Я проснулся, но глаза открывать не стал, так как кто-то был рядом. Я смутно чувствовал прикосновение чужих пальцев к моим волосам. Прикосновение не казалось враждебным, и я успокоился. Наверное, у меня уже что-то с психикой - боюсь абсолютно всего. Особенно боюсь заснуть и не проснуться... Ромео рассказывал, что вампир абсолютно беззащитен, когда спит. С ним можно делать все, что в голову взбредет, как с тряпичной куклой. Вот и сейчас какая-то зараза...
...Я открыл глаза. Так и есть - легок на помине: Ромео проснулся, естественно, гораздо раньше, но вместо того, чтобы незаметно исчезнуть, как он делает уже много ночей подряд, сидит рядом на полу, подперев подбородок рукой, пустой взгляд устремлен вдаль, и задумчиво накручивает мои волосы себе на палец. Я перевернулся на спину, но вставать не стал. Ромео очнулся от своих мыслей и перевел взгляд на меня.
- Доброе утро, - поприветствовал я его.
- Добрый вечер. Который час?
- Около половины девятого.
- А почему ты здесь?
- Что? - Вопрос, казалось, застал его врасплох.
- Ну, обычно тебя здесь уже нет, когда я просыпаюсь.
- Ах, вот ты о чем... Я хотел сказать, что больше на тебя не сержусь. Я не знаю, что толкнуло тебя на это... Но ты был прав - из тебя получился великолепный вампир. Ты быстро всему учишься, впереди у тебя вечность - о чем еще можно мечтать?
- О верной спутнице жизни...
- О, напомнил. Твоя спутница, по-моему, нездорова.
- Она не моя спутница. Возьми ее себе, если хочешь.
- Мишель сказала, что она почти ничего не ест и все время молчит, - Ромео игнорировал мое замечание. - Мишель до сих пор ни слова от нее не добилась. Хотя она все понимает - кивает головой, если ей что-то говорят. Много спит.
- Конечно, а чего ты ожидал? Вспомни, сколько крови она потеряла. Разумеется, она нездорова. Вот что, не смей больше пить ее кровь, - неожиданно для самого себя возмутился я, - ты ее совсем в гроб загонишь. Никто не заслуживает такой жизни, хоть я и не знаю, что она за человек. Если хочешь - я буду каждый день приводить тебе новых людей, но убивай их, пожалуйста, сразу.
Брови Ромео пополли вверх. А меня уже понесло:
- Ты слишком жесток по отношению к людям! Ты, наверное, забыл за свои сотни лет, что такое боль? Ты хоть помнишь, что такое страх? Ты ведь сам был таким же! Они не консервы и не аккумуляторы для твоей вечной жизни! Ты убиваешь ради удовольствия! Как это... низко!
Я остановился, чтобы отдышаться. Иногда я ловил себя на том, что вообще забываю дышать, но в припадках ярости мне всегда не хватает воздуха.
- Да... И не смей трогать меня, когда я сплю.
Удивленное выражение на лице Ромео сменилось обиженным. Он молча поднялся, развернулся и вышел, не удостоив меня ответом. Похоже, последний запрет вывел его из себя. Неожиданно у меня поднялось настроение. Значит, можно и тебя расстроить, невозмутимый ты наш! Будем знать.
Про убийство ради удовольствия я, конечно, ляпнул глупость. Сам такой.
В прекрасном расположении духа я поднялся наверх, зашел на кухню, где Мишель что-то готовила, игриво поцеловал ее в щеку и мимоходом сунул нос в открытую бутылку вина на столе. Крепленое...
- Что это с тобой? - Удивилась Мишель. - Ты п'осто... светишься! - Щеки у нее мило покраснели. Что мгновенно возбудило во мне аппетит. Я отвернулся, не желая невольно причинить ей боль.
- Да так... настроение хорошее. - Я все-таки приложился к бутылке, вышел в коридор и, напевая, начал одеваться перед зеркалом. Мишель вышла следом, вытирая руки кухонным полотенцем. Она выглядела взволнованной.
- Ты куда-то соб'ался?
- Да, а что, не видно?
- Если не сек'ет, куда?
- Ты уверена, что хочешь это знать? - Я весело подмигнул. - Хочу живой крови. Надоели ваши алкогольные традиции.
Мишель пожала плечами. Она явно не разделяла моего энтузиазма.
- 'омео гово'ит, что к'овь с вином лучше усваивается. Кстати, он сегодня встал очень поздно, какой-то м'ачный, на кухню даже не заглянул, сел за пианино и 'азучивает какую-то композицию. Не знаешь, что с ним?
Я фыркнул, но отвечать ничего не стал.
- Когда ты ве'нешься?
- Часа через полтра-два.
- Ого, почему так много?
- Воздухом хочу подышать. - Я выскользнул за дверь, чтобы избежать лишних вопросов.

Я не спеша шел по улице. Душа просто пела. Не знаю, почему, но этот эпизод с Ромео меня очень порадовал. Он всегда был таким спокойным, а сейчас, похоже, я нашел способ его расшевелить. Наверное, меня слишком затронул его поцелуй. Взял моду – целовать меня, когда вздумается, прикрываясь непонятными традициями.

Позже, когда я утолил первый голод, меня начала мучить совесть. Ну в самом деле, почему Ромео так меня бесит? Он, по сути, спас мне жизнь, помог выяснить, кто я, показал, как себя вести, чтобы выжить. Он учил меня охотиться, он рассказывал мне об анатомии человеческого тела. Он приютил меня в своем доме. Ради меня он встал поперек дороги огромной армии вампиров! Ну ладно, не совсем ради меня. И сегодня он приходил простить меня и помириться... Он всегда так доброжелательно относился ко мне... Тем не менее где-то в глубине души я его ненавидел. Не знаю, за что. И обожал, и ненавидел.
Сжимая в объятиях какую-то случайную девушку, я осторожно целовал ее шею, словно раздумывая, лишать ее жизни или нет, хотя вопрос был решен, и вновь вспоминал Ромео. Сегодня он остался со мной - впервые с тех пор, как я сплю в его доме. Зачем он это сделал? Почему больше не злится на меня? Он ведь смотрел на меня, как на чудовице, что заставило его изменить мнение? И почему, твою мать, он так нежно гладил мои волосы?! Влюбился, что ли? Я нервно и совсем не весело рассмеялся, чем напугал девушку почти до обморока.
- Все в порядке, милая, - прошептал я, коснулся ее языком, а потом медленно вошел в теплую, податливую плоть...

Сокрыв все следы моих сегодняшних преступлений, я неторопливо возвращался обратно. Вообще-то мне совсем не хотелось сейчас видеть Ромео, не уверен, что смогу хотя бы смотреть ему в глаза, но мелкий дождик уже успел намочить меня целиком, и я испытывал смутный дискомфорт, схожий с чувством холода.
- Закурить не найдется?
- Что? - Совершенно искренне переспросил я. Надо же, так задумался, что натолкнулся на какого-то парня в кожаной куртке. Я внимательней осмотрел его и поморщился - почему-то недолюбливаю лысых...
- Говорю, закурить есть? - Повторил он. Теперь я разглядел и тех троих, что стояли у него за спиной. Один ненавязчиво держал руку за пазухой - видимо, кастет, а у второго очень уж откровенно оттопыривался рукав - не иначе, бита. Третий выглядел вполне обычно, но думаю, он тоже пришел не с пустыми руками.
- Нет, ребята, я не курю, - угрожающе прошипел я и сжал кулаки. Отточенные ногти больно впились в ладони. Если эти чертовы наркоманы не развернутся и не побегут прямо сейчас - от них останутся только мокрые пятна, которые к утру смоет дождь... Интересно, почему я решил, что они наркоманы?
- Тогда хоть подскажи, как пройти к библиотеке, - да он смеет ИЗДЕВАТЬСЯ!
Больше ничего вякнуть лысый не успел, потому что я мгновенно заехал ему коленом в солнечное сплетение и, похоже, приклеил пупок к позвоночнику. Он умер почти сразу, изо рта обильно полилась темная кровь. Труп осел на землю. Бедолага, он был так уверен в себе... Надо же было так ударить. Похоже, все его внутренние органы превратились в одну сплошную жижу.
Хулиганы замерли. У одного даже отвисла челюсть. Слишком нарочито я продемонстрировал свою силу. Ну, извините, не сдержался...
Через пять минут все было кончено. Я ломал ребра, шеи и руки, разрывал руками и зубами кожу вместе с мясом и ни на секунду не остановился глотнуть их крови, опасаясь, что уцелевшие убегут. Теперь я стоял, тяжело дыша, мои руки были до локтя сплошь испачканы кровью, кровь стекала на ботинки, а асфальт в радиусе пяти метров был покрыт сплоной кровавой лужей, которую неспешно разносил дождь. Убегать было не то что некому - нечему... Я упал на колени и расплакался. Я плакал горько и безутешно, не пытаясь сдерживаться, и мне было плевать, если кто-то слышал...

Я вошел, стараясь действовать максимально тихо. Мне было невыносимо стыдно - за то, что обидел Ромео, за то, что накричал на него, за то, что перепугал, а затем убил нескольких невинных людей, за то, что изорвал на кусочки этих хулиганов - даже за это мне было стыдно. Я слишком жесток... Наверное, Ромео прав, я в самом деле чудовище.
Незаметно скользнуть в ванную не получилось - меня встретили уже в прихожей. Ромео, хоть и удивился, но виду не подал, а Мишель завизжала так пронзительно, что я думал - стекла полопаются. Впрочем, даже мне не под силу закричать так, чтобы полопались стекла.
- Что случилось? Ты вст'етил кого-то из НИХ, да? Ты 'анен? Тебе больно? Как ты себя чувствуешь? Что с тобой? Почему ты не отвечаешь? - Из нее сплошным потоком посыпались вопросы.
- Успокойся, - остановил ее Ромео, - это человеческая кровь. С ним все в порядке, он просто... хорошо поразвлекся, - подобрал он самую неудачную формулировку из возможных.
Мишель замолчала, оборвавшись на полуслове, кинула на меня еще один испуганный взгляд и убежала к себе. Ромео, не говоря ни слова, помог мне снять мокрый и грязный плащ и проводил в ванную. Прислонившись к косяку двери, он молча наблюдал, как я раздеваюсь. Почему-то я его совершенно не стеснялся. Да и есть ли смысл вампиру чего-то стесняться?
Теплая вода принесла очищение. Я смывал с себя все, что испытал сегодня. Вода в ванной окрасилась в темно-красный цвет. Когда я отдернул шторку, Ромео уже ушел, а на стиральной машине лежала моя чистая одежда, сложенная аккуратной стопкой. Не иначе как Мишель позаботилась.
Я оделся и с виноватым видом отправился на кухню, намереваясь высказать ей все, что наболело.
Мишель мыла посуду. У нее странный режим питания - живя с нами, она спит в основном днем, а завтрак у нее приходится часов на пять утра. Стоило посмотреть, как она швыряет тарелки в раковину - никаких слов не надо, чтобы показать свое возмущение.
- Прости, если напугал, - начал я. - Я знаю, я сегодня не очень вежливо поступил с тобой... Я был сам не свой, так уж получилось. Извини.
- Извиняйся пе'ед 'омео, - отрезала она. Еще одна тарелка полетела в раковину, подняв целый взрыв мелких мыльных капель. - Я не знаю, что ты с ним сделал, но в таком состоянии я его еще не видела. Он сидит за пианино и вымещат свою злость на инст’ументе. - Она повернулась ко мне спиной и швырнула еще одну тарелку, показывая, что разговор окончен.
Совсем сникший, я отправился к Ромео.
Он и в самом деле сидел за пианино. Окна открыты нараспашку, ноты разлетелись по всей комнате, а он сам бьет по клавишам так сильно, что я невольно испытал уважение по отношению к создателям выносливого инструмента. Я опустился на корточки рядом с ним. Удары по клавишам стали чуть-чуть мягче.
- Ты что-то хотел? - Просто волна ледяного презрения.
- Я хотел извиниться.
Музыка оборвалась, но тонкие бледные пальцы подрагивали над клавишами, готовые в любой момент продолжить.
- Прости меня. Я понимаю, что неправ. Забудь все, что я наговорил вечером. Я многим обязан тебе, - слова давались мне с трудом, но я боялся остановиться. - Сейчас я сам себя ненавижу. Я убил семерых сегодня - слышишь, семерых! Я даже не уверен, стою ли я того, чтобы оставаться с тобой. Ты можешь выгнать меня прямо сейчас, если хочешь... я пойму. Ты вправе меня презирать. Теперь я знаю, кто я. Я действительно то бесчувственное существо, которое провело Ритуал, пусть даже я этого и не помню.
Я положил голову ему на колени. Из глаз катились слезы, я не мог остановить их, моих сил едва хватало на то, чтобы не разрыдаться. О, как же я себя ненавидел!
- Перестань, - хрупкая рука неуверенно коснулась моих волос. Голос уже был не таким холодным - это вселяло надежду. Если бы он изгнал меня - клянусь, я бы не стал спорить ни словом.
- Можешь прикасаться ко мне, когда захочешь, - в порыве вдохновения прошептал я сквозь слезы.
- Формалин, - прошептал он мое имя, поднял меня с пола и заключил в объятия. Я уже рыдал в голос на его плече. - Ты же знаешь, что я прощу тебе все, что угодно, и пользуешься этим, бессмертный дьяволенок. Что ты натворил сегодня? Я ясно видел на твоих щеках следы слез. Что случилось? Откуда столько жертв? Я не верю, что тебе необходимо столько крови.
Я разрыдался еще громче. Прерываясь, я сбивчиво рассказал ему, что произошло сегодня ночью. Я рассказал ему о девушке в слишком легкой для такой погоды куртке, о четырех наркоманах, изорваных мною в пыль, о том, как я плакал, стоя на коленях посреди кровавой лужи, окруженный ошметками четырех здоровых молодых парней. Он слушал внимательно, мягко поглаживая меня по спине, и мне казалось, что мир взорвется, если он отпустит меня... Дьявол, сейчас-то я понимаю, что он всего лишь использовал на мне свое обаяние, сейчас я ненавижу его так же, как и прежде, ну, может, чуть меньше, но тогда... тогда я готов был отдать за него жизнь. От него исходили волны всепоглощающей любви и прощения, как от святого, и я словно грелся в его свете, вновь и вновь переживая события этой ночи. Я впервые за всю историю наших отношений позволил себе заснуть, лежа рядом с ним, обнимая его, прислушиваясь к тихой пульсации его вампирской крови. Я почти любил его.