Было тут

Продолжение Как тяжело проходить снова и снова через одно и тоже воспоминание, как тяжело думать о том, что ты и сам кого-то теперь «наградил» этим воспоминание, как же тяжко-то! Он ещё раз перевёл дыхание, соображая, что сейчас с ним Колдун сделает. Ничего хорошего, это точно и будет прав.
- Ты… тебя… ты… Ты… Прохор, твою мать, тогда ты-то зачем это сделал?
То, что Димка был необыкновенным – он ведь сразу понял, сразу, как только увидел.

Необыкновенный, штучный экземпляр, отцепился ведь от Прохора, сел, нахохлился, подтянул колени к подбородку, ладошками лицо закрыл. Как всё гадко-то было… Шаляпин сел рядышком, его трясло и чтобы хоть как-то остановить дрожь, бьющую тело, он чуть-чуть, осторожно, коснулся плечом плеча Димы, так и замер. Они может быть так долго сидели, Прохор не знал, он просто сидел и старался ни о чём не думать, ни о том, что он гад, ни о том, что сейчас Димка может снова швырнуть его на пол. Совсем ни о чём не получалось, в голову всё время лезло удивлённое димкино лицо, злое димкино лицо, Димка на экране телевизора, Димка поющий. А потом он вдруг почувствовал, что кто-то осторожно трогает его за плечо.
- Шаляпин, ты же придурок, - сказал Дима, таращась на него своими безумно-прекрасными глазами. – Ты – псих! Зачем ты это сделал?
Вот что сказать этому наивному белорусскому мальчику? Что он невозможно прекрасен и эта красота толкает на преступления, ибо невозможно его не желать? Сказать? Ведь не поймёт же, не поймёт, он слишком правильный, хороший и так хотелось бы сделать всё, чтобы он и остался таким же хорошим. Но ведь не получится же, шоу-бизнес – это уже всё, клоака, ступив сюда на носочках, измажешься по уши. В общем, так можно было молчать до бесконечности, молчать, прятать глаза. Молчать и жалеть себя, его, всех. А потом Дима поцеловал его.

Нет, это было настолько неожиданно, настолько нежно, что Прохор даже не поверил себе, но машинально ответил на прикосновение губ, откинулся чуть назад, устраиваясь удобнее. Димка, сам полез целоваться – удивительно. Пока Прохор пытался совладать с мыслями и переживаниями, Дима его огорошил ещё больше: дотронулся до его щеки. Прохор не мог понять себя, было страшно, да, было удивительно, очень удивительно и странно, он, не желая нарушать установившиеся относительно мирные отношения, позволил Колдуну делать всё, что в голову взбредёт. Всё-таки, он ведь, правда – сильнее. Пусть трогает его, пусть делает нерешительную, но вполне однозначную попытку раздеть его, рубашку расстегнул и снова трогает, осторожно, неумело, подушечками пальцев.
- Чёрт с тобой, хочешь меня трахнуть?
Прохор чуть с ума не сошёл, обалдеть просто. Только что готов был размазать его по квартире, прибить, а тут вдруг спокойно и ласково: «Хочешь?». Колдуна невозможно не хотеть и, подобравшись, словно кошка перед прыжком, Прохор с уже вполне осознанием произошедшего, с чувством, что всё снова в его руках, крепко прижал Димку к краю дивана, кардинально меняя диспозицию, отчётливо напоминая, что он, он здесь главный.
- Слушай, только давай без этих садо-мазо замашек. Ты можешь трахаться нормально?
Да, что он знает о садо-мазо, тоже мне, острослов. Прохор замер, соображая, что же делать дальше, очевидно, что оба хотели друг друга, но Димку не устраивало то, что он не был доминантой в отношениях и Шаляпина это выводило из себя, но одновременно хотелось сказать, что ради него, Димки, можно пойти на всё.
- Ладно, давай просто попробуем сделать это нормально, ладно? Да? Да?
Да, Дима, да, всё как скажешь. В конце-концов, тебя можно только любить, любить-любить и ласкать. И, может быть, когда-нибудь, ты простишь за то, что так получилось.

Было и хорошо, и страшно. Прохор видел, что Димке, пожалуй, это нравится, самому же ему было труднее, он чувствовал себя канатоходцем, ни шага в сторону – быть умеренно ласковым, быть в меру агрессивным, никакой фальши при этом.

Дима удивлял, ласкал и отзывался на ласку сам, наверное, хотел, чтобы всё было по какому-то его сценарию. Прохор старался не думать, просто не думать, ничего не просчитывать, а лишь сделать так, чтобы Димке было приятно. Выходило не очень, но когда Колдун полез ему в штаны, чёрт, тут разом все мысли вынесло, тут уж стало не до «политики», хотелось закусать от страсти этого поганца, а тут ещё Дима ретиво принялся вытряхивать его из одежды, дёргая за рубашку так, что мысли тут же вернулись.
- Порвёшь же! Знаешь, сколько это стоит?
Рот ему заткнули поцелуем, если не самым умелым, то самым искренним и страстным.
- Шаляпин, мне пофиг сколько стОит потому, что у меня стоИт и я, блядь, хочу тебя!
Прохор почувствовал, что смущается. Так никогда и ни с кем не было. А Дима уже обнаглел вовсю, стащил рубашку окончательно, толкнул на пол и как котёнка принялся вылизывать, язык скользил быстро и дразнящее по груди, а потом Прохор даже потерялся от такой логики, потом лизнул его в нос.

И всё бы ничего, но когда Димка сам добровольно перевернулся и сжался, мол, давай уже, Шаляпина разобрало, он возненавидел себя.
- Не напрягайся. Подожди, - шепнул он.
Пальцами в смазке он принялся осторожно проникать в него, стараясь делать это как можно медленнее, осторожнее, давая возможность привыкнуть к происходящему. Вторую руку он положил ему на поясницу, слегка поглаживал и словно фиксировал своё присутствие «я тут, всё хорошо». От происходящего у Прохора отчего-то сдавило горло и даже немного защипало в глазах. Было так хорошо, так покойно, появилась уверенность, что так и должно быть. Он зажмурился и осторожно стал вводить член.

Потом они оба валялись на полу, и к нему пришло наконец-то спокойствие, да, всё должно быть так и только так. Они просто обречены быть вместе, это всё равно бы случилось, неизвестно как и где, но всё равно, они бы встретились. Вставать не хотелось ни под каким предлогом, однако, Прохору не хотелось перетягивать такой момент, всё равно навечно его не заморозишь и всю жизнь так лежать не будешь, значит надо вставать. Он вздохнул, посмотрел на Димку, который довольный тянулся и, судя по всему, тоже не горел желанием вставать. Он ещё раз вздохнул и отправился в душ. А вернувшись оттуда, осторожно тронул Диму за плечо.
- Ну, и надолго ты здесь разлёгся?
Пока в душе шумела вода и Димки не было, ему захотелось заняться какой-нибудь ерундой, какой-нибудь фигнёй, он включил телевизор и бездумно уставился в него и его словно выключило – он моментально заснул. Ночью Прохор проснулся, обнаружил себя укрытым одеялом, улыбнулся в темноту и снова заснул. Наверное, это была такая нервная реакция на всё, но задумываться об этом он не стал. Он спал.

После той ночи без Димки стало невыносимо тяжело. Тогда всё встало на свои места что ли, Димка перестал его стрематься, а он сам – понял, что сделает всё, чтобы ему было хорошо. Вообще, он честно признался себе, что влюблён в этого странного найдёныша, влюблён так – как никогда-никогда в жизни. Прохор уже не мог сдерживаться, ему хотелось постоянно, хоть раз в день, нет, не дотрагиваться, но хоть видеть Димку. Тут-то он вдруг и вспомнил, что вроде как «Фабрика» проходит и под его покровительством тоже. Сделав это «открытие» он тут же принялся навещать «фабрикантов» с завидным постоянством. Смутно представляя себе, что же он должен делать, Прохор являлся в «Звёздном Доме» и начинал просто молоть языком обо всём, о чём приходило в голову. Бородатые анекдоты, случаи из жизни на сцене, за сценой, рассказывал как правильно нужно «держать» зал, делился опытом. Девушки просто млели от него, это он чётко видел. А вот парни, да, эти прям стервенеть начинали, завидя его, но ума хватало держаться. Ума хватало у всех, Дэн не страдал однако этими излишками. По-началу, он просто бесил Прохора, а потом просто начал смешить. Ведь он уже знал о планах Дробыша на них всех, вне зависимости от того кто и какое место займёт – все роли уже расписаны. Вот сейчас Дэн ерепенится, воображает, что чего-то добьётся, демонстрируя свой норов, но ведь не стоит, пожалуй, ему говорить, что впереди его ждёт дорога в мальчуковую группу. Прохор снисходительно улыбался и отпускал какую-нибудь ехидную шуточку в его адрес, ибо не фиг тут.

Победа Колдуна была приятным сюрпризом. Очень. Нет, Прохор для своего протеже рассчитывал конечно на что-то, но чтобы вот на такое, чтобы первое место – ух, это было в высшей степени замечательно. А вот планы Дробыша на Димку, в таком случае, пугали. Засунуть в группу? Смысл засовывать в группу, где парень будет «одним из», такой талант, который только стал «самым-самым»? Беспокойство не покидало Шаляпина, однако он держался и дал себе слово по возможности сделать всё, что можно, чтобы вытащить его из этого дерьма, а до той поры – убедить, что всё классно.

Выудить Диму с вечеринки, посвящённой победе труда особого не представило: написав записку и нацарапав на ней план, он сунул её первому попавшемуся мальчику из обслуги, обаятельно улыбнулся и погнал к Колдуну. Всё просто, когда ты знаменитость – тебе можно всё и ещё больше. Когда же Димка вышел, он жестом пригласил его сесть в машину. Зачем лишние слова, такое ощущение возникло, словно он сейчас везёт его домой. Не к себе домой, а к ним домой. А дальше всё по плану, герой тут же заснул, а потом Прохор тащил его на себе до квартире, а Димка сонно спотыкался, что-то бормотал, потом упал в постель и затих. И это было здорово и правильно. Правильно. И даже на следующий день всё было правильно. Он сам приготовил завтрак и покормил им будущую звезду. Димка страшно торопился, боялся опоздать, торопливо жевал и чуть не облился кофе. А потом случилось то, чего Шаляпин в Димке не понимал и по сути, отчаялся когда-либо это понять – Димка резко взбрыкнул и сменил настроение.

Началось с того, что как бы неприятно было, но пришлось признаваться, что когда он сунулся на полку за нотами, то обнаружил там старый телефон Колдуна и весьма неудачно уронил его: треснул мониторчик, разлетелся корпус. Телефон был такой невзрачный, что дешевле было купить новый, чем этот чинить. Так и пришлось признаваться.
- Да, хуй с ним, - нецензурно, но коротко и по существу отозвался Колдун, с набитым ртом.
- Поэтому, я хочу загладить свою вину. Вот, - он положил перед ним коробку с телефоном «Motorola Rzr V3i».
Реакция дальше стала совершенно непредсказуемой, Димка тут же весь подобрался и словно оскалился.
- Оставь себе.
Прохор не понял за что и почему, но принялся отчаянно оправдываться, ну, стыдно было ужасно, что он не сберёг оставленную вещь, но он же всё возместил.
- Дим, блин, ну извини. Так вышло. Это чей-то подарок? Прости, я не догадался, я только симку вынул и выкинул его, он же всё равно старый был, я даже не подумал, что его ремонтировать можно.
Неудобно было, гадко. Наверное этот телефончик несмотря на свой невзрачный вид был дорог, но он об этом потом подумал. А Димка вдруг как-то «отпустил» себя, куда-то делась напряжённость и он кивнул головой.
- Прох, блин, слушай, я просто не представляю, как можно принять достаточно дорогой подарок от почти чужого человека.
«Почти чужой» резануло больно. Зато стало ясно – просто Димка напрягся, ему показалось, что он не может принять в дар всего-то навсего какой-то телефон. Здорово, вот всё и разъяснилось.
- Слушай, спасибо, но давай я тогда тебе тоже что-нибудь подарю? Ну, не сейчас, а потом, ага?
Горло перехватило от обиды, но самообладание он не потерял, как всегда улыбнулся, широко улыбнулся, как можно искреннее, а всё-таки не удержался и сказал:
- Это чтобы ты не был мне должен?
Эх, Димка, Димка, долго тебе придётся ещё учиться врать и притворяться, а сейчас ты виден весь насквозь. Гордец.
- А я тебе и так должен.
- Ничего ты мне не должен.
Никому, Дима, никому не должен. И сделаю всё, что в моих силах, чтобы были должны тебе, но не ты.

Прохор отвёз Колдуна на вокзал, но не стал подвозить близко, высадил подальше от толпы народа, показал куда идти, где собирается вся группа и спросил:
- Ты мне будешь звонить?
Это у него вырвалось совершенно неожиданно. Сказать он хотел нечто бравурное, пафосное, мол, давай, Дима, ехай и семь футов под килем тебе. И не смог схамить.
- Ну, я постараюсь.
В голосе Колдуна особой готовности не слышалось и, уже не в силах справиться с собой, Шаляпин затараторил быстро, словно опасаясь, что ему запретят говорить:
- Ты не беспокойся, я буду тебе деньги класть, ты этим не морочься, просто звони, я хоть в курсе буду как ты там…