- Нехорошо как – то… - подумало яблоко, понемногу исчезая во рту у Савельева.

- Яблоко – как это гордо звучало – размышлял теперь уже огрызок, лежа на столе среди грязной посуды после обильного завтрака. Тот, который минуту назад уминал его сочные бочки, громко отрыгнул и развалился на стуле, держа в руках свежую газету.

- Пестицидов на тебя нету… - меланхолил огрызок, вспоминая, как жирная гусеница проползала как-то в листьях совсем близко от него, и совсем неприятно было от такой близости.

- Лучше бы уж гусеница, почили бы мои останки на лоне природы. А теперь…

Огрызок задумался. В силу своего происхождения, он не знал про особенности строения человеческой пищеварительной системы.

Савельев был партийным до мозга костей. Раньше он состоял в партии коммунистов, потом страдал по ушедшим временам застоя, а потом вступил в партию «Единороссов».

В партии Савельева держали по двум причинам:
– когда-то Савельев закончил филологический институт. На приличную должность не устроился, но речи мог разводить красивые и непонятные. И когда собирался политклуб партии, обсудить, как нести идеологию в массы, лучше Савельева оратора было не сыскать. За его бурными, многочасовыми тирадами все единороссы пятой точкой ощущали, что не просиживают зря штаны, а присутствуют при рождении чего-то великого.

- вторая причина – это жена Савельева. Красотой эта дама отблистала еще в молодые годы, утрату былой свежести она пыталась компенсировать толстым слоем косметики на лице. Часто, стоя перед замусоленным зеркалом в прихожей, она воображала себя Клеопатрой и на три раза обводила глаза черной подводкой.

И как вы понимаете, не лицом и славилась. А минимализмом. Она часто приходила за мужем, забрать загульного после многочасовых дебатов. Ее грудь, подтянутая бюстгальтером с особым устройством до самого подбородка, так и норовила нечаянно выпрыгнуть из того, что сама она гордо именовала «маленькое черное платье».

Единороссы радовались. И каждый втайне представлял, как заваливает жаркую мадам Савельеву на канцелярский стол, закрывает ее лицо депутатским портфельчиком и наминает ее прелести потными ладонями…

Сейчас знойная дива нарисовалась на пороге кухни с глиняной маской на лице. Словно каменное изваяние прошлых веков, она застыла на пороге, созерцая картину с грязной посудой. Мозг лихорадочно выбирал дальнейший вариант действий. Она невольно заулыбалась, представив, как цыплячья шейка Савельева, склоненная сейчас над газетой, переламывается под мощным ударом сковородкой.

Савельев читал в газете, что их конкуренты – члены партии «Яблоко» - решили восстать из пепла. –

Савельев злился. В этот момент его взгляд упал на несчастный огрызок. Со злости Савельев сжал остатки некогда сочного фрукта и запустил им в мусорное ведро. Он промахнулся. С громким свистом огрызок пролетел на два метра выше и левей, чем было нужно. И приземлился точно промеж глаз увядающей красотки.

- так вы говорите, несчастный случай, - уточнил молоденький следователь, бережно пряча огрызок в пластиковый пакет. Мадам Савельева театрально заламывала руки и срывающимся голосом в который раз лепетала, как ее мужу внезапно стало плохо и он упал со стула лицом вниз на кухонный кафель.

Следователь слушал, задумчиво поглядывая то на ее грудь, то на обширную гематому на лбу Савельева.
Огрызок смирно лежал в пакете. Сквозь пластик реальность виделась ему размытой. Собственная судьба, честно говоря, тоже.

- Наверное, это теплица – предположил огрызок, вспоминая, как под кроной его яблони разросся палисадник с помидорами.

- Заново меня вырастить пробуют. Наверное, вкус понравился – счастливо догадался огрызок и приготовился к удобрениям и крикливым толстозадым теткам с лейками в руках…