина с автоматом на изготовку, с повязкой на лице и узнаваемым черепом на шевроне, советует: «Мужики, выключите телефоны». Может, перевести в авиарежим? «Лучше выключите. Это для вашей безопасности». Позже нам пояснят, что украинский РЭБ отслеживает скопления российских сим-карт и накрывает их огнем — с большой вероятностью это военные. Порой, конечно, достается и местным, перешедшим на российскую телефонию, но здесь с подобными мелочами не считаются — лес рубят, щепки летят.
В полной темноте следуем за провожатым из спецназа — сперва на машинах, потом пешком по поселку. Все передвигаются в тишине и мраке, даже карманный фонарь зажигать запрещено — вражеские беспилотники висят в небе денно и нощно, и снарядов противник не жалеет.
Заходим в импровизированную казарму в жилом доме, где вряд ли остались другие соседи. Повсюду бронежилеты, ящики с боеприпасами, каски и автоматы. В шкафу книги прежних хозяев, на стенах простенькие репродукции и фотографии — обычная обстановка советской квартиры от Львова до Владивостока. Вот только обитатели здесь теперь другие — молчаливые и уставшие.
Ребята угощают ужином — на столе картошка с мясом, простая солдатская еда. Обмениваемся новостями, но больше слушаем. Обстановка тяжелая. Обитателям столичных офисов стоило бы послушать эти рассказы и взглянуть в эти лица, чтобы понять, что действительно означает «внутреннее выгорание». Предложение отметить встречу хотя бы символическими ста граммами отклоняется вежливо, но однозначно — «у нас сухой закон». За полчаса, что мы проводим в беседах, за окном раздается три громких взрыва, на которые никто не обращает внимания. Спрашиваю о расстоянии до прилетов — это километра три от нас? «Меньше километра» отвечает Алексей.
Возвращаемся к машинам. «У нас есть домик в соседнем селе, — поясняет командир. — Мы вас туда отвезем, переночуете. В 3 км от нас хохлы уже жгут колонны, а там все-таки чуть подальше». В темноте прибываем в пустой крестьянский домик, загоняем машины во двор и спецназовцы закрывают за нами ворота. Спать.
Доброе утро
Говорят, на свежем воздухе спится крепко, но мне почему-то было не до сна. Проснувшись в 4 утра, отправился изучать окрестности. В домике не осталось ничего кроме раскладушки и матрасов на полу. На стене иконы Божьей матери, в углу напротив — кувалда, на окне — открытка, в которой мальчик из г. Рыбное поздравляет безымянного солдата с Днем защитника Отечества, говорит, что гордится им и обещает, что победа будет за нами. Полочка на стене наполнена молитвенниками для воинов, черными лентами со старославянскими надписями и маленькими иконками — похоже, недавно приезжали из какой-то православной организации. Рядом на стене бумажка с графиком дежурств: имен нет — только позывные.
На улице еще темно, но светает быстро. Двор зарос сорняками, в огороде — траншея, на столе рядом с ней — каски. На двери постройки надпись, извещающая, что ключи находятся в соседнем доме.
Забираюсь на крышу — оттуда видны все окрестности. Тихое утро, где-то неподалеку кричат петухи, на горизонте у самой земли проходят вертушки. В пять утра начинает работать украинская артиллерия, а у соседей мычит корова и снова кричат петухи. По улице проходит дедушка, каких можно встретить в любой российской деревеньке: «Доброе утро!» — в деревне принято здороваться со всеми. — «Что, там наверху лучше?» спрашивает он с улыбкой. «Солнце, жара — просто курорт!» отвечаю я. Подобные диалоги повторяются, видно, что местные жители привыкли к гостям и настроены дружелюбно.
Появляется мужчина с тачкой и заглядывает в ворота. «Я хозяин этого дома, тут рядом живу» поясняет он. «Живите сколько хотите, я просто хотел сказать, что если нужно куда-то зайти, у меня есть ключи — скажете и я открою. Хотите, картошечки принесу?» Мягкий говор сразу обнаруживает местного уроженца, однако говорит он, как и все здесь, на чистом русском языке.