Одна в жестоком мире.

Автор: DOOMer10

Фандом: Strike Witches

Жанр: Размышления, психологические

Рейтинг: G

Персонажи: Мияфудзи Ёсика

Статус: Закончен

От автора: Не ждите, что в этой части «шапки» я буду так уж многословен, ибо в этом случае, фанфик, попросту, будет неинтересно читать.

 Сегодня был О-Бон, и, по традиции, мы ходили на кладбище, где среди огромных, покрывшихся мхом и испещрённых трещинами могил наших предков и столь же старых, но куда более скромных по размеру надгробий семьи Сакамото есть одно совсем небольшое и совсем новое рельефное изображение Дзидзо сама ─ место последнего упокоения Мио семпай.

 Я хорошо помню тот день, когда в толпе мальчишек и девчонок, желавших изучать искусство владения мечом дома Мияфудзи (вернее, подчинившихся воле родителей, хотевших этого), увидела эти изумрудно-зелёные, добрые, но с какой-то сумасшедшинкой глаза. Почти сразу после этого я подумала о том, как, должно быть, тяжело этой девочке неподвижно стоять здесь, под лучами палящего солнца и при этом сознавать, что ещё не один и не два часа придётся находиться тут, не имея возможности ни перейти в тень, ни попить воды, ни даже просто, закрыться рукой. Причём, всё это ─ только для того, чтобы в лучшем случае тебя последующие несколько лет жестоко били бамбуковой палкой и заставляли также поступать с другими, а в худшем ─ ты с позором вернулась бы домой, не зная, как смотреть в глаза собственным родителям. Впрочем, несмотря на жалость к ней, равным образом, как и ко всем остальным детям, присутствовавшим на нашем дворе, у меня не возникало и мысли о том, чтобы каким-то образом облегчить их участь, ибо уж тогда в моём сознании прочно укоренились слова дедушки о том, что «Они сами пришли сюда, никто их здесь не держит, и если уж кто-нибудь из них, действительно, хочет учиться боевым искусствам, то он, по крайней мере, должен суметь простоять здесь часиков шесть ─ наименьшее испытание на пути достижения мастерства, через которое ему предстоит пройти, а если уж кто-то и на такое не способен, то зачем нам такой ученик?». И дети стояли, час, два, три… на четвёртом, когда жара, казалось, начала понемногу ослабевать, пятеро из них покинули двор, спустя ещё минут десять у трёх девочек случились тепловые удары, дедушка лично отвёз их в больницу, видимо, давая таким образом понять остальным, что их присутствие здесь совершенно его не интересует. Такой ход сработал, и меньше, чем за час, ушло ещё десять человек, а остальные стояли. На шестом часу начал накрапывать дождик, который, казалось, должен был принести облегчение, но, вместо этого, лишь спугнул половину из оставшихся детей. Ещё полчаса, и дождь превратился в ливень, в добавок к этому, наш водосток, как оказалось, засорился, и кандидаты в ученики стояли чуть не по пояс в воде. Прошло уже семь часов, и вот, наконец, осталась лишь та самая девчонка, на которую я сначала обратила внимание. Но и ей не спешили объявлять о пройденном экзамене. Меня уже отправили спать, в то время, как она всё ещё стояла на превратившемся в грязь белом песке заднего двора. И лишь утром я узнала, что в нашем додзе появилась ученица, что она на пять лет старше меня, и зовут эту девочку Мио Сакамото.

 История наших с ней отношений была похожа на что угодно, но только не на все те стандартные книжные главы и моменты из фильмов, где говорится о том, как после появления в доме нового обитателя дети сначала побаиваются его, потом ─ ненавидят, потом ─ не могут без него существовать (и, как один из вариантов, погибают, защищая его). Зная, что теперь она будет с нами жить долгие годы, я почти сразу полюбила её, как любила маму, «уехавшего» отца (которого, к слову, видела только на фотографиях), дедушку, свои игрушки, свой дом, своих подруг, вообще, всю свою жизнь. Мы никогда или почти никогда не ссорились, для чего у нас не было ни времени, ни поводов, ибо не так уж часто мы и виделись: Ёсика тян, которой прочили карьеру госслужащего и, потому, кроме школы заставляли посещать ещё кучу дополнительных занятий, обучая владению мечом лишь постольку, поскольку «каждый Мияфудзи, какой бы дорогой в жизни он не шёл, должен в случае необходимости уметь отстоять свою жизнь и честь при помощи вот этой штуки» и Сакамото семпай, основной смысл чьего пребывания в нашем доме заключался в овладении искусством кендзюцу, которой лишь два раза в неделю следовало заниматься по предметам школьной программы (для контроля над этой составляющей её обучения к нам раз в полугодие приезжал инспектор из министерства образования).

 Хорошо помню я и другой день, когда в присутствии почти полного состава кланов Мияфудзи и Сакамото, в обстановке торжественной и мрачной, будто пропитанной предчувствием грядущего несчастья, дед и Мио семпай взяли в руки бамбуковые мечи и, строго поклонившись друг другу, начали поединок, решавший, останется ли далее эта девушка в нашем додзе или получит право набирать уже собственных учеников. Большинство присутствующих, кажется, было настроено скорее на второе, чем на первое, иначе, как объяснить появление накануне этого дня в додзе Мияфудзи новенькой лакированной подставки с такой же новенькой, казалось, ещё хранившей в себе тепло кузнечного горна, катаной. Увы! этого оружия так и не коснулась рука той, кому оно было предназначено. С первых минут схватки юная Мио, казалось, во всём превосходила своего старого наставника, но вдруг, уже в самом конце этого своеобразного выпускного экзамена, когда исход боя, казалось, уже ни у кого не вызывал сомнений, старик, лишь желая подороже продать высокое звание мастера, нанёс своей ученице сильнейший срубающий удар, который она, несмотря на всю его мощь и стремительность, всё-таки сумела парировать, но бамбуковый «клинок», увы, оказался не таким прочным, как её тело и дух. В то мгновение, когда лучший удар лучшего из Мияфудзи был отбит, послышался треск, похожий на тот, что слышен при возникновении шаровой молнии, быть может, чуть менее громкий, но уж точно не менее страшный, ибо следующим, что увидели все присутствующие, была Мио семпай, навзничь распростёртая на татами с расщепленным концом деревянного меча, торчащим из правого глаза… Впрочем, это был ещё не конец. Несчастной девушке предстояло прожить ещё семь часов (неужели, боги тоже устраивают экзамен для людей, готовящихся вступить в их четрог?!), в которые вошли и время мучений в мчащейся по неровной и пыльной сельской дороге санитарной машине, и операция «на живую» (в те времена только начали проводиться эксперименты с местным наркозом, а от общего в таком состоянии она могла и не очнуться), и, казалось, бесконечная агония…

 В былые времена продолжением подобных случаев служила длящаяся годами, а иногда и веками кровная вражда, в наши дни на деда за такое, скорее, подали бы в суд. По счастью, не случилось ни того, ни другого. Объяснением этого может служить приход в наш дом прабабушки Мио семпай в траурном кимоно, вместо приветствия произнесшей лишь: «Мы не хотим, чтобы в вашей семье было такое же горе, как в нашей», после чего удалившейся.

 Но вот чего я уж точно не помню, так это того, как, потеряв ту, кого я вот уже много лет считала своей старшей сестрой, я вновь обрела её. Дело в том, что вскоре после гибели Мио Семпай, я увлеклась рисованием. Так как в то время на всём мире, от Токио до Вашингтона, и от Гренады до Волгограда, уже лежала тень жуткого монстра, которого историки и журналисты именуют Второй мировой войной, то в моём альбоме всё чаще появлялись рисунки юношей и девушек в гимнастёрках, мундирах и с оружием. И вот однажды, когда я, не желая ничего конкретно изобразить, взяла в руки карандаш… у меня получилась Мио Сакамото, не просто персонаж, той или иной чертой похожий на неё, а именно Мио Сакамото с катаной, которую она так и не взяла в руки, и белой повязкой на глазу, в которой её хоронили… И, разумеется, на этой сильной во всех отношениях девушке был китель старшего офицера.

 Очень скоро у неё появилось как начальство, так и подчинённые. Дело в том, что ещё когда ученица моего деда была жива, я начала переписываться с одной англичанкой по имени Линетта Бишоп. Старшие, желавшие подготовить меня к карьере чиновника, а в перспективе, быть может, и сотрудника посольства, не только не препятствовали мне в этом увлечении, но и всячески содействовали в нём. Они даже купили для моей заокеанской подруги билет на лайнер, дабы мы смогли увидеться. Так члены моей семьи вновь убили человека, который был дорог мне… Дело в том, что вскоре после отплытия корабля началась война и, находясь ещё в Северном море, пароход был потоплен немецкой подводной лодкой… А дальше… дальше девушки в этом отряде стали появляться всё чаще и чаще, благо, время этому очень даже способствовало. Француженка из старинного дворянского рода, на два года раньше положенного сбежавшая простой санитаркой на линию Мажино, откуда она так и не вернулась, три члена немецкой Девичьей Лиги, раздавленные толпой, желавшей воочию узреть своего любимого изверга-вождя, сирота-дочь итальянского революционера, растерзанная в СССР товарищами по детскому дому, прознавшими, что итальянцы ─ союзники «фрицев», дружившие между собой девчонки из пограничных советского и финского сёл, расстрелянные вместе со своими семьями за связи с «врагом», юная американская медсестра, заживо сгоревшая на своём рабочем месте во время налёта на Перл Харбор…

 Были и ещё, но эти десять особо дороги мне. И каждый вечер я спешу к себе домой, чтобы поскорее увидеть вас, жертвы жестокого мира, оказавшегося неспособным вас принять, посчитавшего вас лишними, мира, где все давно уже смирились с тем, что вас нет. Но я знаю, что вы есть, есть на той далёкой планете, в той параллельной реальности, где ваши страны не враги, где вы, не боясь наказания, можете быть подругами, где не ваша судьба будет зависеть от этого мира, а судьба мира будет зависеть от вас…

Конец?..