Специально для II осеннего крипи-феста 20011
Городу и лицам, его населяющим посвящается
Они оживают в темноте. Они все и каждый в отдельности оживают именно в темноте. Как только на Город опускается ночь, все начинается снова и снова. Я выключаю в квартире свет и ложусь в кровать, натягивая одеяло до самого подбородка, чтобы очередная долгая бессонная ночь началась так же, как и все предыдущие.
Я лежу в темноте, пытаясь разглядеть потолок, а под окнами раздаются душераздирающие крики, которые, я уверен, не слышит никто кроме меня. Постепенно крики из душераздирающих становятся приглушенно-булькающими, перемешивающимися с влажным хрустом. Не сомневаясь, что утром обнаружу на асфальте перед своим подъездом бурые потеки запекшейся крови, я поворачиваюсь на бок. Лицом к стене.
И тут же эта стена начинает сотрясаться от глухих ударов. Такое ощущение, что нечто огромное, распространяющее вокруг себя волны ужаса, ломится ко мне из соседней квартиры где живут мои соседи, сдерживаемое только тонкой бетонной преградой. Я не вижу, но прекрасно знаю, что от глухих ударов раскачивается люстра, а на кровать где-то рядом со мной осыпается штукатурка, и без того растрескавшаяся от сырости и времени. Постепенно удары стихают, превращаясь в царапанье, и я точно знаю, что минут через десять услышу стоны. Тяжкие и болезненные. Не дожидаясь их я поворачиваюсь на другой бок и смотрю через проем открытой двери в коридор.
Я прекрасно слышу, как нарастает гул в водопроводных трубах, поднимающийся откуда-то с первого этажа или из подвала. А потом начинает булькать и хлюпать у меня в ванной. Можно было бы предположить, что это засор, если бы я точно не знал, что вот-вот из канализации в ванну и раковину полезет мерзко пахнущая и густая болотная жижа. Сначала она наполнит ванну, пузырясь так, словно кто-то пытается пролезть в квартиру по трубам, а потом перельется через край, растекаясь по полу мерзкой лужей.
Глядя на то, как лужа заползает в комнату, я достаю из-под подушки наручные часы и вглядываюсь в тускло светящийся циферблат, чтобы почти сразу накрыть подушкой голову.
В дверь начинают звонить. Очередной дурацкой мелодией, которую я никогда не слышал и от которой не спасает даже подушка. Хотя когда звонки обрываются, то я прижимаю подушку покрепче и не слышу, как ходит ходуном дверная ручка, а только вижу, как сквозь дверную обивку просачиваются призрачные руки, слепо шаря по дверному косяку и стенам вокруг.
После этого мне обычно каким-то чудом удается заснуть, и больше не слышу ни противного металлического лязга мусорных баков, терзающих стальными челюстями останки незадачливой жертвы, ни голодного воя откуда-то со стороны парка. Я ничего больше не слышу. Зато поднимаясь утром, я первым делом затыкаю ванну и раковину пробками и стучу по батарее, а уходя из дома, сбрызгиваю дверь святой водой и старательно обхожу бурые лужи у порога. С тех самых пор, как переехал, я все ещё никого ещё не убил, и чувствую, что с такими активными соседями это будет не так-то просто.
Хате Некромантов и её создателям
- Случилось это давным-давно, ещё тогда, когда у здешних земель был прежний хозяин, а в деревне был жив мой сосед. Дед Михеич.
- Это который все чертей видел, когда браги переберет? Встрял в рассказ старший, который как раз подкинул в костер веток и уселся на рогожу. Я поморщился, косясь на молодого пастушка, мальчишку лет двенадцати. Не люблю, когда меня перебивают, да ещё в самом начале, да ещё и подробностями, которые все впечатление портят. Но мальчишка уже развесил уши, глядя, то на остальных пастухов, то на меня большими блестящими глазами и уже представляя себе вместо стреноженных коней, прячущихся в темноте чертей и настороженно прислушиваясь к фырканью. Хорошо.
- Тот самый. Только говорят, чертей потом ещё другие деревенские видали, - подтвердил я и снова поморщился, уже от усмешки. – Так вот, пошли тогда в ночную семеро пастухов, барских коней пасти. А с ними малец, вот как наш Иваська.
Я с удовольствием отметил, что наш мальчишка побледнел, что проступили конопушки, и придвинулся поближе к старшим.
- Пошли они, значит, к этому же ручью, только с другой стороны, коней стреножили, костер сложили, и стали картошку печь. Ну выпили, значит, байки потравили, все как полагается.
Тут мне пришлось отвлечься и поворошить костер – картошка с моей стороны уже спеклась, да и фляжка с брагой пошла по кругу.
- Вот сидят они, значит, - откашлявшись, продолжил я, когда мальчишка подергал меня за подол. – И тут среди ночи волки завыли. Да страшно так, аж жуть. Тут ещё кони разволновались, ржать начали, и мальчонка ещё всех за рукава тянет, страшно ему. Ну а мужикам что, им не привыкать. Посмеялись, да и пальнули по пьяни из старенького ружьишка в небо. Да ещё с дури порадовались, что вой оборвался и перешел в скулеж – дескать, испугались волки. Посидели они ещё, да и послали парнишку за водой к ручью. Ходу до того ручья было за десять минут туда обратно обернуться, а мальчонки все нет. Уже с полчаса прошло. Кинулись мужики искать, а тут ещё кони опять заржали, шарахаются, будто бес в них вселился. Хмель со всех враз сошел. Всю ночь пастушка искали и к утру нашли. В ближней роще на крайнем дереве повесился. В деревне тогда говорили, мол его душу твари ночные забрали.
Закончив, я глянул на старшего, оглаживающего бороду.
- Добрая история, - кивнул он и поддел ногой пустой котелок. – Ну-ка, малец, сгоняй к ручью за водой, чаю вскипятим.
У нашего пастушка лицо сделалось такое, словно до него добрались уже все твари Бездны, вот-вот собираясь утащить за собой, и я вмешался, подхватывая котелок.
- Ладно, сиди, малец, я сам схожу.
***
С тех пор прошло три месяца, и за это время я многое понял. Например, то, что их боятся волки, и вообще все животные, особенно домашние. А ещё никому, кроме меня не дано видеть, как из пастей невидимых тварей на траву капает густая голодная слюна. Кстати, они действительно пожирают души, и если хозяин не будет их кормить, они разорвут его душу без сожалений и найдут ему замену.
Все равно я в деревне никого не любил, особенно старшего, пойду, что ли зверье свое покормлю. А там можно будет и к городу перебраться, как раз один неподалеку есть.
[показать]
Послушайте меня. Просто послушайте, без попыток перебить, возражений и насмешек.
Склонитесь ближе и говорите приглушенно.
Не дожидайтесь вечера и восхода полной луны. Как только солнце начнет садиться - собирайтесь, звоните друзьям, уезжайте к ним или приглашайте их к себе, идите прожигать жизнь на вечеринках, только не оставайтесь в этом доме - своем доме - в одиночку.
Потому что в такие ночи стены имеют... тсссс... уши.
Знаете, иногда вполне здоровые психически люди запираются у себя в квартирах. Не выходят наружу день, три, неделю, не отвечают на телефонные звонки, не выходят во всемирную паутину. А потом их находят повешенными, задохнувшимися из-за открытого газового крана, умершими от голода... И так далее, и так далее, и так далее.
Самоубийства, скажете вы.
Может, в некоторых случаях и так. Однако я знаю иное.
Прежде, чем я скажу, ответьте, случалось ли вам проснуться ночью от легкого прикосновения, задевшего по лицу или телу поверх одеяла? Случалось слышать, что упала банка с полки или тарелка со стола, причем без видимых причин?
Думаю, случалось, хотя вряд ли вы особенно обращали на это внимание, списывая все на ночные сквозняки или мотыльков, влетевших в открытое окно. Напрасно.
Когда проснетесь в очередной раз от того же касания, не открывайте глаз, ни в коем случае. И не шевелитесь. Просто лежите, пока сквозь вязкую тишину не проступят звуки - тиканье часов, капанье воды из подтекающего крана, шум дождя за окном. Любые звуки, которые указывают на то, что окружающий вас мир реален.
В противном случае вы рискуете повторить судьбу сотен "самоубийц", что были до вас.
Если вы все-таки приоткроете веки и попытаетесь осмотреться, вы не увидите ничего особенного. Поначалу.
А потом реальность начнет плыть, словно рисунок акварелью, на который художник случайно опрокинул стакан с водой. Стены будут таять и течь, словно плавящийся воск, а в окно заглянет та самая огромная бледная луна. Только теперь - невероятно близкая и скалящаяся в довольной усмешке. В лунном свете из жидкой черно-серой мути, которая раньше была стенами, проступят лица. А вслед за лицами - и руки. Хрупкие кисти, похожие на женские, с тонкими запястьями и ломкими пальцами.
Руки легко коснутся вас - и вы услышите. Они, в чьих телах вы живете, будут говорить. В первую ночь - шепотом. Будут говорить о вас. О ваших страхах, самых грязных секретах. Будут шептать вам в уши то, что вы больше всего боитесь услышать от дорогих людей, их голосами. И не слушать будет нельзя - серые холодные ладони каменной хваткой стиснут ваши запястья.
К утру они исчезнут. Просто рассеются, как морок, оставив после себя головную боль и усталость.
Когда вы пойдете умыться, будьте готовы к тому, что из крана потечет не вода, а грязно-коричневая жидкость с запахом тухлятины, железа и мазута. К тому, что в ответ на ваш крик из слива ванны раздастся сухой ехидный смешок с металлическим отзвуком. К тому, что при попытке выбежать в подьезд замок входной двери заест намертво. При попытке позвонить кому-нибудь мобильник не будет принимать сигнал, а стационарный телефон попросту прекратит работать...
Ни потерять сознание, ни заснуть более не удастся. Шепот и ледяное касание рук будут заставлять вас проснуться или вернуться из забытья. Каждую ночь. Пока однажды хватка не сомкнется у вас на горле.
Больно не будет.
Спросите, откуда я знаю?
Вы обратили внимание на мою руку, когда пожимали ее при встрече?..
Всего доброго.
Увидимся ночью.
[J]Stainless Steel[/J]
http://i061.radikal.ru/1109/e1/dbf56ca4fc37.jpg