Это цитата сообщения SimplemenT Оригинальное сообщение

Завещание Грегори

Завещание Грегори

Пьер Лемаршаль, его отец, впервые открыто рассказывает нам о своем сыне. Трогательно и волнительно.

Создать ассоциацию – это для вас означает в какой-то степени продолжить борьбу Грегори против этой болезни?
Пьер Лемаршаль: - Я никогда не забуду эту ужасную фразу, которую он произнес за два дня до смерти: «Я тебя одолею, проклятая болезнь!». Это звучало как объявление войны. Он хотел уничтожить это зло любыми способами, даже ценой собственной смерти.


- Вы когда-нибудь говорили с ним о том, что возможен такой исход?
- Нет. Мы никогда не обсуждали с ним ни его возможную кончину, ни жизнь, после его ухода. Но я точно знаю, что там, где он сейчас, он всем сердцем с нами. Когда Грегори в последний раз оказался на больничной койке, он понял очень многие вещи. За две недели до его смерти, у нас состоялся разговор, который очень запал мне в душу. Он смотрел выступления разных певцов по телевизору, и среди них был Кристоф Виллем, которого он очень любил. И он мне сказал: «Теперь я понимаю…». Прикованный к кровати, он начал осознавать, насколько важен был он сам для тех, кто страдал от той же самой болезни.


- Он впервые тогда начал отдавать себе в этом отчет?
- Да. Раньше он всегда был слишком скромным, чтобы осознавать эту реальность. Во время Стар Ак и после нее он получал тонны писем от больных детей, которые благодарили его за ту надежду, что он им дарил. «А может, и я так смогу?» - говорили некоторые из них. И многие врачи постоянно писали ему, чтобы сказать: «Продолжайте, пожалуйста, вы так сильно помогаете моим пациентам!». Но тогда в больнице Foch, когда ему было уже очень плохо, он впервые ощутил себя на месте тех, кто писал ему все эти годы.


- И что тогда?
- И тогда он сказал: «Когда я выйду из этой больницы, я буду делать для них еще больше, я буду бороться за них. И наплевать, если за это меня будут критиковать». Дело в том, что Грегори всегда хотел в первую очередь быть просто певцом. Он никогда не говорил о муковисцидозе. Никогда. Именно поэтому мы все так тяжело реагировали – и он сам в первую очередь – когда некоторые осмеливались заявлять, что это болезнь помогла ему выиграть Стар Академи. Кстати, тогда был единственный раз в жизни, когда я слышал, чтобы он жаловался: «Нет, ну это все-таки уже слишком», - говорил он мне с расстроенным выражением лица, когда некий всем известный ведущий высказывал свои неуместные предположения. «Если бы он имел хоть малейшее представление о том, что это такое… Хотел бы я посмотреть на него на моем месте!». Для него это была двойная боль. Он и так безумно мучался, а над ним еще и насмехались. Прежде чем умереть, он признался нам: «Есть только одно, о чем я сейчас сожалею – что я никогда открыто не говорил в СМИ всю правду о моей болезни, потому что тогда меня стали бы упрекать, что я пользуюсь этим, чтобы вызвать жалость. Но если мне посчастливится, и мне сделают пересадку, то с этим покончено – я больше не буду молчать». Эта ассоциация – его завещание.


- Так же, как и его диск.
- Да, это его посмертное послание. Всего там будет одиннадцать песен, из которых четыре – новые, выпущенные с простых макетов. Некоторые их этих новых песен были записаны самим Грегом в одиночку в его домашней студии в Rueil-Malmaison, как например De temps en temps Давида Эспозито или Restons amis. Другие, как например Le lien – песня написанная для него его другом Патриком Фьори – были смикшированы из обычных проб голоса, записанных здесь, в савойской студии. У Грегори записи обычно получались отличными с самого первого раза.


- В чем состоит цель ассоциации Gregory Lemarchal?
- Наш девиз: «Чтобы муковисцидоз больше никогда не вырвал нас из объятий тех, кого мы любим». Его придумала Лоранс, и я подписываюсь под каждым словом на 100%. «Вырвать» - это очень сильное слово в устах Грегори, он, например не любил слово «мужество», потому что оно казалось ему слишком обтекаемым. Параллельно с ассоциацией «Победить муковисцидоз» мы будем финансировать проекты, которыми будем лично заниматься, создавать сеть кинезитерапии, улучшать условия жизни в больницах…


- Для кого была создана эта ассоциация?
- Для всех людей, больных муковисцидозом, у многих из которых просто нет средств, чтобы оплачивать те лекарства, которые не предоставляются государством бесплатно. Мы будем их навещать. У этих больных невероятная жажда жизни и энергия: посмотрите на Грега, он поражал даже нас. Но некоторым тяжелее, чем остальным. Жить с этой болезнью, например, на Корсике – ужасно: чтобы купить необходимые антибиотики, людям приходится добираться аж до Марселя… Через Паскаля Ольмета я узнал об одной женщине оттуда, которая просто не знала, что ей делать: этим людям необходима наша помощь.


- А как Грегори жил с муковисцидозом?
- Он постоянно нуждался в сеансах софрологии, они помогали ему больше всего. Я вспоминаю о том вечере в Олимпии, когда за пятнадцать минут до концерта у него просто не было голоса. Мы срочно вызвали Стефана, специалиста по этиопатии, и благодаря его помощи Грегори смог петь, причем даже все самые сложные мелодии. Да, ему было больно, он безумно мучался, но ему это удалось. Зрители не увидели ничего, кроме артиста, зажигающего огни на сцене, а у директора Олимпии слезы были на глазах.


- А вы сами как отреагировали, когда узнали, что Грег болен муковисцидозом?
- Мы узнали об этом, когда ему было 20 месяцев от роду. Нам сообщили эту новость без всякой подготовки, это был самый настоящий и очень жестокий удар. Лоранс тогда пошла ко врачу одна, она была совершенно спокойна. А он ей абсолютно холодно и равнодушно сообщил, что муковисцидоз, о котором мы тогда и понятия не имели – это генетическая болезнь, которая не лечится. Можете представить, в каком она была состоянии после этого визита. Я посмотрел «муковисцидоз» в словаре, и там было написано, что эта болезнь «практически всегда смертельна» и продолжительность жизни больных не превышает 15 лет. К счастью потом мы пошли и проконсультировались с моим знакомым врачом-остеопатом, и он морально настроил нас не сдаваться, а продолжать борьбу, а потом в Гренобле мы встретили замечательного специалиста, доктора Жан-Пьера Гу, который занимался Грегом вплоть до его восемнадцатилетия.


- Какова ваша жизнь после смерти Грегори?
- Мы получили уже больше 10 тысяч писем – где-то 400 писем в день, некоторые по пять-шесть страниц – и эти письма приходят из разных стран. Кто-то даже прислал нам книжку «Маленький Принц» на японском языке – так все называли Грега со времен Стар Ак. Недавно в дверь нашего дома позвонил один англичанин, он привез нам очень много писем. Мы хорошо его приняли. На днях я узнал, что какой-то человек из Валансьенской коммуны провел четыре дня в нашей деревне, он спал в машине. Этот поток внимания бесконечен, и мы ничего не можем с этим поделать, даже если нам и необходим покой.


- И о чем вам пишут в этих тысячах писем?
- Некоторые спрашивают у нас: «Как мне дальше жить после смерти Грегори?». Этим людям мы отвечаем первым, говорим им, что он покинул нас не просто так, что его борьба продолжается. Нам постоянно пишут, что Грег был настоящим ангелом, очень часто эти послания наполнены любовью. Он сумел покорить все поколения, и именно это больше всего нас трогает. Я даже получил письмо от одной дамы, которой 93 года, письмо было написано трясущейся рукой… Письма от бабушек для меня всегда особенные.


- Вы обращались за помощью к профессиональному психологу?
- Нет, я не чувствую в этом необходимости. Я очень много говорю о Грегори. Пока я могу это делать, пока мне не запрещают постоянно говорить о нем, мне не нужно ходить к психологу. Наша жизнь сломана, наше горе невероятно… И все последствия этого, конечно же дают о себе знать, но мы стараемся не опускать рук и делать так, чтобы жизнь продолжалась. Я понемногу вернулся к своим каждодневным занятиям, Лесли - к учебе в лицее Шампольон в Гренобле, где она готовится к поступлению в университет – там ей оказали очень большую поддержку. Ей сейчас совсем непросто, ей приходится очень много работать, но она хорошая ученица, и она видела, как вкалывал ее брат - это придает ей огромные силы.


- А Карин, невеста Грега?
- Карин звонит нам каждый день, мы разговариваем не меньше часа. Ей еще тяжелее, вокруг нее не так уж много людей, с кем она может по-настоящему поговорить о Греге. Я ей говорю: «Тебе повезло, ты работаешь на телевидении, вернись к работе, как это сделали Патрик Себастьян или Ролан Жиро в тот же вечер, когда умерли их дети. Если твоя профессия – выступать перед камерами и улыбаться, вперед, делай это, улыбайся и не обращай внимания на злые языки всяких идиотов». Я думаю, ей просто необходимо, чтобы кто-то говорил ей все это. Он чудесная девушка.


- А Лоранс, ваша жена?
- Она единственная из нас еще не вернулась к работе. Физически это подкосило ее даже больше чем меня, но на самом деле из нас всех она самая сильная. Но потерять ребенка – это невыносимая боль, особенно для матери, которая выносила и родила его. После смерти и этого потока эмоций необходимо было что-то делать, причем очень быстро. И для нас эта ассоциация – единственный способ не впасть в отчаяние.


- Смерть Грега уже вызвала невероятный подъем спроса на донорские карточки.
- Да, и таким образом Грег уже спас много жизней, это для меня единственная причина продвигать нашу ассоциацию! Это счастливый феномен, и мы сделаем все, чтобы еще увеличить его масштабы, мы будем настаивать на том, что одна только карточка донора сама по себе ничего не значит, если ее владелец не обсудил этот вопрос со своей семьей. Семья и только семья в таких случаях говорит последнее слово. Я понимаю, что обсуждать возможную смерть со своими родителями за столом во время ужина – это непросто. Но мы постараемся побудить людей, чтобы они сделали это, чтобы преодолели это табу.


- Когда вы приходите на могилу Грегори, о чем вы думаете?
- Я хожу на кладбище каждый день. В начале его могила вся была настолько завалена цветами, что ее даже не было видно. Да и сейчас мы постоянно находим там плюшевых медвежат и трогательные записки, написанные детской рукой неловким почерком. Когда бы мы ни пришли, вокруг могилы Грегори всегда как минимум пять или шесть человек. Но обычно они удаляются, чтобы дать пройти Лоранс и мне. Но все равно мы не можем долго там пробыть в одиночестве. Поэтому теперь мы в основном ходим туда ночью. Я очень верю в бессмертие души. Когда я нахожусь на его могиле, я говорю себе, что там сейчас лежит не он, а только его тело. А душа его остается с нами. Навечно.


За предоставленные материалы благодарю сообщество Грегори http://community.livejournal.com/gregoryens_ru


Мы в свою очередь благодарим MafkaART