В колонках играет - Glenn Hughes - What Can I Do For Ya


Михаил Веллер: У нас ещё один звонок. Здравствуйте, говорите, пожалуйста.

Здравствуйте. Михаил Иосифович! Цветков Юрий Викторович из Перьми, здравствуйте!

Михаил Веллер: Здравствуйте.

Я хотел кратенько сообщить (поскольку время, я понимаю, мало) -- я в 15 лет вот этот вопрос пробивает. Мой вопрос в чём состоит -- я хочу, чтобы всегда была обратная связь между избирателями и депутатами, которых они избрали. Этого нет ни в нашем уставе, ни в конституции нашей страны. Скажите, пожалуйста, вот мой вопрос-тире-загадка: первое -- как Вы сами относитесь к этому; и насколько реально, пройдёт ли моё предложение. Там, где я живу, я недавно распространил тридцать бюллетеней вот с каким вопросом: согласны... тысячу бюллетеней!.. согласны ли Вы с тем, чтобы в Устав Пермского края было записано право избирателей давать оценку результату работы губернатора и законодательного собрания Пермского края не менее одного раза за их выборный срок юридически состоятельным путём. То есть, например, наряду со всеми традиционными бюллетенями на очередных выборах, будут оценочные бюллетени, в котором будет сказано -- я, Иванов Иванович, оцениваю работу губернатора или законодательного собрания на пятёрку, или на четвёрку, или на тройку -- со всеми вытекающими отсюда моральными и, может быть, материальными последствиями.
Вопрос -- как Вы сами относитесь к тому, чтобы такие нормы вносились, наши документы, и насколько реально?.. борюсь пятнадцать лет, как избиратель.

Михаил Веллер: Понятно, спасибо. Спасибо, ясно.
Сначала с конца. Я боюсь, что у Вас это не пройдёт. Что Вам откажут -- видимо, не в первый раз, да? за пятнадцать лет -- в самой вежливой форме под теми благовидными предлогами, что Вас благодарят за проявленную гражданскую инициативу. Что к Вашим ценным предложениям прислушиваются. Что аппарат администрации будет иметь ввиду проработать Ваши предложения. Что в них содержится интресное рациональное зерно. Что, правда, пока нигде в демократических странах, кажется, не принято потом депутатам, сенаторам, губернаторам и мэрам выставлять оценку их избирателями к концу их избирательного срока. Практики такой нету! Так что дело, тем более, малопроработанное, малоизученное, и знаете, под конец обычно все всегда бывают недовольны, кого бы ни избирали, а потом чаще всего им недовольны, и поэтому отметки будут нехорошие.
А на самом деле, конечно, всё это совершенно справедливо, и как я понимаю, когда человек приходит во власть, он начинает очень быстро меняться, ну неизбежно; он находится уже в другом социальном организме, и он начинает проникаться интересами вот этого вот другого социального механизма -- в армии армейскими, ну и так далее.
Если пытаться что-то там изменить, то во-первых, хорошо бы найти себе хоть маленькую группу единомышленников-товарищей (ну, хоть человека три-четыре); второе -- чтобы в этой маленькой группе был юридически грамотный человек (хоть один); и второе -- человек необыкновенной настырности (хоть один). Ну, я так понимаю, что если Вы занимаетесь этим пятнадцать лет, то настойчивость у Вас есть.
И тогда Вам придётся в существующие положения, инструкции и уставы самому, пока на уровне предложения, вносить эти поправки -- чтобы всё было уже готово, чтобы всё было уже сделано, что Вы конкретно "в статью такую-то, в раздел такой-то, в главу такую-то предлагаете внести в такое-то место такую-то формулировку" -- вот останется только взять и принять то, что Вы уже сделали. "Потому что если этого нету, то плохие последствия вот такие-то; а если это будет, то хорошие последствия будут вот такие-то." И вот когда всё уже разжёванное абсолютно, у людей будет лежать на столе, а Вы будете долдонить абсолютно во все уши, что это надо сделать -- вот тогда хорошо бы найти человека с определённой политической потенцией, политическим ресурсом, которого можно на будущие выборы, допустим, провести в депутаты; и внушить ему мысль, что если он будет бороться за эту поправку, то на этом он накрутит себе политический капитал, голоса избирателей будущих выборов, симпатии народные, он должен за это бороться, а когда придёт -- он должен это сделать, потому что иначе мы его отзовём, или вообще какими-либо легальными парламентскими способами покараем.
Вот тогда это можно проткнуть. Иного способа, к сожалению, я не вижу. Потому что когда люди идут наверх, работает закон трамвая -- мы уже вошли, закройте двери, мы хотим быть как можно бесконтрольнее, на чём вы и убеждаетесь все эти вот годы.
У нас следующий вопрос. Здравствуйте, мы вас слушаем.

---

Михаил Иосифович, вот чиновньичий аппарат многочисленный наш, который практически издевается над нами -- вынуждает людей давать взятки -- помимо всего этого обеспечил себе получение пенсии в размере 70% от зарплаты...

Михаил Веллер: Да.

...то время, как у остальных товарищей, трудящихся всех, пенсия в размере 25%, а сейчас ещё меньше, ещё уменьшается. По конституции у нас получаются равные права -- так какие-же это равные права-то?

Так, понятно. Какие равные. Отвечаю.
Не совсем равные. Вот такие равные. Дело в том, что много раз мы с вами говорили, что коррупция -- это отнюдь не российское изобретение, и что на свете ещё и славян-то не было, а коррупция уже была -- в древнем Египте, древнем Двуречьи, и так далее -- не говоря о древнем Риме. Самое печальное (и забавное) в чиновничьи, что. Если вы припомните (люди постарше помнят) Советский Союз (тот), человек был совершенно, полностью бесправен перед лицом государства. Ну, в общем-то, и сегодня так поглядишь -- так не на много лучше. Просто больше шансов удрать из-под этого государства. Оно менее тоталитарно за тобой следит и тебя давит. А добиться от него что-нибудь от него очень трудно.
Так вот перед лицом государства все были бесправны, но работали все на государство -- ну, строй был такой, наш советский социализм, всё было государственно -- все мастерские, все больницы и так далее... И вот когда человек находился в своей государственной функции... Он был, например... ну, вот учитель и врач говорить не хочется, потому что они люди всё-таки и есть бесправные, и были-то более или менее бесправные... А вот какая-то паспортистка, а какая-то хоть продавщица в магазине; а вот какой-то в магазине том ещё мясник; а вот какой-то, допустим, автослесарь в автосервисе и так далее... А уж какой-то где-то там в управлении районном милиции... А уж какой-то там райисполком... Эти люди из всех остальных пили кровь.
И вот ты садился к таксисту... Он всего-то таксист. А он из тебя пил кровь. Когда он приходил к врачу, то пили из него; когда он приходил к мяснику, то если он не отслюнивал мяснику, то пили из него. Если он попадал в нормальную больницу, то пили из него, если он не платил денег... И вот так все эту отравленную кровь пили по кругу. Каждый был ничтожество, но в своей-то собственной роли (я паспортистка), уж тут они отыгрывались.
Вот теперь, значит, чиновники, они отделены от остальных граждан потому что всё-таки не всё у нас государственное. Это к тому, что в основном во всех странах бывшие депутаты получают зарплату, то есть пенсию, простите, в размере 70% от зарплаты -- не той, которую они получали когда-то, а сегодняшней, то есть индексируется. Вот если когда-то там депутат парламента получал в месяц, предположим, три тысячи долларов, а теперь депутаты получают десять. Так он получает 70% от сегодняшний десяти тысяч -- понимаете, да? И вот так они совершенно неплохо живут и везде о себе заботятся...
Но есть какие-то пределы! Потому что на те пенсии, которые выплачиваеются людям в цивилизованных страх, всё-таки можно прожить. Потому что как ни верти, но порядка тысячи долларов или тысячи евро вполне малоимущие пенсионеры получают, вдобавок многочисленным бесплатным социальным льготам, и прожить на эти деньги скромно, но всё-таки могут! И не умереть под забором, и иметь лекарство, и так далее. Так вот мне представляется, что. Ну...
Происходящее, на самом деле -- чёрт знает что такое. Что по идее чиновник свой кусок должен получать последним, когда получили все остальные. И что (я повторяю) возникает такое ощущение, что действительно требуется определённые социальные реформы. Конечно, чиновников должно быть меньше, а пенсию люди должны получать больше.
Для того, чтобы это сделать, должна, очевидно, существовать нормальная политическая партия, которая будет иметь конкретную программу: первое -- чего мы, партия, хотим; второе -- как мы, партия, полагаем возможным и правильным этого добиться реально.
У нас следующий вопрос. Здравствуйте.

---

Здравствуйте... Алё!

Михаил Веллер: Да! Да-да, я здороваюсь с Вами, говорите, пожалуйтса.

Михаил Веллер: Да-да, здравствуйте, говорите.

Уважаемый Михаил Иосифович, Вас беспокоит из Саранска Николай Васильевич.

Михаил Веллер: Очень приятно, Николай Васильевич, здравствуйте.

Звонят Вам из Ступино, семья пострадавших репрессированных. Моего деда расстреляли в 45 лет, а отец, как враг народа, в 20 лет был угнан, гоняли его, не дали учиться... Его брат был тоже... ещё маленьким ребёнком ушёл в партизаны, а потом все награды отобрали, когда узнали, что он сын врага народа.
Вот немцы своим пленным потом возместили, деньги там пообещали. А наше правительство когда-нибудь возместит таким людям, пострадавшим?

Михаил Веллер: Всё понятно. Спасибо.
Разумеется, я не в состоянии ответить за наше правительство, когда оно это возместит. В моём простом представлении Россия впервые за тысячу лет своей истории оказалась в ситуации, когда денег у неё больше, чем надо. Вот всегда не хватало денег, и вдруг стали говорить, что деньги лишние -- вот, понимаете, вот это нефть, вот это вот газ, вот это вот мы продаём, вот это деньги лишние, поэтому их нужно убрать, чтоб они лежали там...
Я присоединяюсь к точке зрения тех экономистов, которые полагают, что всё это в лучшем случае -- глупая ошибка, а в худшем случае -- чудовищное и циничное преступление, угоняние денег взад-туда, примерно так.
То есть, конечно, люди должны быть обеспечены если не по справедливости, то хотя бы (раз деньги-то есть) -- до уровня минимальных человеческих потребностей. И те деньги, которые будут им раздаваться, не будут же уходить неизвестно куда, а будут тратиться на вещи элементарные, я повторял это много раз, будут стимулировать отечественного производителя, если будут приняты сколько-то нормальные законы, которые защищают собственную экономику.
Потому что на самом деле отношения наши и к захоронениям павшим на Великой отечественной войне (а захоронены до сих пор не все и все, видимо, уже никогда не будут), и отношение к репрессированным, жизнь которых была поломана, и вот понимаете, какая-то часть осталась в живых. И отношение к тому, кто, собственно, и вроде бы и не страдал, а вот нормальным честным образом дотрудился до пенсии, вот теперь эту пенсию получает -- не может понять, как ему одновременно платить за квартиру и за лекарства и за продукты, а ещё иногда что-то из одежды. Всё это совершенно, скажет так, я думаю, неправильное отношение. И когда говорят о том, что вот у нас должно быть гражданское общество. Гражданское общество -- это когда собираются, понимаете ли, все граждане какого-то города, района, квартала и говорят: "вот мы думаем, что должно быть вот так и вот так. И мы, гражданское общество, желаем, чтобы депутат, за которого мы голосовали, вот нас принял здесь и сейчас, потому что он вообще-то для того и существует, чтобы голосовать и отстаивать наши интересы. И чтобы упомянутый депутат сделал в Думе запросы вот по такому-то и по такому-то моменту, потому что для того мы его содержим на наши налоги, и для того мы его выбирали.
И на эти запросы руководство Думы должно отреагировать, желательно в короткие сроки, потому что по трита лет никто из нас не живёт.
Ну, и когда, предположим, управление внутренних дел, или районное отделение внутренних дел, или командир соответствующего подразделения ОМОНа говорит, что вот это вот сборище противозаконное, оно мешает движению городского транспорта и всех просит разойтись и действовать по закону, то по идее любые ограничения мирной гражданской активности населения должны быть признаны противозаконными, вредными для народа и государства, и не имеющими право существовать вообще -- вот, как-то, я думаю, примерно вот так.
И в заключение, поскольку письма продолжают идти, ответим на письмо, подписано письмо так -- Свердловская область, г. Первоуральск, В.К. В конце же стоит подпись, я искал честно, "с уважением, Василь". Ну, имени или тем более отчества Василя мы не знаем. Письмо сравнительно толстое, прочитать его всё мы не успеем, начинается оно, безусловно, тем что "здравствуйте", вот странички такие из тетрадок, и здесь, значит, вот, если говорить о вопросе... Насчёт Виктора Суворова. "Так что с ним теперь? Тень Сталина его не достала?" -- Ну, я думаю, не достала, да. Вот. То есть это ведётся к тому, что "не надо историю тревожить, не к добру". -- Тревожить историю не надо, историю надо знать. Дело в том, что когда говорят "переписывают историю"... историю не переписывают, историю постигают, уважаемый вэ-ка. Если вместо истории было враньё, то враньё всегда желательно отменять, а правду, понимаете ли, знать.
"В сорок первом году тоже что-то потревожили, может -- совпадение, может -- нет." -- очевидно, имеется ввиду, что в сорок первом году была вскрыта гробница Тамерлана; это вскрытие истории известное; на счёт того, что предупреждали в ужасе старые люди в Самарканде, что делать этого нельзя, не то вылетит дух войны. Вскрыли её вечером 21 июня, была такая удивительная история -- как хотите, так и понимайте.
И вот здесь идёт упор на то, что многого мы не знаем, лучше уж святая ложь -- это опять же напоминает то, что читают пьяные актёры из Беранже в пьесе Горького "На дне" -- "господа, если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, стало быть честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой". Вы знаете, они не золотые, они какие-то скверные. Александр Зиновьев сам себя называл антисоветчиком, а теперь конечно нет. Критика нужна конструктивная, с пользой для нас, для Родины, для России. Так вот относительно истории и относительно конструктивной критики.
Каждый критик уверен, что от его критикования есть, конечно, большая польза. Те, кого критикуют, в этом отнюдь не уверены.
Что касается передела истории. Давно сказано, что Россия -- это страна с непредсказуемым прошлым. Это прошлое у нас меняется регулярно и сплошь и рядом мы не знаем, как. Если раньше у нас был прокоммунизм, потом это сменилось тем, что у белых было всё хорошо... На самом деле, понимаете ли, если мы возьмём даже историю 90-х (которая только-только кончилась), ты и её-то недостаточно хорошо знаем. Мы и в ней-то сплошь и рядом во многом не ориентируемся. Что касается того, тревожить или не тревожить историю. Ну, это старая шутка -- если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, то будущее выстрелит в тебя из пушки. Сегодня, если верить голосованиям, которые проводятся по телевизору (а это голосование честнее, чем социологические опросы, и выборка гораздо больше - многие десятки тысяч человек (ну, если фильтры, конечно, не ставят)), где-то процентов более восьмидесяти населения полагает, что ельцинская эпоха была большим бедствием для России по сравнению с тем, что было до неё (брежневский период), а минимум две трети полагают, что брежневский период был лучшим временем в истории России, Советского Союза XX века, а теперь, значит, всё гораздо хужее.
На самом деле для того, чтобы понимать, нужно раскапывать; очень много скрытого. И когда речь идёт о Викторе Суворове, скажем, то Виктор Суворов, уважаемый В.К., ту заслугу имеет перед историей, что после него история второй мировой войны в прежнем виде не существует, потому что сколько бы ни ловили его на каких-то блохах в его текстах, на несообразностях, на подтасовках, но основной вопрос он поставил совершенно верно и не опровергается -- если мы хотели готовиться к обороне (были неготовы, но хотели готовиться к обороне) и совершенно не собирались готовиться к нападению на Германию в сорок первом году, то никто не может объяснить, зачем мы разминировали мосты через пограничные реки. Одного этого уже достаточно. Не разминируются уже заминированные мосты при подготовке к обороне. Разминируются они в одном случае -- когда вскоре по ним должны переходить свои собственные войска. Всё.

Это относится очень по многому в истории, потому что мы сегодня не знаем -- в те девяностые годы кто подписывал какие акты, по которой передавалась гигантская собственность. Мы и сегодня не знаем (вот мы с вами... я не знаю), куда слиты миллиарды долларов, как бы пропавшие после дефолта девяносто восьмого года.
Деньги пропасть не могут, они могут пропасть (вот, денежные знаки) в одном единственном случае -- их уничтожили. Вот взяли сожгли или утопили очень глубоко, в Марианской впадине, не достать -- и вот тогда они пропали. А так они где-то есть. Ну так кто и куда их слил? Можно ли поинтересоваться? Нам объясняют, что не нашего собачьего ума это дело. И вот до тех пор, пока мы не будем знать, так почему же всё-таки и сегодня мы собираемся привлекать западные инвестиции в нашу экономику (а экономика делается зависимой от того, кто в неё инвестируется), а свои деньги стабфонда мы (не надо говорить "тратить") не вкладываем в свою экономику, в её развитие, чтобы они работали и приносили прибыль нам --.до тех пор, пока мы не будем знать, кто принимаем эти решения, кто подписывает эти указы, кто ведает какими назначениями, как наверху оказались все те, кто там сидят, мы так и не будем себе представлять, как же устроено всё то, среди которого мы живём.

Поэтому историю знать полезно, история -- это фундамент того дома, в котором мы живём за неимением другого. Наверное, вот так.
На чём и могу попрощаться с вами сегодня. Всего вам доброго, и чтобы жилось всем лучше.