«Любовь за копейки» 
Денис Драгунский о том, почему низкие зарплаты не причина для русского бунта 


Недавно прочитал в интернете вот такие сердито-недоуменные слова: «В регионах зарплаты издевательские: рабочий получает 10 000, учитель – столько же, медсестра – 8 000, доцент вуза – 7 000, есть оклады вообще абсурдные, 5 000 или даже 3 780 рублей. Люди, проснитесь!» 

Но люди не просыпаются. Как-то перемогаются, не возмущаясь, не бунтуя и даже не прибегая к забастовке, этому «испытанному оружию рабочего класса в странах капитала», как нам объясняли в школе. Россия уже давно, уже целое поколение тому назад стала «страной капитала», однако рабочий класс (к которому, строго говоря, относится не только промышленный пролетариат, но и почти все занятые на регулярной основе) не спешит возмущаться. Рабочий класс возмущается в частных беседах, не придавая своему недовольству никаких институционально определенных форм. 

Почему люди согласны работать за копейки? Вечный вопрос. 

Ответ не только в том, что деваться некуда, хотя и это важно. Но не это самое главное. 

Помню в 1990-е интервью с женщиной, которая работала на фабрике, где уже несколько месяцев, а может, уже более полугода не платят зарплату. Вопрос журналиста: «Что же вы не бросите эту работу? Почему вы не попытаетесь найти себе что-то другое, где хоть что-то платят? А если не найдете, все равно надо уходить, раз здесь все равно не платят!» Ответ: «Раньше у меня была работа и зарплата. Сейчас осталась только работа. А если я уйду с фабрики, у меня не будет ни зарплаты, ни работы». 

Да, разумеется, жизненный стереотип – великое дело. Я уверен, что большинство людей не согласилось бы бросить работу даже при условии сохранения зарплаты. Нет, конечно, сначала бы обрадовались, но недели через две затосковали бы смертной тоской. 

«Почему вы не начнете забастовку?» — спрашивают вузовских преподавателей, чья реальная зарплата неуклонно снижается из-за постоянного роста нагрузки, спрашивают коммунальщиков и транспортников, медсестер и врачей (в тех областных и районных больницах, где платят очень мало). «Представляете себе, — говорят радикалы-мечтатели, — как моментально протрезвеет государство, если в один прекрасный день преподаватели не придут в аудитории, истопники – в котельные, а врачи и медсестры – в операционные?» 

Но медсестры и доценты, истопники и водители отвечают: «Да, да, все понятно, наверное, вы правы… Но чем виноваты студенты? Пациенты, пассажиры, просто люди?»

Маркс говорил, что при капитализме работник отчужден от продукта своего труда. Что наемный работник – с его субъективной, рабочей точки зрения – вовсе не вытачивает винты и не накладывает бинты, и даже не читает лекции или пишет статьи, а просто-напросто зарабатывает деньги. Именно заработок, а не произведенный продукт, является для наемного работника результатом его работы. 

Но не все так просто, особенно в нашем отечестве. Работник – особенно российский – оказался не таким уж «отчужденным». Для очень многих людей работа имеет смысл, далеко выходящий за границу простого зарабатывания денег. И речь тут идет вовсе не только о деятелях искусства и литературы, а также ученых, школьных учителях и вузовских преподавателях, в чьей работе значителен элемент творчества. Речь идет о людях вроде бы «материальных» профессий – но почти все они сознают, что их работа кому-то нужна. 

Они любят свою работу. Тем самым любят людей, которым эта работа нужна. Коммунальщики, которые ночью в сильный мороз чинят поврежденную трубу отопления, вдохновляются не только сверхурочными. Они делают свою работу для того, чтобы люди не замерзли в своих домах. 

И даже если сказать им: «Денег не будет, можете плюнуть на все и уходить», — они плюнут в рожу сказавшему это – и починят трубу. Потому что люди, оставшиеся без тепла, ни в чем не виноваты. Им надо помочь. Извините за выражение, спасти. 

Вот так думает и чувствует значительное количество работников, особенно в тех краях, где мало многоэтажных бизнес-центров, но зато много разбитых тротуаров и дышащих на ладан котельных.