Когда я проснулся, то решил, что еще сплю. Я настолько привык просыпаться в самых неожиданных местах рядом с Малефиком, что проснуться на таких родных шелковых простынях и встретиться взглядом с учителем казалось пасторальной картинкой из прошлого. Я закрыл глаза и снова открыл их. Нет, даже если зрение мне врет, то тактильные ощущения не обманешь – его тонкие пальцы и в самом деле гладят мои волосы, следов вчерашнего уже нет, и улыбка такая же теплая и загадочная, как раньше… Долгих пять лет назад.
Я внезапно почувствовал себя мальчишкой – мне так показалось, хоть я и не понмю, каково быть ребенком – и я со счастливым визгом повис на шее Ромео. Он расхохотался и крепко обнял меня. Да, без сомнений, я уже не сплю. Даже во сне невозможно так полно прочувствовать радость встречи после долгого расставания.
Наконец он мягко отстранил меня, поцеловал в лоб и произнес:
- Спасибо.
Меня привел в такой восторг его голос, что я долго не мог понять, о чем он.
- Боже мой, ты про вчера? Это ерунда, я перед тобой в неоплатном долгу. Я обязан тебе жизнью.
- Похоже, и я тебе…
- Но ты расскажешь, что произошло?
- Конечно, но позже. Когда все будут в сборе.
Привести в чувство обескровленно вампира – непростая задача. Для нормального функционирования нужно не так уж мало живой крови, и мы провозились от заката до полуночи, прежде чем Мишель и золотоволосая девочка уселись на диван в гостиной, всем своим видом показывая, что они готовы слушать. Я отдал Ромео столько крови, что едва не потерял сознание сам, но благодаря этому он чувствовал себя так же прекрасно, как и в день, когда мы расстались.
Новости оказались не самыми приятным. Стоит начать с того, что Инститорис пропал. Вообще пропал, он не возвращался с тех пор, как мы трое ушли на восток. Вряд ли он заблудился, его обучение включало ориентировку на местности или что-то подобное. Но что с ним могло случиться? Оставалось предположить только самое худшее – нашего друга уже нет в живых. Вмешательство Совета выглядит фантастически, но у них хотя бы есть к нему счеты за предательство, а другую версию я даже не смог придумать, как ни старался.
Рауль заходил в течении этих лет довольно часто, хотя ничего особенно не рассказывал, он вообще всегда отличался скрытностью, а уж когда рядом не было его любимого ученика, и вовсе казалось, что он зашел поболтать из вежливости. Малефик признался, что не чувствует его присутствия уже давно. Раньше он предполагал, что это из-за расстояния, но и теперь он не может позвать учителя.
Ну а самым загадочным были причины ситуации, которую мы тут застали. Судя по количеству пыли, кторая здесь собралась, все трое пробыли без сознания минимум несколько дней. Конечно, большую часть пыли просто нанес сквозняк, но она бы не легла таким ровным слоем меньше чем через трое суток. Некто, кому нужна была кровь, поступил по-варварски: попросту ворвался в дом, напал, сделал свое черное дело и скрылся. В доме ничего не пропало, здесь ничего не искали, ни одна вещь не была тронута – целью оставалась только кровь. Ни Мишель, ни Ромео, ни тем более девочка-подросток не запомнили почти ничего из внешности вандала, точно можно было сказать только то, что он очень сильный – мой учитель не смог оказать ему ни малейшего сопротивления, несмортя на свой стаж и опыт. Судя по рассказам пострадавших, кровь он выпил, но на самом деле это не факт – разорвав горло зубами, он мог выпить часть, а остальное унести с собой. В доме крови почти нет, значит, так или иначе она была необходима. По крайней мере, можно предположить, что в поступках неизвестного нет личных мотивов.
- Ты говоришь, как детектив из дешевого фильма, - как всегда искренне прокомментировал Малефик, выслушав мои соображения о произошедшем. – Я думаю, все было проще: нападавший был невменяем, напал, загрыз, выпил кровь и ушел по-английски. Есть даже вариант, что он не знал, что они не умерли, другими словами – даже не подозревал о том, что они – вампиры или не понимал сути их существования.
Все задумались.
- Это вариант, - наконец признал Ромео. – Хотя как в таком случае ты объяснишь, что он так легко с нами справился?
- У меня есть две версии, - подал голос я. – Во-первых, все помнят о том, что я, еще будучи человеком, сумел также убить и обескровить троих вампиров, так? – Я обвел присуствующих взглядом. Ромео смотрел в пол, Малефик внимательно слушал, стараясь ничего не упустить, Мишель откровенно скучала, а девочка смотрела на меня во все глаза, как будто я рок-звезда, а она – восторженная фанатка, которая не в силах поверить своему счастью. Мне даже стало как-то неудобно под ее взглядом. – Правда, никто до сих пор не знает, как мне это удалось, но раз так – есть вероятность, что некто решил повторить мой подвиг. И если он преследует аналогичные цели – скоро в городе появится еще один вампир, не намного слабее нас.
- Звучит не слишком оптимистично, - с сарказмом заметил Малефик. – А как насчет второй версии?
- Вторая версия – мы столкнулись с чем-то, в принципе отличным от нас, но оно питается кровью, как и мы. Возможно, если нам нужна кровь людей, ему нужна кровь вампира…
- Это сраная фантастика, - грубовато перебил Малефик. – Так не бывает. В конечном счете кровь вампира и человека взаимозаменяема!
- Это всего лишь версия, - скромно напомнил я. – А у тебя есть идеи?
Он пожал плечами.
- Оборотень.
Мы все вздрогнули и обернулись. В дверном проеме стоял Рауль. Живой, невредимый, чуть более подавленный в противовес обычному спокойствию – но тем не менее это был он.
Пластичное лицо Малефика оживила неожиданная гримасса детской радости. Взвизгнув, он в три прыжка достиг двери и повис на шее своего наствника. Рауль сдержанно обнял его, но уголки его губ дрогнули – он явно прятал улыбку, слишком неуместную в данной ситуации.
- Учитель… С тобой все в порядке!! – Счастливо кричал эмоциональный химик и целовал его лицо – лоб, переносицу, резковатые скулы. Со стороны это выглядело забавно – ученик был на голову выше учителя, и тот едва удержался на ногах.
- Хватит… Хватит, мой дорогой, я тоже рад тебя видеть. Сядь, я не закончил.
Краем глаза я заметил, как Ромео спохватился и нахмурил брови, хотя готов поклясться, что секундой раньше он улыбался, наблюдая встречу Рауля с учеником.
Безусловно, Маелфик не устает меня удивлять – его настроение меняется, как погода на море.
- Поясни, что ты подразумевал под словом «оборотень», - мягко, но настойчиво напомнил Ромео.
- Только то, что я сказал. Друг мой, ты состоял в Совете, неужели ты не знаешь, что оборотни – это существа, пораженные страшной болезнью: с каждым восходом луны…
- Да помню я, помню, - раздраженно перебил его мой учитель. – И ты вспомни, сколько лет я провел на должности библиотекаря. Только я всегда относился к этим историям, как к делам давно минувших дней. Разве оборотней не истребили еще до Томаса Эдисона?
- Выходит, что нет. Я давно подозревал, что здесь есть что-то… Что-то такое, с чем я никогда не имел дела. Мне даже пришлось закрыться, на всякий случай, если это что-то может меня почувствовать.
- Так вот почему я не мог до тебя достучаться! – Малефик возмущенно отвесил Раулю легкий подзатыльник.
Тот перехватил его хрупкое запястье и продолжил:
- Разумеется, если бы обротничество не прекратило свою подрывную деятельность, кому, как не нам – вампирам, их прирожденным идейным врагам – об этом знать? Оборотень не может быть аккуратен, он почти не соображает, стоит ему превратиться, и известия о таких случаях сразу же вызвали бы тревогу Старейших. Но нужно помнить, что оборотничество – это вирус, заразная болезнь, передающаяся через кровь, путем половых контактов, через любые человеческие телесные жидкости, включая слюну.
Тут мне в голову пришла одна мысль, и я испуганно покосился на Ромео, словно ожидая, что он на меня сейчас кинется. Наверное, я слишком откровенно побледнел, так что он успокаивающе сжал мою руку и пояснил:
- Вампир не может этим заразиться. Вечная жизнь обусловлена невосприимчивостью к болезням, это проверено многими поколениями таких, как мы. С нами все будет в порядке, ты же видишь – все мои раны зажили, и я такой же, как раньше.
- Верно, - согласился Рауль, но тон его был подозрительно зловещим. – Заразиться этой болезнью мы не можем, но кто сказал, что обротни не могут нас убить? Сейчас он всего один, но каждый человек, вступивший с ним в контакт, до превращения или после, подвержен опасности заражения. Истории известны случаи, когда популяция оборотней разрасталась и они начинали просто слепо убивать нас, вкладывая в это простое действо такую ненависть, что понадобились немалые усилия, чтобы останавливать эпидемию. Оборотень гораздо сильнее вампира, это правда, но и куда более уязвим. Об этом надо помнить.
- Кроме того, люди, - подал голос Малефик, - люди тоже в опасности. На них, конечно, можно было бы наплевать, но они жизнь – для нас и потенциальные родичи – для оборотней. Оборотни едят любое мясо, пьют любую кровь, но им необходима компания таких же, и для защиты, и для того, чтобы не стать животными до конца.
- А откуда такая ненависть?
Я даже вздрогнул. Таким неуместным показался мне звонкий детский голосок среди этого жуткого разговора. Девочка не выглядела ни испуганной, ни растерянной, похоже, она нас даже ни капельки не стеснялась. Кто же она все-таки такая?
- Я потом расскажу, - тихо ответил Ромео (сволочь, он снова читает мои мысли! Господи, как же я по нему соскучился…). – Видишь ли, моя милая, мы настолько разные с ними, что этот диссонанс застявляет оборотня испытывать слепую ненавитсь, едва он сталкивается с вампиром. Он может даже не знать, кто перед ним, но у него есть шестое чувство, которого нет у нас – звериное чутье. Понимаешь, и оборотень, и вампир были когда-то человеком, они оба – сверхлюди, неестественные создания. На этом наше сходство и заканчивается. Помнишь, я рассказывал тебе о падении Совета? Старейшие не были даже в сотую долю так жестоки, как самый распоследний оборотень. Он хуже зверя, он вбирает в себя самое худшее, что есть в звере и человеке, он не контролирует себя, он убивает и получает удовольствие от причиняемой боли, смерти, крови. Каждый из нас, убивая, испытывает совершенно иные чувства – природная склонность к садизму смешана у нас с мазохизмом, нас заполняет страсть к эстетике, красоте, мы действуем неспеша, изощренно, раздумывая над каждым шагом и получая удовольствие от каждого действия. Это, конечно, не закон, все мы разные, но каждый вампир хотя бы раз в жизни ощутил муки совести за совершенные убийства. Оборотень мыслит по-другому: ночью его преследует жажда крови и голод, днем – страх и ужас перед восходом луны, жизнь таких больных – абсолютный кошмар. Смерть для них – милосердие. Последний из виденных мною обротней умер у меня на руках, перед самым рассветом, и за минуту до смерти он стал человеком. Я бы сам не поверил, если бы мне это рассказали, но последними его словами была благодарность.
Нашу же жизнь я бы не назвал кошмаром. Конечно, чтобы привыкнуть, нужна стойкая психика. Но ведь мы все здесь так или иначе счастливы, так? – Вопрос не требовал определенного ответа, Ромео выдержал вежливую паузу и продолжил. – Мы любим друг друга, нам известна радость встречи и светлая грусть расставания с себе подобными. Это мука для больного оборотничеством – видеть словно свой негатив в наших лицах.
- Спасибо, я поняла.
Боже мой, какой тон! Девочка выглядит на четырнадцать, а говорит, как магистр философии. Определенно, нужно будет хорошо потрясти Ромео на предмет ее личности. Хотя насколько я знаю этого старого лиса – он будет говорить загадками и выкручиваться, даже если скрывать особенно нечего.
За разговорами мы едва не встретили рассвет. Пришлось оборвать обсуждение и разойтись по комнатам. Ромео задержал меня, поймав за рукав.
- Ты будешь спать со мной, как раньше, или хочешь спать в отдельной комнате наверху?
- На меня даже не смотри, я сегодня буду у Рауля, - замахал руками Малефик. Впрочем, я на него и не смотрел, я уже мысленно был там, где засыпал с такой шикарной гаммой самых разных мыслей и эмоций, но неизменно рядом с первым вампиром, которого я встретил. Черт, в путешествии я приобрел кучу вредных привычек, в частности, придется снова отучать себя спать при полном параде. Честно говоря, ненавижу гладить. Хотя здесь этим всегда занималась Мишель. Кстати, сегодня она не проронила ни слова, даже формально типа «как прошли последние пять лет?». Похоже, она по-прежнему считает, что я отобрал у нее учителя. Что ж, я в последнее время тоже был от нее не в восторге.
Старый добрый подвал. Никакой постели здесь никогда не было – просто несколько слоев байковых одеял на полу. Я обычно забирался между вторым и третьим, если мне казалось, что я замерз, или спал прямо посреди комнаты, уютно свернувшись калачиком.
Думаю, сегодня я поступлю по старой традиции – не раздеваясь, упаду прямо на одеяла и усну раньше, чем прикину, ушибся ли я чем-нибудь или нет.
Заснуть сразу мне не удалось. Поэтому я слышал, как не спеша Ромео укладывается рядом, как обнимает меня за плечи, даже слышал, как тихонько сомкнулись его ресницы. Я подвинулся поближе. От него пахло все так же, как и в тот день, когда мы встретились. Правда, тогда мне казалось, что от него вообще ничем не пахнет, но на самом деле не было только самого главного запаха – человеческой кожи, волос, пота, чем еще обычно пахнет от людей. Зато был (и есть) запах пыли, озона, сырости, чего-то легкого, приятного, возможно, это одеколон или, к примеру, шампунь… Что бы это ни было, его запасы были поистине неисчерпаемыми, потому что этот запах сопровождал учителя уже больше пяти лет. Боже, эти пять лет дались мне слишком дорого. Этот срок словно вычеркнул что-то важное из моей жизни и привнес новый кошмар, из-за которого страдают и дорогие мне… люди. Если они люди.
- Так что, рассказать тебе историю Златы?
Я вздрогнул от неожиданности – третий раз за ночь.
- Ты еще не спишь? – Вообще-то я провалялся уже довольно прилично и никак не мог взять в толк, почему сознание никак не хочет отключаться.
Ромео как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
- Злата – эта та девочка-подросток, которая здесь живет?
- Она наша дочь.
Я молча переварил информацию.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Моя. Твоя. И еще Малефика. В ней текут все три наших крови. И ее собственная, ведьмовская кровь.
Мое сознание никак не хотело принимать реальность происходящего. Накорнец до меня дошло, и я с облегчением спросил:
- Так ты взял нашу кровь для Ритуала?
- Верно.
Облегчение пришло и ушло. Я неожиданно понял, ЧТО это значит.
- То есть ты… ее… это самое… - Подходящие слова как-то не приходили на ум.
- Ну, если в общих чертах, то именно так я и поступил.
- !!! Изверг! И ты так спокойно об этом говоришь? Я надеюсь, она была при смерти, или безнадежно больна, или обречена, или что-то в этом роде?
- Нет.
- Нет?! Ты убил ребенка, ты понимаешь это? Больше чем убил – я уже не протестую против того, что ты пьешь кровь детей, но какого дьявола ты обрек ее на это?
- Ты все сказал? А теперь послушай меня. Да, представь себе, я отобрал девочку у родителей, я убил ее и влил в ее жилы ту волшебную смесь, что так преобразила меня, и тебя, и всех, кого ты знаешь и любишь. А знаешь, почему я это сделал? Она меня об этом попросила. Она прекрасно знала, на что идет, я отговаривал ее, как мог, но в конце концов это ее судьба и ее выбор. Она была четырнадцатилетней девочкой тогда, она не изменилась внешне, но внутренне она уже гораздо старше, чем была бы, останься она в живых.
- Как ты вообще с ней связался? Я думал, тебя интересуют только мальчики.
- Издеваешься? – Абсолютно беззлобно. У меня просто руки опускаются, когда он так говорит. Воистину, этот вампир умеет с честью нести свой комплекс Лолиты. – Она была моей ученицей. У этой девочки – самый огромный магический потенциал, какой я только видел. Она потрясающа. Неужели ты думаешь, что я мог позволить ей состариться и умереть, когда сейчас она достигла уровня мастерства выше моего?
- Все понятно. Это ты ее подбил. Господи, какой же ты бесчувственный эгоист, - с чувством сказал я и поцеловал его. А вот и еще один знакомый запах – его дыхание по-прежнему пахнет яблоками. Интересно, он только их и ест на проятжении всей своей длиннющей жизни? Судя по великолепному внешнему виду, именно так он и поступает.
Разговор так и не воскрес. Мы слишком давно не виделись. Снова пролилась кровь, как в старые добрые времена, и я цедил ее по капле, опасаясь, что надолго не хватит, и старался дышать как можно глубже, словно надеясь, что его запах осядет в моих легких и останется там, когда вечером он уйдет.