Автор: Посестра Алукарда aka Сэт
Бета: Moonlight
Жанр: спектр, есть один кроссовер
Персонажи: Гриммджо, Ичиго, Маюри/Исида, много всяких
От автора:1. Эрика, если ты это прочитаешь... последний драббл - заслуга Сеф и "Дня" 2. ответственность за кроссовер лежит на нездоровых авторских ассоциациях.



*
Наверное, они могли бы стать друзьями.
Орать друг на друга по поводу и без, устраивать драки – окружающие очень скоро оставили бы попытки растаскивать их в стороны – слоняться по крышам, когда ночь и не хочется спать, тупо пялиться в телевизор и ржать, что бы там ни показывали – ужастик, комедию или порнуху, по очереди тащить друг друга в школу и чувствовать себя при этом кем-то вроде старшего брата. Дарить на день рождения – дату вспомнил совершенно случайно, наткнувшись на старый карманный календарик – кошачий «Антисекс» или ошейник от блох, и получать девчачью маечку с нарисованными на ней клубничками. Знать, что если будешь подыхать где-нибудь под чужим небом, придёт наглое орущее нечто и обязательно тебя спасёт, а потом накостыляет по шее или расцарапает физиономию.
«Какого хрена ты там разлёгся, а?! Да мне плевать, что тебе все кости переломали и что врагов было двадцать шесть! Почему ты один пошёл, я спрашиваю?!»
Не позволять никому напоминать, что он какой-то не такой. И позволять только одному человеку на свете лениво проводить пальцами по белым пластинам, заменяющим шерсть. И даже теребить кончики ушей – шипеть при этом, ругаться, но позволять.
Наверное, так бы могло быть, но на светлых песках Уэко Мундо – чёрные пятна крови, и висит в воздухе холодное, отрешённое слово «враг», и мы ведь все знаем, что кошка всегда гуляет сама по себе.

*
Что-то было тогда, давным-давно, но женщина с голосом ребёнка об этом никогда и никому не расскажет. Как не скажет, почему она в последний момент остановила свой меч. И кое-кто может сколько угодно повторять: «Нелл, ты всегда меня бесила!», она всё равно будет смотреть ровно и грустно. И не верить.
Ведь она не просто так не убила его.

*
В марте Ичиго стал странно коситься на Гриммджо. Вслед за ним стали странно коситься Орихиме и Чад. А потом и Рукия – за компанию.
Гриммджо искренне не врубался в ситуацию. Особенно он не врубался, с чего это Куросаки во время их спаррингов теперь дёргается, как ошпаренный, когда Гриммджо пытается осуществить даже простейший захват с последующим удушением.
Иноэ чуть не упала в обморок, когда Гриммджо, всегда имевший проблемы с тормозами, налетел на неё в школьном коридоре. Странно – он ведь не уронил её на пол, ничего ей не сломал и даже извинился.
Рукия врезала ему портфелем с учебниками по затылку, когда он потянулся, чтобы погладить толстую кошку, лениво развалившуюся на скамейке. Кошка была старая, много чего повидавшая на своём веку, и взирала она на Джаггерджека снисходительно и ласково, как на одного из своих давно выросших котят. А портфель был тяжёлый и угловатый…
Чад не падал в обмороки, не дёргался, и не размахивал портфелем. Но всё было и так понятно – ведь Чад всегда так громко и красноречиво молчит.
Всё прекратилось на одном из уроков биологии.
- Я подготовил доклад, - сказал Исида и поправил очки. – Об особенностях размножения пантер и о том, что март ну никак не влияет на их желание начинать брачные игры.
Гриммджо медленно обернулся и в упор посмотрел на Ичиго…

*
Заметить удивление на лице Улькиорры окружающим посчастливилось один раз – когда в мире живых какой-то красивый рыжеволосый парень увидел арранкара и сказал: «Чёрт побери, Рюдзаки, я так и знал, что это подстава и что ты жив».

*
Исиде в этой жизни очень везло на три вещи: на преданных друзей, на сумасшедших учёных и на людей с янтарным цветом глаз. Впрочем, последние два пункта можно объединить в один.

*
Одной летней ночью, когда темнота скрывает все изменения, произошедшие с городом за последние десятилетия, Исиде приходит пора умирать.
Он сидит в кресле у окна и думает только о том, что его семья будет грустить – особенно дочка. А ещё – совсем немного – о том, будет ли больно или он даже не успеет ничего понять.
А город за окном – как будто такой же, как раньше, когда была молодость, похожее лето, злость и веселье, и зима ещё далеко, и для жизни есть целых четыре месяца. Четыре месяца перед Рагнарёком.
Исида читал про этот самый Рагнарёк – Последнюю Зиму – в толстой старой книге с полустёршимися иероглифами на тёмной обложке. В книге была седая старина, холодное северное море, далёкие и непонятные чужие боги, геройство – яростное и неудержимое, как плотный солёный ветер на скалистом берегу фьорда.
Рагнарёк прошёл, и зима прошла, и жизнь продолжалась – до сегодняшней ночи.
Исида понимает, что лучше бы им всем сказать - утром его уже не будет. Особенно дочке – она весь вечер как будто что-то чувствовала, подходила, целовала в щёку, уже давно потерявшую юношескую упругость, гладила по посветлевшим волосам, и смотрела растерянно и настороженно, словно спрашивая: «Что-то случится?».
Не сказал. И ведь никто не виноват: он ещё не так стар, но смерть подкралась внезапно и подло – лопнувший сосуд в мозгу, и ничего не сделаешь, не защитишься. Старый крестик на запястье и лук не помогут. И даже лучший друг не спасёт.
Исида усмехается последней мысли. Наведаться, что ли, после того, как всё… произойдёт, к Куросаки? Пройти сквозь стену, сделать жалобное лицо, какое традиционно бывает у призраков?..
Кстати, а кто за ним явится, интересно? Рукия? Ренджи? Ханатаро – мальчик давным-давно в шутку пообещал, что, когда время придёт, обязательно проводит стрелка… Или?..
Да нет. Он точно не придёт.
В конце концов, всё было слишком давно, чтобы вспоминать, и осталось это всё там, где
…море шепчет свою вечную песню, и низкое серое небо нависает над стальными волнами, и ветер треплет полы полосатой рубашки, а среди обкатанных мокрых камешков темнеют спутанные рыжие водоросли, пахнущее медью и солью. Иногда маячит неуклюжая громадина плавкрана – чёрный силуэт у горизонта. А город за спиной – маленький, тихий, потому что «не сезон», потому что – ранняя весна, и улочки идут под откос, и продаются изредка, напоминая о лете, амулеты из ракушек, модели кораблей и высушенные невиданные рыбы, оставшиеся ещё с прошлого года, и так весело ходить по сонному городку – вдвоём, а потом остановиться, услышав: «Посмотри, видишь тот холм?», и почувствовать смутный холодок на позвоночнике. Обычный холм, но человек рядом смотрит на него, и в жёлтых глазах отражается небо, а потом он говорит: «Я там жил, когда был жив. Там был мой дом – я его сам построил». И ничего не остаётся, кроме как улыбнуться, удивляясь, и спросить: «Ты умеешь строить?»…
- Да уж, - бормочет себе под нос Исида. – Это было давно.
- Нет, - не соглашаются из-за его спины. – Не так уж и давно. Всего-то сорок лет назад.
Небо за окном – совсем как море.
Перевёрнутое море.
- А теперь ты ещё и мои мысли читаешь?
- Было бы что читать.
Маюри обходит кресло и опирается о журнальный столик – глаза блестят диковато, по смуглой щеке скользит отблеск фар низко пролетевшего флаера.
- Слушай, - тихо говорит Исида, не глядя на гостя-провожатого. – Давай потом… опять…
- Что? На Кюсю?
- Да.
Маюри молчит немного, выдерживая паузу, и усмехается:
- Посмотрим.
Это, конечно, не обещание, но Исиде становится легче на душе. Сорок лет под знаком Рагнарёка заканчиваются – и не жалко совсем. С дочкой он ещё увидится, он уверен.
А потом небо опрокидывается – безжалостно, но быстро.

Рукия и Ренджи долго возмущаются, что им ничего не сказали. Как же так – они же друзья, именно они должны были провожать Исиду! Ханатаро тоже расстроен – он не сдержал обещания. Ичиго, примчавшийся в Общество Душ, долго молчит, не зная, что сказать, пока тактичный Ренджи не хлопает его по спине с воплем: «Чего мнёшься, скоро тоже у нас будешь!».
Исида улыбается и молчит. Он так и не сказал, кто его провожал.
А потом Рукия, вспомнив что-то, резко оборачивается к Исиде:
- Я слышала, тебя с твоим капитаном отправляют на грунт? На Кюсю?
- Да, - отпираться не имеет смысла.
- Но почему?! Ты же не лейтенант…