Этот день следовало бы выделить в дневнике красной краской. Увы, я не нашел у себя подходящих материалов. Возможно, стоило бы использовать человеческую кровь, но ночь почти закончилась, а я очень многое хочу описать…
На закате я, как всегда, поднялся, надел новую, чистую одежду и вышел на улицу. Меня что-то смутно беспокоило, как если бы в воздухе витал какой-то необычный запах. Но, сколько я не принюхивался, чувствовал только запахи людей, их духов и косметики, волос и одежды. Также я ощущал запах влажной земли и травы. Ночь была великолепная. Шел мелкий дождь, но не было и намека на ветер. Мне захотелось прогуляться где-то, где есть деревья.
Я перешел на быстрый шаг и вскоре добрался до ближайшего парка, где вечерами собирались влюбленные. Мне не раз приходилось утолять там жажду (или голод? Я не знаю, как это правильнее назвать. На самом деле это ощущение отлично от того и другого), сжимая одной рукой талию девушки, а другой охватывая плечи ее любовника. В такие ночи я получал массу удовольствия, но, к сожалению, охотиться в этом парке постоянно было бы глупо. Но сегодня я решил устроить себе маленький праздник.
Я старался не ходить по центральной аллее, так как она была ярко освещена. Поэтому я свернул на какую-то тропинку, намереваясь выйти к укромной дорожке, где стояли скамеечки и в поздний час всегда можно обнаружить какую-нибудь парочку, самозабвенно предающуюся любви. Они даже не замечали моего приближения, и часто я досматривал действие до конца, прежде чем разорвать их идиллию. Я не испытывал ни малейшего возбуждения, но приятно было смотреть на их разгоряченную кожу и думать, что всего через несколько минут я ее прокушу.
Увы, сегодня я не ощущал ни малейшего запаха людей, тем более что в такие моменты он становится особенно сильным. Тем большим было мое удивление, когда я увидел спину мужчины, который легким пружинистым шагом шел по дорожке. Он был одет в нечто длинное и черное, вроде развевающегося плаща, с красным подбоем, как у Воланда. У него были длинные прямые серебристо-серые волосы, скорее всего, седые, издалека я не разобрал, их трепал ветер. В руке он держал зонтик-трость, видимо, очень дорогой, с лакированной деревянной ручкой, которым он слегка помахивал на ходу.
Он был немолод, но строен, подтянут и, видимо, совершенно здоров. Во всяком случае, в нем не наблюдалось и намека на какую-либо болезнь. Я был восхищен. Мне хотелось догнать его, развернуть к себе лицом, убедившись, что оно прекрасно, и прижать к себе сильно, но осторожно, чтобы не сделать больно и ничего не сломать, - а потом выпить его кровь, всю, до последней капельки, а тело бережно уложить в землю. Да, я похороню его на самом старом кладбище, под самым красивым памятником. Я выберу самого прекрасного скорбного ангела с лицом, испещренным трещинами, достойного хранить рядом с собой этот труп.
Охваченный желанием получить его прямо сейчас, всего без остатка, я бросился бежать, не задумываясь об отсутствии запаха, о бесшумности шагов, об общем очаровании этого человека. О, как же я его хотел! Я догнал его и развернул к себе. И увидел гладкую белую кожу, совсем как у меня, но украшенную едва заметными морщинками, спокойные серые глаза, большие и загадочные, с длинными прозрачными ресницами. Он улыбнулся, открыто и доброжелательно, и я увидел его клыки – такие же узкие, но гораздо длиннее моих. Вне сомнений, я встретил себе подобного.
Я был настолько поражен, что застыл, не в силах что-либо сказать, все так же прижимая его к себе, не в силах отвести взгляд от его лица, прекрасного и спокойного. Его кожа походила на белый атлас, чуть примятый неосторожным обращением. Неожиданно он тоже обнял меня, прижал к плечу, по-отечески ласково. Я расплакался. Я плакал безутешно, исключительно от счастья. Я был действительно счастлив встретиться с ним, и не имело значения, что я не знаю даже его имени, не знаю, что от него ожидать, не знаю, почему он обнимает меня сейчас, когда мне это так нужно, как не имело значения и то, что он был… прекрасен. Да, я понял это сразу. Он нравился мне больше, чем кто-либо еще за всю мою жизнь – и то время, что прошло после смерти. Подумать только, он ведь был не прекрасной юной девушкой, а мне теперь все равно…
Мы говорили с ним до самого рассвета. И только когда он распрощался со мной, легко поднялся и ушел, я опомнился. Я ведь ничего не узнал у него, даже его имени, не говоря уже о том, кто он, откуда пришел, где обитает, знает ли других нам подобных. Мы говорили о музыке и литературе, о религии и философии, о чем угодно, кроме того, что было важно. Меня охватила ярость. Я и сейчас в ярости, когда пишу эти строки, мои руки дрожат и я никак не могу заставить себя писать разборчиво. Подумать только, я встретил вампира, настоящего вампира, такого же, как я, и отпустил его, не задав ни одного вопроса! Я чувствовал себя идиотом. Увижу ли я его когда-либо еще?